Простите, что мы не знали. Глава 10. Мама

[img align=middle]https://www.proza.ru/pics/2018/12/07/965.jpg?7251[/img]

1992 год

Ах, какой сегодня праздник! Праздник праздников. После пятидесяти одного года разлуки я увижу свою маму. Сегодня она прилетает с Украины. И не просто прилетает, а прилетает НАСОВСЕМ. На ПМЖ [постоянное место жительства].

Встречать её в аэропорту Бен Гурион мы поехали всей семьёй на нашем «Chevrolet Caprice». Перед поездкой все перессорились. Поехать хотели все. Но все явно в машине не помещались. А ведь в аэропорту должна была ещё прибавиться моя мама.

Громче всех кричала малышка Бэйла, и доводы у неё были просто убийственные:

- Бабушку зовут Бэйла, и я тоже Бэйла! Значит я первая должна её встречать. А ещё я самая маленькая. А маленьким надо уступать. И вообще, я ни за что не останусь дома!

Аргументы Лиорчика, пожалуй были посильнее. Он закатил такую истерику и так визжал и кричал, что мы думали - соседи вызовут полицию, дескать, избивают ребёнка.

Дорон сдержанно и тихо заявил, что без него вообще никто за бабушкой не поедет. Он просто ляжет под колёса.

Я не мог не поехать, ведь это же моя мама. В то же время я не мог оставить дома свою любовь, свою верную подругу и жену Хану. И все это прекрасно понимали.

Тогда Дорон сказал, что он готов пожертвовать собой и взять малышку Адель на руки на обратном пути. Хотя не такая она уж и малышка, вон уж почти по плечо ему.

- Ну, что ж, - сказал я, - если меня на обратном пути оштрафуют - все будут наказаны на сумму штрафа. Малым целый месяц не будем покупать сладости, а Дорон лишится карманных денег и ему будет не на что водить свою подругу Ярдену гулять.

Наконец мы в аэропорту. И тут я перепугался. Столько лет я не видел маму, узнаю ли я её? Я помнил её совсем молодой и то не отчетливо. Какая она сейчас? Наверное уже старая, ссохшаяся и сгорбившаяся бабушка.  Аяла прислала мне её фотографию семидесятых годов, где она в зимней одежде, с какой-то маленькой собачкой на руках, укутанная в платок, так что волос не видно.

Я побежал и купил огромный букет цветов. Мы все приблизились к разделительному канату и смотрели на ворота из которых пока ещё тонким ручейком выходили пассажиры. Девчонки было подлезли под канат, но их оттуда выдворили. Я увидел среди встречающих людей с табличками, на которых на иврите, или на английском, на французском и на русском было написано кого они встречают. Эх! А я дурак не сообразил изготовить такую табличку.

Теперь прибывших стало в разы больше и они разделились как река на два русла. Я заметался от одной ветви к другой. Но мамы не было. И вдруг я услышал испуганный голос Ханы:

- Адель, Бэйла, куда вы? Вернитесь сейчас же!

Я увидел как русло одной из человеческих рек ещё раз раздвоилось, и поток людей омывает остановившуюся высокую стройную женщину, на которой повисла младшенькая Бэйла, а Адель обхватила их обеих. Я узнал её мгновенно - мама. Выглядела она гораздо моложе, чем я себе представлял. Моложе своих восьмидесяти восьми лет, хотя и была абсолютно седая, даже не седая, а белая. Оттолкнув человека, явно секьюрити, я бросился к маме. Тот махнул рукой и не стал меня удерживать.

Бэйла отпустила шею бабушки, они с сестрой взялись за руки и во все глаза смотрели как папа обнимает свою маму и оба плачут. Потом я подхватил два чемодана и мы вышли в зал к Хане и Дорону. Я совсем забыл о букете, который дал подержать Хане, когда метался от одной стороны к другой. Дорон как-то скованно обнял бабушку и сказал:

- Шалом савта [Здравствуй, бабушка. (ивр.)], я твой правнук Дорон.

Хана протянула букет свекрови, сказала: «Шалом» и неожиданно отвернулась, разрыдавшись, будто маленькая девочка.  Мама растерянно посмотрела на меня, и я тихо сказал ей:

- У неё нет родителей. Все погибли в войну.

Мама шагнула к Хане и нежно обняла. Голова Ханы уткнулась ей в шею, а мама гладила её по рыжим волосам, спускалась на спину, легонько поглаживая, и вновь поднимаясь к волосам. Она тихонько приговаривала на идиш:

- Тихо, детка, тихо. Не плачь, дорогая. Теперь я буду твоей мамой? Ты не против?

И Хана, продолжая всхлипывать, медленно подняла руки, обняла маму и прижалась к ней.


Мы вернулись домой. Агува, которую мы назвали в честь погибшей первой доченьки Ханы, уже ждала нас там. Рафаэль, её сын, помогал накрывать стол. Мама Бэйла, у которой сегодня появились столько новых внуков и правнуков, была несколько растеряна, путалась в именах, но все только смеялись от этого.

Потом сидели на гине, забывая о еде, говорили, говорили. Малыши тулились к прабабушке. Бэйла и Лиор не слезали у неё с колен, а Адель то прижималась и целовала в щёки, то садилась на подлокотник её кресла, обнимая за шею, то, перебивая разговор, интересовалась не принести ли чего-нибудь бабушке. Потом вытащила все домашние фотоальбомы и стала показывать и рассказывать кто есть кто, и где снята каждая фотография.

Вскоре приехала Нава. Без мужа. Что-то у них с Бени не заладилось. Хана пыталась выяснить, но дочка сердилась, говорила чтобы мы не вмешивались. Это, мол, её личное дело.

Позвонила Орит, жена Натанэля:

- Папа, Натанэль на службе. Обещал, что часиков в шесть вечера командир отпустит его и мы приедем к вам. Извинись перед бабушкой, что мы не смогли встретить её. Армейская дисциплина, ничего не поделаешь.

Мне хотелось всё знать и я, перескакивая с темы на тему расспрашивал маму об эвакуации, о Йоне, о Бэхоре. Мама сердилась на него:

- Знаешь, Генька, твой брат совсем с ума сошёл со своим членством в партии. Собственно, с каким членством, если уже и партии не существует. Думала, он вместе со мной репатриируется в Израиль, а он говорит: «Я не крыса, чтобы бежать с тонущего корабля». Понятно, что ему жаль оставлять такую престижную должность, любимую работу. Но ведь он, наверное, мог бы и в Израиле найти применение своим познаниям в химии. Тем более, что сам жаловался на то, что свои изобретения внедрить не может, потому что военные сразу лапу на них накладывают и всё засекречивают. Да и возраст у него уже пенсионный.

А он мне, мол, тут я уважаемый человек. Какой уважаемый? Он уже который год из-за пятой графы и.о. начальника отдела. Хотя по закону исполняющим обязанности можно быть не более полгода. Но он постоянно забывает, что он еврей. Нет, ну ты скажи, не дурак твой брат?

- Знаешь, мама. Я не думаю, что он дурак. Наверное, ему просто страшно начинать жизнь сначала, с нуля. К тому же, он воевал за ту страну, за СССР. Прирос к нему кровью.

Было уже поздно, и Бэйла нечаянно заснула на коленях у бабушки. Хана спохватилась:

- Ой, им же завтра рано вставать. Развозка в семь утра приедет.

- Развозка? Что это? - спросила мама.

- Это автобус, который их в школу отвозит. Он объезжает все районы, где живут школьники, собирает их и везёт в школу. Девочки из-за переезда теперь в новой школе, и не хотелось бы, чтобы они с первых дней опаздывали.

- Интересно у вас тут устроено в Израиле. У нас детей никто не возит в школу. Сами ножками топают.

- Мама, - улыбнулся я, - теперь уже не «у вас», а «у нас». Ты теперь тоже израильтянка.

Тыльной стороной ладони мама смахнула слезу:

- Эх, знал бы твой дедушка, что я на Святой Земле. Он так мечтал о ней. А я буду похоронена в ней. Сама не верю.

- Ой, мамуля, ну что ты заупокойную завела! Радоваться надо. Внучек вон растить будешь.

- Кстати, - спохватилась Хана, - надо разбудить Бэйлу и отвести её в постель. Она даже не искупалась, но ладно, я её утром быстренько искупаю.

- Ну что ты, дочка. Жалко будить, я сама её отнесу, не такая я уж древняя старушка.

Мама приподняла младшую внучку, закинула её ручки себе на шею и понесла малышку в кровать. Я бросился ей помочь, и мама, поняв, что восьмилетнюю внучку нести ей не по силам, передала девочку мне. Мы вместе вошли в спальню девочек, и я раздел и уложил внучку в двухярусную кровать. Бабушка укрыла её легким одеялом, наклонилась и поцеловала малышку. Затем обняла и поцеловала Адель, и та полезла на свой второй этаж.

- Бабуль, а ты посидишь здесь, пока я засну?  

- Конечно посижу, малышка! Знаете, Ханочка и Геня, я столько об этом мечтала.


К вечеру приехал Натанэль с Орит.  Видно было с каким восхищением Дорон смотрит на своих папу и маму. Оба в военной форме офицеров ЦАХАЛ-а. Особенно на черноволосую красавицу маму. Он так гордился своими родителями. Орит пошла к Агуве и Наве, а Натанэль сидел с нами, говорил мало, больше слушал рассказы бабушки.

Бабушка взглянула на внука и правнука и вдруг вспомнила:

- Ой, Натанэльчик, Дорон, я же вам подарки привезла. Там у меня в коричневом чемодане сумка лежит. Чёрная такая. Дорон, принеси мне её, пожалуйста. А ещё там коробка светлокоричневой кожи с ремешком. Её тоже тащи.

Дорон принёс сумку и коробку и отдал бабушке. Это была именно та сумка, о которой нам рассказывала Аяла. Прежде всего, мама достала из неё толстый пакет, упакованный в целофан и передала его мне:

- Генечка, это письма с фронта твоего папы. Я хочу, чтобы ты знал: даже на войне папа ни на минуту не забывал о тебе, о твоём брате и сестре, заботился обо мне, любил всех нас. А я, когда писала ему ответно, все глаза выплакала, потому что ты пропал, а Бэхор ушел на фронт, и от него тоже весточки не часто приходили. Со мной в эвакуации была только Йона, да ещё твоя тётя Эстерка и её сын Гарик. Ты помнишь его, Генечка? Ему было только два годика, когда мы эвакуировались и там в Ленинском районе Узбекистана, где мы жили, Йона водила его в садик. Зимой 1944 года они, как всегда, шли в садик, и Гарик увидел лошадь, привязанную к забору. Он вырвал ручку у Йоны, которая не ожидала этого, и побежал к лошадке. Та чего-то испугалась, взбрыкнула и попала копытом в голову ребёнку. Гарик умер на месте. А тётя Эстер сошла с ума. Каждый день она будила Йону и говорила, что ей пора вставать и вести Гарика в садик. Йона пугалась, плакала. А я успокаивала Эстер и пыталась объяснить ей, что Гарика уже нет. Но сестра не понимала этого. Она все время волновалась, что Гарик не поел вовремя, что он голодный. Что надо бы купить ему новые ботиночки, а то старые прохудились. Иногда я не выдерживала, срывалась и начинала кричать на неё. А потом плакала и ненавидела сама себя.

Когда мы вернулись в Сталино, с войны вернулся муж Эстерки, Серёжа. Твой дядя, Генечка. Ему пришлось отвести тётю Эстер к психиатру. Психиатр сказал, что единственный способ вытащить пациентку из такого состояния - новая беременность и роды. Вскоре у Эстер и Серёжи родился сын. Его назвали Вячеслав. Славик. Так что у тебя есть двоюродный брат. А Эстерка действительно пришла в себя.

Мама снова запустила руку в сумку и достала оттуда несколько медалей и орден Красной Звезды. Медали были скреплены колодочками.

- Натанэль, это дедушкины награды. Отдаю их тебе на сохранение. Береги их для твоих сыновей и внуков. Расскажешь им о дедушке. Видишь вот эту медаль - серебристого цвета с красной надписью «За отвагу»? Эту медаль дедушка получил за подвиг. Он рискуя собой и продолжая налаживать порванную связь, вытащил с поля боя четверых раненых бойцов своего взвода, и сам был ранен. Это самая главная медаль. В письмах дедушка писал, что эта медаль ему дороже всего. Орден Красной Звезды дедушка получил посмертно. Вручали его мне, когда я вернулась из эвакуации.

А вот эта коробка Дорону от дяди Бэхора. Открой