Множитель-1

Дождь лил, как из ведра. Вытряхивая из размокшей обуви очередную порцию живительной влаги, они проклинали всё на свете. И понесли же их черти именно сегодня за теми грибами…
Ну, а с другой стороны - выбирать особенно не приходится. Какая-никакая, а жратва. В их-то положении…
Всё бы ничего, но, кажется, они заблудились. Когда их драндулет так невовремя заглох, они, отдав матерную дань закону подлости, пошли напрямую через лес и с выбранного направления, кажется, не сбивались. Но это так кажется. Вот эту разлапистую ель, как бы уже не в третий раз миновали...
- Походу, леший кружит... - зло сплюнул Рваный.
- Ты бы языком-то не особенно, - поёжился Худой и воровато огляделся по сторонам. - Вот выберемся...
- Суеверный, что ли? - криво ухмыльнулся Рваный и встряхнулся, как пёс, пытаясь освободиться от вездесущей жидкости, льющей с небес. - Бог не выдаст...
Он не договорил, надвинул капюшон на глаза, поправил рюкзак на спине и угрюмо двинулся вперёд.
- Ты хоть знаешь, куда идти? - жалобно проблеял Худой. Не дождавшись ответа, а, может, и не расслышав его из-за шума дождя, он поплёлся следом. Не хватало сейчас только друг друга потерять.
Избушка возникла перед ними внезапно. Вернее, они просто уткнулись в её поросшую мхом стену. Опустив глаза в землю и едва шевеля ногами, они уже не смотрели по сторонам.
Избушка, это, конечно, громко сказано. Покосившаяся и одним боком вросшая в землю завалюха. Крыша, если её можно было так назвать, во многих местах прохудилась. Лучше сказать, она сохранилась в некоторых местах.
Короче, зрелище плачевное. Нога человека забыла, когда последний раз ступала сюда.
Устало опустившись на землю и прислонившись спиной к замшелой стене, Рваный фыркнул:
- А вот и хата его…
- Кого? – жалобно спросил Худой. Его била крупная дрожь.
- Да лешего! Кого же ещё?
- Типун тебе…
Рваный осклабился:
- Заселяться будем? Или дальше пойдём?
Худой в сомнении покосился на дверь, облепленную лишайником.
- А не нарвёмся?..
- Есть другие варианты? – мрачно поинтересовался Рваный и со вздохом поднялся. – Всё не под открытым небом…
Несмотря на свой жалкий вид, дверь оказалась довольно крепкой и на уговоры поддаваться не собиралась. Дождь согнал к её основанию кучу всякого хлама и соорудил основательную преграду. Пришлось немало попыхтеть, прежде чем раздался долгожданный скрип ржавых петель.
- Блин, как в бункере… - оценил Рваный толщину досок, из которых была сколочена дверь.
Они протиснулись внутрь и насторожённо огляделись. Укрытие, конечно, то ещё. Сквозь дырявый потолок вместе с дневным светом многочисленными потоками проливалась  дождевая вода. И только благодаря тому, что изба стояла под наклоном, влага на полу не задерживалась и с тихим журчанием исчезала где-то под дальней стеной. Относительно сухим оставался лишь небольшой участок возле громоздкого сооружения, в котором при большой доле фантазии можно было угадать старинного вида буфет. Вернее – его нижнюю часть, разделённую простенком пополам. Одна из створок с остатками резного орнамента болталась на нижней петле, жалобно поскрипывая от свободно гулявшего по избе ветра. Вторая створка отсутствовала. Да и само сооружение стояло не параллельно стене, как приличествует обычной мебели, а как-то наискось, касаясь её лишь одним углом. Как будто буфет собирались переставить на другое место и неожиданно передумали.
- Вот здесь и заночуем... - Рваный завалился на кучу какого-то тряпья, сваленного у стены рядом с буфетом, подняв при этом тучу пыли.
- Ты хоть бы... - закашлялся Худой и помахал перед носом ладонью, разгоняя едкую затхлую взвесь.
- Падай! - небрежно похлопал Рваный по тряпью рядом с собой и криво усмехнулся: - Какие мы, однако...
Худой осторожно приземлился на предложенное место и брезгливо огляделся:
- М-да уж...
- Что тебе не нравится? - буркнул Рваный сонным голосом. - Спасибо сказал бы... Какая-никакая, а крыша...
- Угу... - неопределённо буркнул Худой. – Спасибо...
Рваный быстро засопел, отвернувшись к стене.
Его напарнику, однако, было не до сна. Он никак не мог согреться. Мокрая одежда и чавкающие при каждом движении сапоги к уюту не располагали. Превозмогая бившую его дрожь, он кое-как стащил правый сапог и с досадой отшвырнул его в сторону. Тот, гулко бухнув, приземлился внутри одной из половинок буфета, упал набок и исторгнул из себя большую лужу дождевой воды.
Со вторым сапогом пришлось немного повозиться. Он недовольно чавкал, скрипел и никак не хотел слезать с ноги. Пришлось использовать сохранившуюся дверцу буфета в качестве рычага.
И тут краем глаза Худой заметил какое-то движение. Оставив попытки содрать с ноги неподатливый сапог, он с удивлением уставился на вторую половину буфета. Он был готов поклясться, что буквально пару секунд назад там было пусто. А теперь на запылённой поверхности лежал ещё один мокрый сапог. Точная копия того, что лежал, истекая влагой, в другой половине буфета. Даже очертания увеличивающейся лужи вокруг второго сапога в точности копировали мокрый рисунок вокруг первого сапога. И оба сапога при этом были на правую ногу!
- Не понял... - буркнул Худой. Взяв новоявленный сапог в руки, он повернулся к свету, просачивающемуся сквозь дырявую крышу, и осмотрел его. Ничего необычного. Сапог как сапог. С его ноги. Такой же мокрый и вонючий. А тогда тот, что там, в буфете лежит, он чей?
Худой повернулся к буфету и вздрогнул: сапога опять было два! По одному в каждой половине захудалого буфета! И оба на правую ногу!
От неожиданности он выронил первую копию и она больно ударила его по босой ноге. Худой тихо охнул и пробормотал:
- Чё за хрень?..
Он опять протянул руку и взял вторую копию сапога. На его месте тут же материализовалась ещё одна копия. И тоже на правую ногу!
Уже не осознавая своих действий, он, выпучив глаза, стал выхватывать вновь образующиеся копии одну за другой и бросать себе под ноги, пока там не образовалась гора из мокрой обуви и дотягиваться до места её возникновения стало просто неудобно. Он остановился и вытер пот со лба. Холодный озноб, нещадно бивший его пять минут назад, куда-то испарился. Худому теперь было жарко! И страшно.
"Господи! Что же это?!" - думал он, чувствуя как мурашки, топая ногами, бегают по спине. Его охватил мистический ужас. И вместе с этим какой-то дурной восторг!
Мокрая одежда его уже не тяготила. В нём проснулся невесть откуда взявшийся дух первооткрывателя. И экспериментатора.
"А что будет, если..."
Он протянул руку теперь уже не ко вновь образовавшейся копии сапога, послушно, как и его собратья, материализовавшейся в левой части буфета, а к его оригиналу, который он несколько минут назад стянул с ноги. Как только сапог, извлечённый из правой половины буфета оказался в руке, его копия в левой половине бесследно исчезла!
Худой аж взвыл от переполнявших его чувств! Он почувствовал, что наткнулся на какое-то странное явление, и ещё, что ему невероятно повезло. Но что ему оно сулило, он ещё полностью не осознавал.
От его вопля Рваный, дремавший у стены, недовольно заворчал и перевернулся на другой бок. Лицом к разворачивавшемуся действу.
Худой замер, прижав мокрый сапог к груди. Рваный пожевал губами, но глаза так и не открыл.
Осторожно, стараясь не производить лишних звуков, Худой опять положил свой сапог на старое место - в правое отделение буфета. Как и следовало ожидать, в левой половине тут же возникла его копия!
Он выхватил сапог из правой половины, прижал его к груди, как родного, вскочил и с безумно горящими глазами забегал по избушке из стороны в сторону, насколько позволяла её квадратура. Мокрые доски пола жалобно скрипели под ним. Несколько раз, поскользнувшись, он едва не загремел во весь рост. В своём возбуждении он даже не обратил внимания, что дождь прекратился, и сумерки осторожно заползали под ветхую крышу избы.
Наконец, уняв нервную дрожь, Худой угомонился и присел возле антикварного буфета, поедая его жадным взглядом. В голове крутилась какая-то глупость. Вроде присказки: "Так вот ты какой, цветочек аленький..."
"Интересно, - пробилась вдруг свежая мысль, - а он только сапоги умеет копировать? Или что-нибудь ещё?"
Он огляделся. Обстановка избы разнообразием не баловала. На грубо сколоченной полке, кое-как пристроенной к полуразвалившейся печи, занимавшей добрую половину полезной площади хибары, в сумраке сгущающихся сумерек сиротливо жалась пара глиняных горшков. Больше взгляд и не на чем было остановить.
"Сойдёт", - решил Худой и, схватив один из горшков, недолго думая, сунул его в правую половину, кося при этом глазом на левую.
Как только он оторвал руку от горшка, в левой половине послушно возникла его копия.
- Йес! - просиял Худой, вскидывая крепко сжатый кулак и прижимая его к себе.
В груди радостно пульсировало нечто огромное, сотрясая тщедушное тело. "Вот! Вот оно!"
Что "оно", он и сам не знал. Просто чувствовал, что в его серую обыденную и никчёмную жизнь вошло нечто такое, от которого она должна была непременно измениться. И обязательно в лучшую сторону!
Сзади послышалась возня и в спину Худому ткнулось что-то твёрдое.
- На! Вот это попробуй! А то хренью маешься!
Он сильно вздрогнул и резко обернулся. Оказывается, Рваный не спал и внимательно наблюдал за действиями ополоумевшего от восторга товарища.
- Чё смотришь? - Он протягивал ему пустую бутылку из-под водки. - Тут на дне чуть-чуть осталось. Берёг на крайний случай. Может, полную родит?
В душе Худого мутной волной взметнулась досада. Едва поборов её усилием воли, он с трудом повиновался.
- Что? - нехорошо осклабился Рваный. - Кинуть меня хотел? Думал, не узнаю?
- Да нет... - Худой отвёл вороватый взгляд. - Что ты...
- Ну-ну...
Выкинув из правой половины ненужный теперь горшок, дрожащей рукой Худой поставил на его место недопитую бутылку. В левой же копия глиняного горшка исчезла и на её месте нарисовалась бутылка с прозрачной жидкостью на дне. Точная копия той, что стояла в правой половине.
- Прикольно! - гоготнул Рваный. - А ну дай спробнуть!
Он осторожно понюхал содержимое новоявленного сосуда, недоверчиво хмыкнул и пригубил. Некоторое время он гримассничал, прислушиваясь к ощущениям, потом вынес вердикт:
- Она, родёмая!
Худой исподлобья наблюдал за его кривляниями.
- Чё уставился? - довольно рыкнул Рваный. - Давай, ляпи!
- В смысле?
- Ты чё, как не родной? - Рваный указал на левую секцию антиквариата. - Вишь, уже вторую родила? Сливай из каждой копии всё в одну бутыль! Нешто объяснять надо? Вот, смотри!
Он отодвинул оцепеневшего напарника в сторону и сам стал колдовать над чудесным процессом, с каждой порцией вдохновляясь всё больше.
- Димон! - Рваный редко называл товарища по имени. Только в моменты исключительного расположения духа. - Ты даже не представляешь, что за хрень мы надыбали!
- Ну, почему, - вяло отозвался "Димон", которого покоробило это наглое "мы". Право первооткрывателя он уверенно оставлял за собой. - Вполне себе представляю...
- Нет, ты не представляешь! - Рваный продолжал разливаться соловьём, осторожно наполняя бутылку из равномерно возникающих копий. - Это же клад! Едрён батон! Охренительный клад! - Он со звоном отодвинул ногой батарею опустошённой тары, скопившуюся рядом с ним, и