Любимым торжеством Даниила Ивановича был первомай. В этот день он ходил на демонстрацию с дочерью своей, Клеопатрой Сергеевной.
Надо сказать, что демонстрации в городке C., где проживал Даниил Иванович, происходили почти ежедневно: кто-нибудь кому-нибудь что-нибудь да демонстрировал. Но это были вполне рядовые события. В первомай же – демонстрация была праздничная. И одет был Даниил Иванович подобающе: во фраке, в гетрах. Что-то ещё на нём было, но сейчас уже не вспомнить. Клеопатра Сергеевна шла в жемчужных бусах поверх телогрейки (погода на первомай всегда бывала прохладною).
Шли они шли и упали.
Даниил Иванович упал, потому что выпил с утра три стопочки мальвазии, а Клеопатра Сергеевна упала просто так, за компанию.
Вот лежат они в сторонке и думают: живы или нет? И вроде надо бы вставать, а не хочется. Ну, встанешь, ну, посмотришь кругом и что? Всё то же.
Кем по замыслу сочинителя мог бы быть Даниил Иванович?
Мог он быть проректором академии?.. Едва ли.
А слесарем? Тоже вряд ли.
Может, был он свободный художник или, допустим, пенсионер?.. Вот, это, кажется, уже ближе к истине.
А кто была Клеопатра Сергеевна? Кроме дочери, разумеется.
Ну, пусть она служила в депо нормировщицей. Или товароведом была. Не в депо, а на какой-нибудь базе. Бывают же там товароведы?
Как они жили?
Да ничего так себе жили.
А как другие живут? Обыкновенно живут. Не парятся.
Париться и не всегда есть где. В городке средней величины, то есть не очень сельском, но и не слишком промышленном, общественные бани закрываются. Если где-то ещё не закрылись, то закроются вскоре. Это судьба. Рок, как сказал бы Софокл и его коллеги.
Между прочим, Клеопатра Сергеевна любила Софокла. Можно даже сказать, что это был главный писатель её жизни. Любимым блюдом её жизни были крабовые палочки с морковью по-корейски.
Они (то есть она и Даниил Иванович) покупали их (то есть палочки и корейскую морковь) в магазине, принадлежащем торговой сети… какую-бы торговую сеть сюда написать? Ведь на нескрытой рекламе можно заработать некоторые деньги. Ладно, после.
Даниил Иванович поднялся, протянул руку помощи Клеопатре Сергеевне, которая восстала.
Демонстрация шла своим чередом.
Клеопатра Сергеевна решила обменяться с отцом некоторым количеством важных реплик.
– А знаете, Даниил Иванович, ведь мой любимый писатель, это, скажу прямо, Софокл! – сообщила Клеопатра Сергеевна.
– Знаю, – кивнул Даниил Иванович и чихнул.
«Вот дура… Зачем я ему тогда это сказала?» – подумала Клеопатра Сергеевна.
– А ни зачем, – ответил Данил Иванович. – Сказала и всё. Не переживай.
Клеопатра Сергеевна была, конечно, приёмной дочерью.
Отец её, князь Сергей Оболенский, был когда-то расстрелян. Так поступают с князьями довольно часто. Князья – они как бельмо в глазу. Или даже хуже.
– Теперь, дочка, мы пойдём домой и послушаем Четвёртую симфонию Николая Ивановича Пейко, потому что демонстрация окончилась, а жить-то как-то надо, – сказал Даниил Иванович.
– Да, пойдём, отче, – согласилась Клеопатра Сергеевна.
И они направились домой, откуда ушли утром на демонстрацию.
Вот тут событийная часть рассказа заканчивается.
Теперь Читатель спросит меня, автора, то есть, спросит: и что вы хотели этим рассказом сказать?
Вот что хотел сказать: представьте, что живёт на планете нашей такая семья. Пишу на планете, потому что может ведь это быть и не в нашей стране? Может. Ну вот, живут такие два человека. Отец, уже отнюдь не молодой, и далеко не первой юности дочь. Не очень счастливые, судя по всему, о чём в рассказе вроде как и не сказано, но – тем не менее, да?
Что они делают, как и чем живут? Почему?.. Возникает вопрос, верно?
Хорошо, что возникает. И вам делается грустно. Непонятно отчего. В солнечный весенний день, или уже вечер.
«Да нет! – поморщится Читатель. – Ну что за выдумка: гетры, телогрейка, крабовые палочки какие-то, баня, слесарь, мальвазия… Пейко… кто это – Пейко?.. Софокл ещё этот… Ну демонстрация – понятно, но всё остальное… И главное – зачем? Нет, всё-таки, что вы хотели сказать, господин сочинитель? Отвечайте прямо!»
Сочинитель усмехается и исчезает.
А Николая Ивановича Пейко послушайте. Хороший был композитор.
А вот Пейко...
Подавляющая часть людей вынесли из средней школы (если не учились в музыкальной) представление о том, что были только три советских композитора - Шостакович, Хачатурян и (это уже узнали позже) Прокофьев. Причём первый всю жизнь писал только Ленинградскую симфонию, второй - "Танец с саблями", а третий... ну, тоже что-то такое писал вроде "Пети и волка" и "Золушки". Кроме того, был ещё Кабалевский, который - "То берёзка, то рябина".
Я тоже так думал классе во втором-третьем.
Этого никогда ни о ком нельзя сказать с абсолютной уверенностью, по-моему. Несмотря на имеющиеся заявления таких личностей, либо отсутствие этих заявлений.
Ну, за исключением каких-то случаев на грани патологии, как у гениального Вагнера, например. Но там больше было не осознание собственного гения (т.е значимости его для мировой культуры), сколько самовлюблённость, вернее, влюблённость в свой гений.
Ну это интертрепации отечественных литературоведов. Которые, как и все мы, собственно, задним умом крепки. С которыми мы, конечно соглашаемся. Почему бы нет?
Да-да. Именно это и приходит первым на ум.
И кроме этого многое другое.
Но ведь и Пригов делал подобные заявления.
Северянин...
Бальмонт...
Понятия "стёб" тогда, конечно, не было. Но, может быть, во времена Пушкина было что-то синонимичное этому явлению?
Да вообще, масса может быть всяких неожиданных истолкований и точек рассмотрения.
Мне кажется, в Пушкине самое главное - темперамент. Умные люди ведь обычно каковы? Флегматики (типа Флеминга (который пеницилллин открыл)), меланхолики (типа того же Кафки), холерики (типа Ландау или Ивана нашего Петровича Павлова)... А всё это не самые лучшие образцы для подражания. С точки зрения темпо-ритма жизни. А вот сангвиник, человек воспринимающий жизнь "здесь и сейчас" (кутёж так кутёж, по бабам так бабам, но уж коли муза пришла, значит, всё внимание - ей, забавы прочь; женился так уж женился, но если честь задели, то надо отвечать и так далее) - вот всё это мироощущение и поведение в мире очень близко почти всем. То есть в идеале все хотели бы жить именно так. Без брюзжания, но и без лихачества. Да бывал и Пушкин и задумчив, и порою вспыхивал как порох, но всё равно общая главная линия - это полнокровное восприятие жизни. Живость. Но без лихорадочности и мельтешения.
Софокл в телогрейке... а что? Креативно! Раньше у маленького человека была шинель. А теперь климат изменился. Теперь и телогрейки хватает. У кого телогрейка - тот ватник наполовину. Безрукавный, так сказать. То есть, нейтралитет. Папа - столбовой князь, но сама я из простых, дочь трудоводого народа - Интернационаленко Клитемнестра Марсельезовна. Именно эта легендарная личность явилась прототипопшей вашей уникальной героини. Я угадала?
Полная срукавная ватница Анка.
"Что непонятнее всего - как авторы могут брать подобные сюжеты?.. Нет, совсем не понимаю! Во-первых, пользы отечеству решительно никакой. Во-вторых... но и во-вторых тоже нет пользы."
Гоголь.