сразу поддавшись, шуршит моё препятствие. Конь-качалка. Сам сделал на заре отцовства, когда энтузиазма вагон был, а мать оформила. Что ни говори, а рисует она здорово. Наверное, дочь баловалась, когда за книжками ходила, вот и бросила здесь орловского скакуна в яблоках. Мячи, сумка расстёгнутая. Позавчера с дачи приехали, а Катерина её не разбирает, оттуда вещи в эксплуатацию вводит. Ну, а что, потом корзина с грязным бельём, стиральная машина, верёвка на балконе, и круг замкнут на комоде. Всё просто. На градуснике тепло, можно без куртки идти. Ленка белым памперсом во тьме отсвечивает, раскинулась звездой поперёк дивана. Накрыл. Мать притулилась скромно на краю, почему-то одетая. Видимо, в телефоне полночи сидела.
В прихожей одеваюсь. Ключей на тумбочке нет. Шарю по карманам. Две связки в левом. Сползаю по стенке на пол… Конь, сумка, одетая Катерина, вспоминаю всё…
Трясёт. Сердце на дно живота провалилось. Этот мир умрёт с рассветом. Этот мир обрушится, когда вялый солнечный луч мелькнёт отражённый от общаги напротив на голубых обоях. Когда смогу прочесть название на корешке книги, лежащей на столе, Катя уйдёт навсегда. Через минуту или проспит ещё пару часов после рассвета. Но потом неминуемо вспомнит вчерашнее и не будет больше причин для неё остаться в этом доме.
И как, согласно фольклору, перед умирающим пролетает вся его жизнь, так в моей памяти пролетела моя девочка. Только наоборот от сегодняшнего утра через рождение дочери, свадьбу, переезд, прошлую жизнь к самому первому свиданию в ледяном январе, где она явилась мне светлой и юной. Без шапки. Понравиться хотела. На свете нет ничего прекраснее женщины, которая хочет именно тебе понравиться. Это уж я теперь знаю наверняка, потому как оно ушло из моей жизни незаметно, а я не мог определить имя пустоты. Потому что назвать беду, уже наполовину её победить. Но чтобы вернуть радость, необходима добрая воля. Заставлять бесполезно. Ласковая моя, чистая моя девочка где-то там в соседней комнате в теле женщины на диване. Нет, не так. Это и есть она, целиком и полностью точно та же, что и десять лет назад. Один в один. «Ласковая, чистая, светлая» – это кодированный ключ, утерянный мною. Ключ к её желанию понравиться мне.
А дальше я вспоминаю себя до встречи, за десять минут, за двадцать. Вот я приехал на место и вдохнул воздух, ожидая непонятного. Что-то древнее и наполовину ненастоящее, как представить жизнь в царскую эпоху. Совсем другой я. Не верится в счастливый исход, со мной такого раньше не бывало. Всё. Это самое начало повести, нашей эры. Стоп.
Загудел телефон. С работы. Достал аккумулятор. Электричка должна была уже привезти меня.
6:42. и я чётко вижу корешок «Сгоревшей Москвы». И жмусь, как вурдалак, в тёмный угол прихожей под вешалку с куртками, чувствуя кожей огонь столицы. Лязгнула защёлка дверного замка в детской. Сердце моё обледенело. Шаги по залу приближаются, тень на голубых обоях… В проёме появляется на цыпочках заспанная Лена с растрёпанной головой.
– Па-апа-а, – протягивает она, улыбаясь.
Я встаю на колени и обнимаю моего домовёнка в подгузнике. Жалею её и проклинаю себя. Целую в макушку.
Она вывернулась. Зазвенела двумя поднятыми с пола связками ключей и, прикусив высунутый язык, стала запихивать их мне в левый карман штанов. Я встрепенулся. Справившись с ключами, Ленка застегнула молнию.
– Вчера ты положила их сюда? – спросил я, показывая пальцем на карман.
– Угу, – улыбнулся ребёнок, запустив пальцы мне в бороду.
Я встал, скинул, наступив на задники, кроссовки и, шатаясь, побрёл в детскую. Действительно, сумку жена собирала не для себя, а для дочери перед поездкой на дачу. Из неё торчали памперсы, колготки и прочее. Значит сон. Насыщался кислородом.
Катя лежала на боку с раскрытой ладонью у лица и опущенными веками, длинные ресницы её чуть вздрагивали. Тёмные волосы рассыпались веером по бежевой подушке.
Интересно, а какие ей снятся сны?..
11.10.2018г.
