ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«SKOLARIS…»
«СИСТЕМА» ИЛИ НАЧАЛО СЛАВНЫХ ДЕЛ…
«Обратите внимание, мальчики, вот это здание Военно-Морского
Училища. Учат пять лет. Одевают и кормят».
Дядя Юра из Ленинграда
Сашка хотел стать летчиком, но… пути Господни неисповедимы, и привели эти пути Сашку в город Пушкин, а там, в Ленинградское Высшее военно-морское инженерное училище. И началась для Саши жизнь, одетая в морскую форму– он стал курсантом паросилового факультета на целых пять лет….
А этому предшествовало предъявление своих умственных способностей, которые надо предъявлять целой умственно-способной комиссии.
- Итак, начались экзамены в «систему» (мы так называли училище), - рассказывает Сашка, - Столы в спортзале одиночные и их много.
Подготовка у меня была нормальная, особо не мандражировал, присматривался к абитуре….
Запомнились ему две личности: один чернявый парень, одетый в модный френч по моде 60х годов "а ля Битлз". Второй - в жутких клешах с выстроченной складкой и огромными зелёными пуговицами на клапанах задних карманов. Впоследствии, они, все трое, оказались в одной роте. Модявого парня звали Вин (как героя из «Великолепной семерки»), а второго, во фраерских штанах, звали Лёха Одинец. Один из них, это который Вин, он же Витя Тюленев, впоследствии стал командиромБЧ-5, а второй, которого звали Леха Одинец, стал почетным курсантом 15 роты – не сподобила судьба-судьбинушка примерить ему лейтенантский китель. Но это все в будущем….
Короче, молодая поросль будущих военных инженер-механиков прибыла, как говориться, "с вещами», на ближайшие 5 лет к месту расквартирования - казарму для абитуриентов.
Поселили будущих механиков на 1-м этаже, где-то рядом с проходной.
И стали использовать, по назначению, на всю катушку, т.е. на всякие хозяйственные работы и, естественно, уборку территории.
Позднее, когда экзамены подошли к концу, сформировали роты нового набора по факультетам и тех, кто «шагал в первых рядах», отправили на Паросиловой Факультет. А в «первых рядах шагали» иногородние.
Местные, в это время, ещё жили по домам, и наслаждались мамиными пирожками.
В роте «паросят» (так звались курсантики паросилового факультета) старшиной роты назначен был ветеран всех мыслимых и немыслимых военно-морских служб, обществ и сообществ мичман Серяков.
Это был настоящий «сундук» (так на флоте издревле называли кондукторов и унтеров, которые потом стали мичманами в советском ВМФ),еще старой школы. На таких, как он, говорили, Флот держался.
Ну, что ж, старшина роты был, а вот старшин взводов не было.
Встал вопрос– кого назначать? Не мичманов же?
Вот Сашке во взвод и избрали «всеобщим голосованием», самого крупного и, как казалось, самого крутого «паросенка» Леву Атояна.
А Левка кроме сухумского пляжа, обезьяньего питомника и школьной пионерской линейки ничего подобного командованию взводом и не видел.
Вот Левка и подъехал к Сашке – как-никак, а отпрыск офицера, и, стало быть, армейский порядок знает. Он и спрашивает того: "Шурик, а что надо делать?"
А Сашка, уж больно есть хотел, возьми да и ляпни тому: «Лева, а делать, ничего особенного и не надо. Ты это - води строй на обед, да, командуй - "ать-два!"
И кто бы мог подумать, что это поучение воспримется дословно, как инструкция.
И вот идет строй будущих курсантов в сторону курсантской столовой, а навстречу ему будущий начальник факультета Иосиф Давыдович Земляк, человек во всех отношениях порядочный, благовоспитанный и почитающий военную науку, аки святцы.
Вот он идет и слышит: «Ать-два, левой! Ать-два, правой! Ать-два! Ать-два!»….
Ну, офицерская душа Иосифа Давыдовича и взбрыкнула:
- Строй, стой! Старший – ко мне!
Строй, естественно остановился, а Левка продолжает идти, лицо-то вперед – ведь командир, и продолжает свои «ать-два»….
Так он и дошел до звания капитан 1-го ранга и должности Начальника факультета Высшего военно-морского инженерного училища имени Ф.Э.Дзержинского, а, попутно, Начальника лагеря этого самого училища.
Но об этом потом, чуть позже….
Вот так оно все и начиналось…. Во всяком случае, для Сашки Спиридонова.
УЧЕНЬЕ– СВЕТ…
МАРК
Марк Шлемович Фрадкин. Нахимовцам моего поколения это имя внушало громаднейшее уважение и такой же страх. Мужчина небольшого роста с большой лысиной, на которой лежала длинная, заколотая невидимкой, прядь остатков былой шевелюры. Он не умел медленно или неспешно ходить. Он летел по коридорам училища, словно фрегат в полном ветре. А над его головой, как вымпел, развивалась эта самая прядь волос. В свое время Марк Шлемович носил военно-морскую форму и был переводчиком-синхронистом. Причем, лучшим в этой тяжелой профессии.
В описываемое мной время Марк преподавал нам экономическую географию на английском языке.
Мы, с дрожью в коленях, садились за парты, и с немым благоговением пытались понять – чем отличается экономика США от экономики СССР, если территория США в три раза меньше территории СССР.
Мы занимаем свои мест за партами.
Внезапно открывается дверь и... из дверного проема вылетает огромных размеров старый потрёпанный портфель, и с грохотом падает на учительский стол. Следом за портфелем в класс врывается Марк Шлемович, на ходу произнося своё дежурное:
- Good morning comrades nakhimovites!
На первые парты мы старались не садиться, так как «эмоции» Марка Шлемовича, а человеком он был очень эмоциональным, вылетали из его рта очень далеко, и накрывали тех, кто сидел на этих партах, словно бомбы при «ковровом бомбометании».
Он вызывает к карте очередного нахимовца. Тот поднимается из-за парты и следует к доске, на которой укреплена экономическая карта нашей планеты. Он идет, как каторжанин на этапе. Как каторжанин, у которого ноги закованы в кандалы. Он прекрасно понимает, что сейчас почувствует себя «летчиком камикадзе».
Через некоторое время слышится эмоциональная, но резкая отрывистая речь Марка Шлемовича:
- Нет, ты посмотри, как они над тобой смеются.…Как они над тобой смеются! У тебя в голове абсолютный вакуум! Абсолютный вакуум! You make me crazy! (Ты сводишь меня с ума) Садись, экономист. Два!
Но бывало, что и сам Марк Шлемович заходился в хохоте:
- Нет, ты посмотри, каков молодец! Карл Маркс собственной персоной мог бы у тебя
консультироваться. Я уж не говорю об Адаме Смите. Садись, экономист. Три!
Сегодня я благодарен Марку Шлемовичу за то, что благодаря его эмоциональным урокам стал, да и не только я, знающим и грамотным офицером.
КРАФТ
Что такое кафедра английского языка в Ленинградском Нахимовском военно-морском училище в шестидесятые годы? Это, собственно, английский, это экономическая география на английском языке, и – это военный перевод.
На уроке военного перевода, который ведет майор Федор Кравченко, у доски «летает» Йося Кучинский.
Да, Йося «летает», а Крафт, мы так называли между собой нашего преподавателя, скучает. Наконец, Кравченко не выдерживает:
-Sit down, Yosya! I will put you a big TWO! (Садись, Йося! Я поставлю тебе большую двойку!)
Он закатывает рукав кителя, сгибает руку в виде лебедя, символизирующего Йосину двойку, и слышит в ответ:
- But the craft is the airplane! А «КРАФТ» - это самолет!
Преподаватель смеется:
- Иди на посадку, самолет…
В журнале у Йоси появляется тройка.
ОТЕЦ АНАТОЛИЙ
- Анатолий Тимофеевич (это вместо «Товарищ преподаватель!»)! Одиннадцатый класс для урока готов, – рапортует преподавателю дежурный по классу.
На преподавательском лице, «обрамленном» сверкающими очками, появляется улыбка, и он произносит свое приветствие: «Гип! Гип!»
Класс унисонным хором в двадцать глоток рычит: «Здравия желаем, отец Анатолий!»
Анатолий Тимофеевич – учитель рисования и черчения. Надо заметить, что очень хороший преподаватель. Человек-преподаватель, влюбленный не только в свою профессию учителя, но любящий и сердцем, и душой строгую линию чертежа и цвет рисунка.
Мы были в него просто влюблены, воспринимая его, как своего близкого товарища.
А еще он обладает феноменальной памятью:
- Что-то мне этот чертеж знаком, - говорит Анатолий Тимофеевич Сережке Полянскому, разглядывая его работу.
Сереге было лень чертить. У него в этот период был роман с балериной. И он удалил со старого чертежа фамилию бывшего исполнителя и роспись учителя.
- Да-а-а, -продолжает он, - и, что мы будем делать? А делать мы будем, уважаемый, следующее. В течение месяца Вы, товарищ Полянский, свои чертежи будете мне под дверь кабинета подсовывать. А сегодня Вы получаете «морковку» (единицу, значит).
Он открывает ящик стола, достает оттуда муляж морковки и предъявляет его Полянскому.
И Серега подсовывал. Ровно месяц.
ШКАФ
Получены экзаменационные билеты по математике. Они хранятся в кабинете «Математики», в папке, которая начальником кафедры«Математики» подполковником Блошкиным положена в шкаф. Шкаф закрыли на замок, а возле кабинета поставили вахтенного матроса из кадровой роты для охраны экзаменационных билетов.
Для чего нужны были такие действия? Только по одной причине – как бы ни раскладывали на столе преподаватели эти билеты, нахимовцы все равно определяли систему их раскладки, даже если этой системы и не было. А еще они умудрялись «светить»,т.е. метить, билеты. После таких действий у каждого нахимовца был «свой билет» для ответа.
Итак, билеты в папке. Папка в шкафу. Шкаф в кабинете. У двери кабинета вахтенный матрос.
Вечер. Подлинному коридору три нахимовца волокут огромных размеров шкаф. Они подтаскивают этого деревянного монстра к кабинету «Математики».
Вахтенный насторожился и встал в проеме кабинетной двери в позу – «последняя граната и два танка врага».
- Открывай дверь, служивый. Подполковник Блошкин приказал в кабинет шкаф поставить.
Матрос несказанно удивился, но дверь открыл. Видимо, ему никогда не приходилось испытывать то необычайное и неописуемое чувство, охватывающее экзаменуемого перед дверью, ведущей в класс, где его ждут разложенные на столе билеты и сонм преподавателей, жаждущих покопаться в ученических мозгах.
Нахимовцы затащили в кабинет шкаф и медленно удалились, попрощавшись с вахтенным матросом. При этом на губах у них «блуждала» хитрая ухмылка.
Через час вахтенный сдал свой пост другому матросу. А еще через пятнадцать минут перед ним появились три нахимовца.
- Открывай
