местом в этом мире. О чём даже не надо гадать, а все в этом зале догадываются, и оттого, скоро всех здесь ждёт эпическая битва за этот фигуральный элемент власти президента – чем основательней стоит или в данном случае сидит президент на своём месте, тем крепче его власть и слаженней работает сложившаяся система.
А так, если передать этот фигуральный элемент власти президента в чужие руки, то первое что предпримут все эти чужие руки, так это оповестят весь мир о том, что секрет президентской власти, а значит и сама власть, в их руках. И тут им никакие издержки, вплоть до потери последнего, не помешают повести себя так неразумно. После чего эти чужие руки, насидевшись вдоволь на кресле президента и, почувствовав себя в нём чуть ли не богом, – а Мистеру президенту хоть иногда и приходят в голову такие безумные мысли, но он умеет себя усмирять, – захотят разобрать кресло, чтобы детализировано выяснить причину его могущества.
– Помни, ты всего лишь человек. – Всегда повторял себе Мистер президент, чтобы так не забываться (так Мистер президент усмирял свою гордыню и как результат, много конфликтов было решено не на поле боя, а в кулуарах сената, мордобоем).
– А ведь на обивке кресла могут быть обнаружены микрочастицы самого Мистера президента. – Ахнул про себя Гилмор от пришедшего ему в голову озарения. – И тогда они по ним смогут создать не только психологический портрет нашего президента, а они, эти чужие и вороватые не на свои секреты руки и умы, смогут воссоздать полную картину образа нашего президента. И как итог всему этому кощунству, они смогут через клонирование создать точную копию Мистера президента. – Генерал Гилмор всё больше темнел от этих своих невероятно последовательных и логичных мыслей. – А затем на каком-нибудь совместном саммите, улучат подходящий момент, когда Мистер президент останется без наблюдения своих спецслужб, – да в том же туалете, – и в один момент подменят Мистера президента на своего клоуна. Тьфу, клона. Вот чёрт. – Сжав, что есть силы кулаки от закипания себя, Гилмор чуть было не озвучил вслух, эту свою, чертовски горячую взволнованность.
– Я непременно должен помешать проведению этого аукциона. – Бросив свой полный волнения взгляд по сторонам, пришёл к единственному возможному для себя решению Гилмор. Правда, когда его взгляд остановился на самом Мистере президенте, чей вид источал полное спокойствие, то тут Гилмора посетила куда как более страшная мысль. – А может быть уже поздно. – Гилмор аж вздрогнул и похолодел лицом, вдруг осознав, что эта его последняя мысль возникла не на пустом месте, и она имеет под собой куда как больше оснований для осуществления, чем первая – президентство Мистера президента, ни на одно из президентств, даже самых отвратительных президентов, не похоже.
– А теперь этот и не пойми он кто такой, ищет для себя пути отхода. – Пронзительным взглядом уставился на президента или может быть всего лишь клона или клоуна, Гилмор. Но Мистер президент, даже если он и клон, то он очень хорошо изготовленный клон, и он так отлично вжился в роль президента, что ни единым проблеском предательской мысли на своём лице не выдаёт себя. И Гилмору, так ничего в нём не усмотревшего для себя, пока им не получено достаточных доказательств для обвинения президента в клонировании самого себя, ничего другого не остаётся, как вернуться к себе и попытаться найти другой подход к решению задачи с президентом-клоном.
– В любом случае, будь Мистер президент настоящим или засланным клоном, я не должен дать провести этот аукцион. – Сделал итоговый вывод Гилмор из всего собой надуманного.
Между тем и этими государственными лицами, в банкетном зале также прибывали в своём недоумении и страшном волнении лица из числа делегаций и приглашённых гостей, которые может и по разному отнеслись к объявлению Капутой аукциона, – и, конечно, они внешне никак не выказывали своего отношения к предстоящему аукциону, – но было итак понятно, что они были крайне заинтригованы, и вполне вероятно, что чрезвычайно заинтересованы в судьбе выставленного на торг лота. Так что вполне понятна крайне негативная реакция людей в восточных одеяниях – части тех взволнованных лиц – в ответ на предложение Капуты использовать в торгах в качестве платёжных средств, свои национальные валюты.
– Моя монета, может быть стоит все десять тугрианских монет, – в нервном раздумье и с непримиримым вопросом в глазах, принц Небаба посмотрел на своего министра финансов, который скрывался под такой же как и он восточной накидкой. И получив от него согласный кивок, перевёл свой полный ненависти взгляд на правителя страны «Собака-ком» Тутси, который, во-первых, был нищ по сравнению с ним, а значит, он ничего в его глазах не значит, и, во-вторых, он, сволочь, хочет его обокрасть на этой круглой разнице валют. Ну а такого безосновательного безобразия ни один уважающий себя восточный правитель стерпеть не может и не станет терпеть.
И, конечно, принц Небаба, как только ему перевели на ухо это предложение Капуты об использовании в торгах национальных монет, при одном едином курсе, сразу же воспылал страстью к справедливости – ему до потери аппетита (а этот Капута выходит, что соврал, обещая поднятие аппетита за счёт проведения торга) стало обидно за свой народ, хоть и не бедный, но при таких резких падениях стоимости их монеты, он уже не столь уверен в этом, и который столько своих сил положил, чтобы их национальная монета так дорого им стоила. – Наш реал, реальная денежная единица, она подкреплена чёрным золотом, а их и не выговоришь, что за песо, чем обеспечен? Бананами или песком? Тьфу. – Нет уже сил сдерживать свой гнев Небабе. И принц Небаба, а в такие яростные моменты, и весь прынц, не позволяя себе унижаться, хотя бы при этом Капуте, чьего звания и род деятельности ему до сих пор неизвестны, не ставая, с места обращается к нему через своего переводчика:
– Я бы не хотел быть заподозрен в скупости своего разума, – насчёт всего другого, ни у кого никогда в здравом смысле не возникало сомнений, – а также в своём неуважении к вашему предложению, но всё же оно вызывает у нас недопонимание. – Проговорил переводчик, после чего он по мановению указательного пальца принца Небабы, с огромным перстнем на нём, то ли наклоняется, то ли преклоняется перед принцем. Где получает от него в своё ухо ещё одно предложение, требующее своего перевода.
Ну, а судя по тому, что лицо переводчика как-то странно видоизменилось, – одна половина его лица как будто замерла в своей жизни, – то предложение принца, требующее своего перевода, было не из простых. А оно, скорей всего, было из разряда тех предложений, которые включали в себя иносказательную восточную мудрость или хитрость, что ошибись переводчик на одну запятую или слово, то высказанное принцем предложение, потеряет или же приобретёт для себя новый смысл. И тогда переводчику точно не избежать встречи с придворным палачом Мафусаилом. Так что вполне становится понятно, почему переводчик так преобразился в лице – он видеть не хотел этого страшного Мафусаила. Но выхода у него другого нет, как только перевести всё сказанное принцем.
– И нам бы хотелось, чтобы вы довели до ума ваше предложение. – Делает свой перевод переводчик и с замиранием сердца смотрит на Капуту, чьё лицо первым выразило непонимание того, как можно сметь так дерзко отвечать. Что естественно не проходит мимо всех, кто в данный момент смотрел на Капуту, а в их числе само собой были переводчик и принц со всей своей свитой. И если переводчику при виде Капуты, до бледноты в лице стало плохо, то принц и его свита руками машинально потянулись к своим поясам, где всегда висели кровожадные кинжалы, но сейчас их там не было по причине цивилизованного подхода принца к чужому гостеприимству. В общем, его оружие не пустили вместе с ним стены президентского дома. И слава его богу, что так вышло, а иначе бы переводчику не дождаться встречи с палачом Мафусаилом, так вспыльчив был принц.
Ну а эта отсрочка благоприятно сказалась на будущей судьбе переводчика, и всё потому, что Капута вдруг (хотя не вдруг, а после того как он пересмотрел все обращённые на себя взгляды присутствующих здесь людей, где особенно выделялся красный до помутнения взгляд мистера Брумберга, ну и остервенелый взгляд Гилмора тоже немалого стоил) решил пересмотреть своё прежнее предложение об участии в торгах национальных валют.
– А знаете, принц, пожалуй, сделал верное замечание. Будет лучше и куда как понятней, если мы проведём торги, основываясь на прежних правилах, с привязкой к одному платёжному средству. А так только выйдет один хаос и дисбаланс отношений. Мы пока что ещё не готовы так разрываться наши союзные отношения. – Капута с каждым своим словом всё больше успокаивал всех тех, кто ещё недавно так взволновался. А в конце своего предисловия даже подарил некоторым представителям финансового сектора надежду на то, что все слухи о том, что всех ждут до крайней степени потрясения, совершенно беспочвенны – Капута, как и в прежние времена, использовал деловой подход к проведению торгов.
– Ну и самое последнее, – сказал Капута, – тем из участников торгов, кому понадобится консультация по экономическим вопросам, то её готовы оказать присутствующие здесь господа…Ну вы и без меня их всех знаете. – Усмехнулся Капута, бросив свой взгляд в сторону господ, представляющих собой экономические рычаги государства и как часть их, банки. Куда вслед за ним, да на того же мистера Моргана, у которого от бюджета до бюджета перебивались траншами многие из здесь присутствующих главы стран, независимых от всего, кроме разве что только от финансов, посмотрели все эти, такие независимые господа.
Ну а как только все вокруг в чём-то насчёт себя и насчёт всех окружающих убедились, например в том, что кредит для них на время торгов будет открыт без всяких ограничений, то после объявления Капутой начала торгов, в головах всех участников торгов и просто зрителей, всё так резко в рассудочном помутнении и сумбуре завертелось, что мало кто из находящихся здесь в банкетном зале людей, в том числе и сам Мистер президент, – а здесь между прочим, находились самые разумные и благоразумные умы чуть ли не всего человечества, – мог бы без потери качества картинки, последовательно и полно составить картину всего произошедшего в этот вечер.
И стоило только Капуте объявить начало торгов, назначив самую первую цену (ясно, что он взял её с потолка) за этот, сами всё о нём знаете, что за лот, как тут-то всё это немыслимое в своём умопомрачении и началось. – Дамы и господа! – обратился Капута к замеревшим в немом напряжении всё тем же господам и дамам, которые не сводили своего взгляда одновременно с трёх вещей – с Капуты вместе с выставленным на торг лотом, со своих вероятных конкурентов и с тех банкиров, у которых у них была открыта кредитная линия.
– Вы понимаете, что озвученная мною цифра, сама по себе не является настоящим предложением, а она есть всего лишь первая ступенька, столь необходимая нам для того чтобы было отчего отталкиваться в наших торгах. Ну а то, что в ней
