Спор офицеров Белой и Красной армий

револьвер, направил его в грудь Бетенекову.
– Стоп! Мужики, по-моему, вы оба взвинчены. Матвей, подожди, убери наган. Они же бежали от чекистов, и мы в таком же положении, там может, отложим выяснение своих политических взглядов и все вместе уйдем в тайгу, – предложил Михаил Берестов.
– Успокойтесь мужики, негоже сейчас устраивать драку. Михаил, верно, говорит, надо быстрее уходить, – поддержал Берестова Петр.
Матвей обвел всех изучающим взглядом и, качнув головой, спрятал наган во внутренний карман пиджака.
– Ладно, встаю на сторону коллектива, придем на место, там окончательно решим.
Мужчины доверились бывшему охотнику Илье, и направились за ним в хвойный лес. Бетенеков уверенно вел группу, он знал здесь все ложбинки, ручьи, речки и узкий проход через Таганское болото. Не счесть, сколько раз ему приходилось охотиться в этих краях: с отцом, с Мишей Саркуловым и одному. Поэтому он хорошо ориентировался в бору и без затруднений вывел мужчин к краю болота. Добравшись до родника, они напились ключевой воды, и Матвей наполнил большую фляжку, одолженную у Кузмича. По мере того, как подходили к болоту, стали появляться комары. В конце августа ночи были прохладные и только днем, когда пригрело солнце, надоедливые комары с противным писком облепили путников.
– Мужики, я предлагаю остановиться на привал у «Черного камня», там раньше была землянка, – предложил Бетенеков.
– Ты о каменной глыбе говоришь, что в болоте находится, – оживился Матвей.
– А тебе, откуда известно? – удивился Илья.
– Один знакомый охотник рассказывал о «Черном камне», сам-то я там не бывал. Ты хорошо «тропу» знаешь?
– Можно проверить, сейчас завяжем мне глаза и пойдем, – ответил шуткой Илья и подмигнул брату Петру. – Значит так, мужики, топора или ножа у нас нет, а каждому из нас нужен шест.
– Как это нет, – возразил Матвей и кивнул Берестову, чтобы он достал из мешка охотничий нож, одолженный у того же Кузмича.
– Замечательно, тогда режьте тонкие березки и не забудьте насобирать хвороста, там, где мы остановимся, сухих деревьев нет, а нужно будет развести костер и обсушиться. Пойдете за мной след в след. Предупреждаю, на болоте встречаются вязкие места и если кто-то угодит в трясину, не дергайтесь, а то еще сильнее засосет. Но ничего, нас несколько человек, вытащим без труда.
Впереди всех выступил Бетенеков, прощупывая шестом более опасные места. За ним медленно продвигалась вся группа. Идти было нелегко, иногда вода доходила до колена, а местами и до пояса. По мере удаления от соснового бора, полоска леса уменьшалась и наконец, путники очутились во власти бескрайней топи. Изредка попадались одинокие деревца и кустарники. Почва в основном состояла из кочкарника и травы, но за редкостью попадались затянутые сплошь тиной, ковры. Ступая на них, путники ощущали, как почва под ногами начинает колыхаться и тогда Илья особо предупреждал об опасности. Через три часа трудного пути, они достигли небольшого островка. Посредине болота возвышалась каменная глыба. Это и был «Черный камень».
Уставшие, промокшие до нитки, путники с блаженством расположились на сухой траве и, отдохнув немного, развели костер. Разложив на траве мокрую одежду, достали из мешка продукты и, перекусив, стали обсуждать свое положение.
Бетенеков, предвидя жаркий спор, предложил:
– Давайте спокойно, без всяких эксцессов продолжим прерванный разговор.
– Знамо дело, мы все оказались в одном положении, если чекисты поймают, разбираться не станут, сразу же расстреляют, – поддержал Илью, Берестов Михаил.
– Согласен, но как мы будем доверять друг другу, зная наперед, что взгляды у нас на существующую власть, совершенно разные, – подключился к разговору Мирошников.
– Вот и давайте серьезно, без детских обид разберемся, кому какая власть мила, а потом дальше двинемся, – обратился ко всем Берестов, – я, например, не хочу снова в лагерь и за порцию гнилой похлебки гнуть спину на большевиков. Хватит, нахлебался, стоит аж у самого горла.
– Я тоже не намерен мириться с бандитской властью, и мой ответ будет только один, дрался, и буду продолжать бороться с большевиками, – решительно заявил Мирошников и посмотрел на Петра, как бы давая ему очередное слово.
– А я человек далекий от политики, мне бы спокойно жить, да детишек растить… Но, никак я не возьму в толк, что я такого сотворил, что советская власть собралась согнуть меня в бараний рог. Я не бунтарь, не партейный, исполнял все, как мне велели. За что?! – Раздосадованный Петр перевел свой взгляд на Илью.
Оказавшись в некой оппозиции, Бетенеков понимал, что его недавнее пребывание в коммунистической партии и служба в составе РККА, проводило четкую разграничительную линию между собравшимися. Но события последних лет и трагические последствия от действий той же партии, приведшие его на этот, богом забытый островок, буквально с каждым часом меняли мировоззрение. Оказавшись в сложной ситуации, в которую его загнали враги революции... Да, да, именно враги советской власти, и в этом Бетенеков теперь не сомневался. Он все еще надеялся, что жизнь людей может измениться к лучшему: если решать справедливо, вернутся прежние времена, когда коммунисты думали о народе, болели за него душой и что обновленная партия, выметет, наконец, преступников из своих рядов и восстановит истинную власть советов. Он продолжал верить в это и был готов отстаивать свои взгляды.
– Вы смотрите на меня, как на своего врага. Хорошо, я попытаюсь войти в ваше положение и постараюсь понять. А вы готовы ответить тем же? – задал он вопрос, глядя в глаза Мирошникову.
– Если ты будешь агитировать за большевиков, то получишь достойный отпор. Честно говоря, при таких взглядах, нам с тобой не по пути. Выслушать тебя, мы готовы, но не примем твою родную власть.
– А какая власть вам нужна?
– Илья, я отвечу на многие твои вопросы, но ты должен четко усвоить для себя: мы выйдем отсюда к людям только с одними политическими взглядами. Только так, и не иначе. Одно из двух, либо мы станем единомышленниками, либо расстанемся врагами. Я не исключаю даже такого случая, что кто-то из нас останется на этом болоте.
– Тебе хорошо рассуждать, вы при оружии, а это дает вам определенное преимущество в решении нашего спора. Матвей, будь справедлив к людям, если не договоримся, разойдемся мирно, и каждый пойдет своим путем.
– Золотые слова, – поддержал Петр своего брата.
– Я тоже за то, чтобы никого здесь не убивать, – высказался Берестов.
– А если он сдаст нас чекистам? – спросил Матвей, пытливо осматривая мужиков.
– Нет логики в твоем рассуждении, ты хорошо понимаешь, что нас с Петром ждет, если мы решим сдаться властям. Если все-таки меня схватят, я оставляю за собой право выбора.
– Какого выбора?
– Мы оказались в одинаковом положении и сдавать вас чекистам я не намерен, потому что у меня свои принципы.
Матвей остался доволен ответом, но вида не подал, для него слова, неподкрепленные доказательством, пока оставались словами.
– Ладно, тогда прекратим спор и выслушаем сначала тебя, расскажи подробно, что случилось, за что тебя чекисты арестовали? – предложил Матвей, – ведь два ведомства НКВД и РККА до мозга костей красные и шагают вместе в ваше светлое будущее.
Бетенеков подробно рассказал о своих злоключениях, произошедших за последние двое суток.
– Так вы, оказывается, с Романовым были друзья. Да, брат ты мой, – с кем поведешься… – с сарказмом произнес Матвей, но заметив, как Илья нахмурился, перевел разговор на другую тему, – интересно, а в какое место красные вандалы отправят баржу с арестованными?
– Определенно в Томск, и боюсь, что их ожидает более суровая участь, чем кулаков, приговоренных на несколько лет лагерей.
– Что тебе об этом известно?
– Существует приказ, подписанный Ежовым, его зачитали на заседании УНКВД в Новосибирске и в нем говорится о немедленных арестах: в первую очередь кулаков, бывших белогвардейцев, священнослужителей и уголовников. Но меня поразило в этом указе то, что под репрессии попали простые крестьяне, рабочие и служащие Красной армии, и это навело меня на определенные мысли, ведь такое случалось и раньше, в двадцатые годы.
– Все-то ты говоришь правильно, даже чересчур и у меня складывается впечатление, что тебя подготовили к подобному разговору, – не унимался Матвей, высказывая свое подозрение, что Бетенеков заслан чекистами.
– Верить, не верить – это твое дело, оправдываться или доказывать что-либо, нет смысла, потому прошу тебя, хотя бы войти в мое положение.
– Хорошо, – согласился Матвей, – постараюсь войти, но как нам доверять друг другу в будущем? Мы с тобой имеем разные политические взгляды. Для меня прежняя Россия, не была пустым звуком, я всей душой был предан своему отечеству…
– Царская Россия? – перебил его Бетенеков.
– Илья, только что ты призывал меня к миролюбию. Россия – многонациональное государство и для этого необходимо сплочение. После революции люди получили избирательные права и, создав Учредительное собрание, собрались в Таврическом дворце для утверждения конституции. Большевики выдвинули ультиматум о принятии своих декретов, но большинство депутатов их не поддержало. Что же сделали большевики? Они разогнали Учредительное собрание и таким образом создали в стране все предпосылки к началу Гражданской войны. Где, я спрашиваю тебя, равенство и согласие?
– Буржуазия – это эксплуататорский класс и Советская власть сменила его на пролетариат. Социализм и капитализм в нашей стране – несовместимые вещи.
– Илья, не забивай нам голову советской чепухой. Капитализм – это частная собственность и рынок, то есть свобода предпринимательства. Социализм в нынешней России – это госсобственность, оказавшаяся в руках большевиков после переворота. Диктатура коммунистов привела весь российский народ к нищете, насилию и беззаконию. Опять же, не вижу никакого равенства.
– Я частично согласен с твоим утверждением, любая революция, прежде всего, это переустройство и самодержавная монархия рухнула под натиском простого народа. Династия Романовых – это многолетняя история убийств, дворцовых интриг и деспотизм.
– Я разве сказал что-то в защиту царя? Я, как гражданин России тоже принимал участие в февральской революции. Царь отрекся от народа и армии. Я считаю, что он предал нас в тяжелое время, и мое мнение остается незыблемым, это возврат к учредительному собранию и доведение республики до парламентаризма и последующее управление страной совместно с рабочими и крестьянами. Если ты меня понял, я говорю о свободе выбора народа. Ты с таким упорством говоришь о людском равенстве, но неужели не замечал, что творится вокруг тебя, как оттолкнувшись от царского деспотизма, большевики перешли к жесточайшей диктатуре пролетариата.
– Я не слепой и прекрасно видел, что за годы моей службы в Красной армии руководители партии поменяли многое. Только за последнее время высший командный состав армии вдруг превратился в иностранных шпионов. Тухачевский, Уборевич, Фельдман, Якир, Эйдеман стали изменниками родины.
– Илья, а ты в курсе, что Тухачевский владел информацией о том, что Сталин еще перед февральской революцией работал на царскую