Пожар Латинского проспекта.12 глава

И когда я уже ехал вечерним, полупустым автобусом в город, Семён, не «подсаживаясь на бабки» на знаках препинания, осведомился: «Алексей ты где». Но это, наверное, мама исподтишка надоумила: забеспокоилась.

Впрочем, она всегда волновалась, если с наступлением темноты я ещё не возвращался.

Где? Вены ножом строительным, за неимением у виска пистолета дуэльного, вскрыл уже. Не вынесши душой поэта отлучение от бального турнира — бала!

«Еду домой. Скоро буду».

Удача пусть Гаврилу оставляла,
Он всё душой поэта выносил.
И пусть сегодня отлучён от бала…
               
А чего дальше? Само собой только и напрашивалось — и по смыслу, и по рифме:

Но милости судьбы он не просил.

Гордый! Сегодня только было: «…Прощения за всё просил». Сильно, Гаврила, со словом работаешь — разнообразно, незабито, свежо! Раскрыл бы лучше, почему выносил-то? Да потому, конечно, что «поэт» — никакой!

Удача пусть Гаврилу оставляла,
Он всё душой поэта выносил.
И пусть сегодня отлучён от бала,
Но милости судьбы он не просил.

Секрет Гаврилы Безызвестного простой:
«Поэт» он, скажем честно, — никакой!

Так — пойдёт!..

* * *

«Алексей»! Семён почему-то редко называл меня папой — всё больше по имени обращался (хорошо ещё, что без отчества!). И я, вопреки советам некоторых, не настаивал — какая ерунда!

В этом году там, на Ушакова, главный мой «помощник» — трёхлетний сын хозяев Никита, бродя вокруг да около моего рабочего плацдарма, утянул мой телефон. Тот, как всегда, лежал среди камней выборочных (особо причудливой формы — в моём деле дефицитных) на низкорослом моём «козлике». Наследника вообще тянуло в мою сторону, как магнитом. Не лез он ни к «венецианщикам» доморощенным — Олежке с Костиком, ни уж, тем более, к Вите-с-Лёшей: моя каменоломня его влекла.

Говорят, ребёнка трудно обмануть.

Обычно, осторожно приблизившись ко мне, согбенному над «палубой», со спины, он надевал отложенные мной на какую-то минуту перчатки. Как положено ребёнку: левую перчатку — на правую руку, правую — на левую. Облачившись в спецодежду, Никита, опять же — с соблюдением мер безопасности, похлопывал меня ребром ладошки по хребту:

— Не ругайся, Алексей! — он отступал на шажок и, убедившись, что всё пока тихо, подступал опять и менял руку. — Алексей, не ругайся!

Вот как здесь своим ором я людей зашугал! Только дитя несуразное приблизиться и решалось.

Удостоверившись, что ругаться пока я не собираюсь, наследник смелел и, нехотя отдав по моей просьбе перчатки, поднимал с «палубы» какой-нибудь каменный осколок и бросал в ведро с водой. Сам себя за проделанную работу и благодаря:

— Спасибо!
               
— Нет, Никита, не спасибо! — оборачивался тут уже я. — Не спасибо!

Мальчонка умыкал.

Вот, зачем гнал пацана? Парень за «спасибо» помогать тебе был готов!

И вот в один весенний день, в отместку, видимо, за чёрную мою неблагодарность к помощи его посильной, Никита и прихватил мой телефон.

А может, у него совка для загрузки порожнего, красно-жёлтого своего самосвала под рукой не оказалось.

По возвращении домой пришлось, конечно, мне сознаться в пропаже телефона. Сказав, впрочем, что в автобусе, скорее всего, обронил (зачем было острые ушаковские углы ещё заострять — и без того красивы!).

— Всё равно тебе уже новый покупать надо было, — с житейской философией заключила Татьяна.

Следующим утром, накапывая песок для сухой своей смеси, я нашёл свой телефон. Натурально: лопатой в него уткнулся.

Хозяйка, узнавшая о пропаже накануне от Гриши, была рада больше, чем я.

— Да это, Наталья Алексеевна, Никита в песке с ним просто играл да и закопал случайно! Было бы с чего переживать! Да и телефон-то — мыльница!

— Да какая разница — всё равно!

А в телефоне было одно непринятое sms. От Семёна. Адресованное неведомому мобильному воришке (сын почему-то сразу склонился к этой версии): «Отдай телефон».

Мой сын — отважный мальчуган! Даром говорит его мать: «Такой трус!»

Да прямо!

Однажды, по второй весне на той же Ушакова, вернувшись в глубоком раздумье домой, я только там и понял: сейчас надо послать Грише sms. Последнее!

Были к тому события прошедшего дня…

Но тесна мне была для такого булавного размаха комната, да и своих близких к полю брани я не подпускал.

— Так, Тань, я сейчас вернусь!

— Ты куда? — тревожно обернулась Татьяна.

— Не волнуйся — через пять минут буду.

Она знала, что в такие моменты пытаться остановить меня бесполезно.

Семён, чутко уловив тревогу — ребёнка трудно обмануть! — срочно пожелал идти со
мной.

Вдвоём мы вышли во двор. Я набрал текст и отправил sms, краешком глаза увидав, как Семён, засунув руки в карманы и пепеля суровым взором остановившуюся у подъезда машину, грозно ступил ей шаг навстречу.

— Он почему-то решил, что ты драться пошёл, — полушёпотом поведала мне Татьяна по нашему приходу.

В тот вечер мы разбили неприятеля в пух и перья (Гришу только было жаль): правда была на нашей стороне.

Хоть задним умом: надо было отступать, пользуясь случаем, спешно уносить ноги — бежать с поля боя!

Бескровней бы вышло…

* * *
В понедельник на доме объявился разбитной малый — Илья, из местных. Он у Вадима стыки крыши и чердачный выход сайдингом закрывал. Немного совсем ему работы оставалось, вот он и пришёл — доделать да деньги, под Новый год, уже забрать. Не оставлять в году новом долгов Вадиму. Во время спусков на перекуры и отогрева у батареи он живо делился со мной впечатлениями от вчерашней поездки на городскую дискотеку:

— Тёлок — море! Сами тебя снимают!.. Столько девок!

Действительно. Но вот какая случается, как всегда некстати, беда: в этом огромном, безбрежном море ты, зациклившись, вдруг потянешься за одной, хрупкой, всё ускользающей соломинкой, которую относит, и теряешь ты порой её из вида, но всё стремишься зачем-то ухватить.

Зачем? Она ведь всё равно тебя не вытянет…

По-быстрому залатав бреши, Илья заполучил у подъехавшего Вадима причитающиеся деньги и две литровых баклажки водки, которую Вадим ухитрялся где-то за бесценок доставать и по дешёвке ею расплачиваться.

Хлебнул, с угощения Ильи, из той баклажки и я…

— Слушай! — под такое дело, шустро решил выпытать Илюша. — А почему за камины такие деньги берут? Три кирпича же, по сути, положить!

«Три кирпича»!

— За знания: как именно их положить.

За знания приложились ещё… А потом за каминный топки зуб — самый секрет… После за сечение дымохода в кирпич — без этого никуда!.. Высоту трубы над коньком в полметра — обязательно!.. И постепенное — «мавзолеем» — схождение кирпича
к дымоходу: «зонт»… Вроде всё!
               
С одной баклажкой — так уж точно!

* * *

— Где пил, туда и иди!

— Тань, ты чего: трезвый я!

* * *

Во вторник было двадцать девятое февраля. А это что? А это то, что можно сегодня было идти и законно получать загранпаспорт. Без которого в окружённом европейцами регионе — никуда. Значимый момент! Вопреки убеждению убогой и пошлой окружающей повседневности, что ты — никто, и фамилия твоя — «никак», компетентные, самые что ни на есть государственные органы документально удостоверяют в обратном: гражданин, перед которым распахнут весь мир!

Человек! На пять лет срока годности.

Когда уже выходил я гордо и надменно с бурокожей из здания, лавируя между теми, кто ещё только толкался сдавать необходимые документы, на ступенях, из змеёй вьющейся очереди, меня окликнули. Инна — моя сокурсница — гляди-ка! — узнала меня. Ещё удивительней было то, что она явно рада была меня видеть.

Разве я это заслужил?

— …Подожди, а как её имя отчество?.. Ой, Мария Семёновна!.. Ну да — завуч по воспитательной части.

Это я про тёщу тоже учительствующую, «прицепом» к жене, проболтался: Инна, оказывается, работала в той же школе.

Тесен мир! Чего они хорошего могли друг другу про меня рассказать?

Вообще — сплошные учителя что-то в моей жизни нынче выпадали…

Деловую часть дня смело можно было сворачивать (вторник же — танцы!), но я имел неосторожность по телефону поделиться радостью со Славой.

— …Слушай, бли-ин, а мне тоже надо бы съездить: я тут хотел Вадиму каминный набор предложить — ему же понадобится?..

Кузнец наш — помнишь, Толик? — сделал на заказ, а те чего-то брать расхотели. Так, может, съездим, по-быстрому?.. Ну да — и обратно я тебя привезу!

Было ещё только начало одиннадцатого солнечного, дышащего жизнью дня! Само собой, я согласился на праздный вояж с дорогим другом без всяких раздумий…

* * *

Горчичный «Фольксваген-транспортёр», миролюбиво пропуская обгонявшие нас
автомобили, урча и грохоча, упорно катился к цели.

Вот уж неутомимый трудяга!

— Влюбился я! — чуть склонив голову набок и мечтательно глядя на дорогу, поделился со мной Слава. — По-настоящему!.. Не-не, на этот раз точно — чё ты ржёшь?

— А я что — я ничего! Я даже не спрашиваю, как её зовут: всё равно ведь — до следующей твоей пассии… ой, прости, любви настоящей! — не запомню.

Слава беззвучно смеялся и мотал головой.

— Нет, сейчас — по-настоящему.

— Так я и говорю: кто ж против? По-настоящему всё, и по честному: по-взрослому — вот! Ты, главное, на сей счёт не парься! Рыцари же средневековые — вон, «Крестоносцы» же читал! — давали обет служить одной «госпоже» — до смерти! — а женились на другой — при жизни, понятно… Да сплошь и рядом! И всё по-честному! Кстати, дама сердца могла быть и замужней. Тебе, главное, аббата под рукой всегда иметь, чтоб без заморочек, с ходу тебя от обета предыдущей любви — ненастоящей — мог разрешить! Отшельник — благочестивый — тоже подойдёт… О-о, кстати — «чёрного строителя» вполне можно припахать — хоть какая-то от него выгода! А чего ты — в самый раз! Он же сам рассказывал, что на восстановлении церкви там у себя — в колхозе своём — работал!.. Пока не свистнул чего-то, за что и выгнали — отлучили… А мы с тобой почти что рыцари — только что самозванные! Зато с «Мальборга» — скажи, что нет? А сколько я, опять же, на Ушакова с ветряными мельницами воевал? Чем не рыцарь? Печального образа… жизни!

— Да уж, — покачал головой Слава. — Я вот всё думаю: если бы ты не пил — был бы ты такой вот жизнерадостный?

— Не понял — хто-й тут пьет-то? Я уж с танцполом про выпить и позабыл уже! Другие у Лёхи теперь радости!

— А-а, ну да! У тебя-то как с партнёршей твоей, расскажи! Ещё её не…

— Нормально, нормально с партнёршей! — оборвал я на полуслове Славу и, на перебой беспрестанно заботившей его темы, поведал в красках о турнирных страстях.

— Ну, видишь, — чуть сдвинул о руль козырёк бейсболки, что носил круглый год, Слава, — значит, хотела она с тобой не только на турнир пойти, но и на вечеринку остаться…

Спасибо, дружище, — как на сердце бальзам! Как на рану польских рыцарей сало медвежье!

Докатили мы до офиса Вадима глубоко за полдень, и Слава, не сумев «впарить» чертовски нужные кочерги и защипы, поддержал предприятие бывшего заказчика покупкой продвинутого мобильника. Двенадцать тысяч выложил — мужчина! Но всё же со скидкой, наверное, — чего в такую даль даром переться?!

На обратном пути выяснилось, что это был подарок двенадцатилетней дочери его любви.
               
Я и говорил — рыцарь!

— Ну, чё там Вадик по камину высказывает?

— Да нет, так-то всё нормально, но, говорит: «Еле