это не займет, но их помощь необходима.
Я промолчал, но тревого уже завладела мной. И все же, раз приняв решения, я не колебался.
В зеркале заднего вида я заметил, следовавший за нами микроавтобус.
- Это тоже ваши люди?
Тонкогубый крутанул рулем и проскрипел что-то неразборчивое. Беспокойство мое увеличивалось вместе с заметно усиливающимся гнилостным запахом. Стало трудно дышать. Я высунул голову наружу.
Ехали молча.
А потом события стали быстро развиваться.
У первого же населенного пункта мы резко заторомозили, и я чуть не ударился о ветровое стекло.
- Надо пристегиваться, - опять не разжимая губ, словно чревовещатель, безучастно сказал водитель.
Микроавтобус тоже остановился. Из него вышли несколько человек, к ним присоединилась и наша парочка, и скоро они растворились в темноте. Через несколько минут они вернулись, отягощенные, как мне показалось, чем-то напоминающими свернутые ковры. Темнота не давала возможности разглядеть, что это было на самом деле. Затолкав груз в микроавтобус, процессия двинулась дальше.
То же самое повторилось и у второго населенного пункта, с той лишь разницей, что внутри одного "ковра", что-то билось и хрипело, но вскоре затихло. Собаки выли, не переставая.
Происходило что-то, чего я не мог понять. "Кто они? И что делают?" - билось у меня в голове. Я попытался открыть дверцу, но тщетно. Сильно напуганный, я закричал, чтобы меня выпустили, но мой крик потонул в равнодушном молчании. Машина резко взяла с места, также резко свернула в один переулок, потом в другой, меня бросило вбок, я ударился и потерял сознание.
Когда я очнулся, машина стояла на обочине; в тусклом свете приборного щитка, лица моих ночных спутников казались чрезвычайно бледными, точно из них выкачали кровь. Водитель повернул ко мне пористое, будто изъеденное червями лицо, с неподвижными бельмами вместо зрачков, и сказал:
- Твой заказ принят, и я исполню его, но завтра. А сейчас у меня еще много работы. Теперь - выходи.
- Да кто вы такой! - истерически закричал я, выскочив из машины.
- Я тот, кто всегда выполняет свою работу до конца.
Дверца захлопнулась, машина стремительно рванула вперед и скоро исчезла из виду. Я остался один, на безлюдной дороге, а в ушах все еще звучали слова этого похожего на покойника водителя.
Остаток пути я проделал пешком. Ни одна машина не проследовала по шоссе. Темнота, мнилось, так и липла ко мне, обволакивала, душила, и никак не удавалось избавиться от этого омерзительного ощущения. Я ненавидел эту призрачную ночь, но она не отпускала меня. Я достал из сумки, припасенную мной на случай, бутылку коньяка, и не отрываясь, ополовинил ее.
Ночь истаивала и уже светало, когда я добрался до места моего назначения.
Бледная и испуганная ранним звонком, теща открыла дверь. Я сказал ей, что смертельно устал и все объясню позже, а сейчас хочу лишь одного - спать. Спросив только про Сережу, и узнав, что с ним все хорошо, добрался до кровати, залпом допил остатки коньяка и уже через минуту провалился в сон.
Утром, по мере того, как я рассказывал ей о моих злоключениях, мертвенная бледнось разливалась по ее лицу, а на глазах выступили слезы.
- Они придут за нами, - выдохнула она, пошатнулась и бессильно опустилась на стул. Ее била крупная дрожь.
- Кто придет? - ошеломленно спросил я.
- Мы обречены, пробормотала она. - Ничего нельзя поделать. Скоро ты оплачешь нас.
Меня бросило в озноб.
- Да что происходит? - закричал я.
Теща продолжала раскачиваться на стуле и беспрестанно крестилась.
- Они слуги неведомого, что зовутся у нас погибелью, - горько сказала она наконец. - И пусть в мужском обличье... В конце концов, какая разница, кто уводит тебя в вечный мрак и одиночество.
- Что за сказки вы здесь рассказываете! - воскликнул я, совсем не убежденный в обратном.
Ее страх множил мой.
Кое-как мне удалось ее успокоить.
А потом вбежал Сережа, бросился ко мне на шей - моя радость, моя любовь, мое утешение... И разжал мое сердце.
Но оно вернулось - отчаяние, и очень скоро. И надежда, что все устроится и образуется, ушла также быстро, как и возникла.
Уже смеркалось, когда мы с сыном вернулись после прогулки. Я заказал такси.
Но они приехали раньше. Они бы в любом случае приехали раньше. Ничто не могло бы их остановить: ни расстояния, ни вдруг возникшие любые неожиданности. Ничто! Теперь я в этом убежден. Но тогда...
В глубине души я знал, что они придут, только не признавался себе в этом.
Когда за окном послышался шум подъезжающей машины, этот негромкий рокот громом отозвался у меня в голове. Увидев выходящих из машины, теща смиренно сказала:
- Вот и все!
В ней не было больше страха.
Я резко вскочил... и тут же застыл, будто соляной столп, язык и тело перестали слушаться меня. Только сердце прыгало в груди и зрачки бешено вращались в глазных орбитах.
Они стояли у двери, тоже застывшие и не говорящие ни слова.
Тогда теща покорно встала, взяла Сережу за руку и пошла к выходу. Также молча, непрошенные гости пропустили их и потом вышли вслед за ними наружу. Ни теща, ни сын даже не обернулись в мою сторону. И я понял, что их судьба уже не зависит от меня.
По-прежнему окаменевший, и не способный шевельнуть ни рукой, ни ногой, я не отрывал взгляда от окна, сквозь которое видел удалявшуюся группу.
Метрах в ста от нас, за зарослями чертополоха, крапивы и лопухов стоял давно покинутый жильцами полуразрушенный дом; туда и направилась вся группа, за исключением водителя. Тонкогубый так и не вышел из машины. Они обошли дом, и скоро пропали из виду. Исчезла и машина.
Наступила мертвая тишина, но изнутри меня раздирал вой, словно беснующийся в печной трубе в непогоду. Где-то близко страшно закричали, но крик быстро оборвался, и тут же завыли собаки, и их вой смешивался с моим безгласным воем, душившим меня и не находящим выхода.
Где-то еще с час пребывал я в оцепенении. Вдруг все разом прекратилось, меня отпустило, и я обрел способность двигаться. Тотчас же я бросился вслед за ними. Бесполезно. Они будто сквозь землю провалились.
Приехавшая полиция ничего и никого не нашла. Внимательно осмотрели заброшенный дом. Ничего. Пропавших объявили в розыск. Все впустую. Никаких следов. Ни единой зацепки.
Я не буду говорить о своем состоянии, - вы сами можете его представить. Но эту первую ночь без Сережи мне никогда не забыть. Ночь текла без сна, давила тяжелыми всполохами прошлого и безысходного настоящего. Я словно опять оказался парализованным. Не помогало и спиртное.
Утром я еще раз осмотрел тот дом, и опять ничего не обнаружил. Недалеко от него находился заброшенный, как и сам дом, колодец. Я заглянул в него - и вздрогнул. Та же самая сгустившаяся масса фиолетового тумана, который, казалось, померещился мне в салоне проклятой машины, когда я первый раз столкнулся с этими, не знаю как их и назвать, внешне похожих на людей... Но нет, они кто угодно, но не люди! Потом фиолетовая масса ушла, и осталась пустота - леденящая, глубокая, чернее ночи, доводящая до безумия пустота.
Я ничего никому не сказал. Да и что было говорить. Понятно, за кого бы меня приняли. Настали тяжелые дни. Но как это ни банально звучит, жизнь продолжалась, и надо было жить и снять наконец с себя темное покрывало той ночи. Конечно, полностью это не удалось. Память не отпускала, да, наверное, уже никогда не отпустит. Но я немного свыкся, и стараюсь прятать ото всех мое горе.
Меня взволновала эта история, и я много думал о случившемся с моим собеседником, но не мог найти никакого рационального объяснения произошедшему.
А через два года он пропал. Оставил короткую записку, в которой сообщал, что вновь обрел надежду и решимость, что отправляется к своим и просит его не искать.
О содержании это записки, я узнал от следователя. Последний, силясь понять поведение архивиста, спрашивал меня о причинах, заставивших его уйти, не было ли какого-нибудь особенного мотива, побудившего его к этому поступку, если какие-либо предположения, где он может находиться, и еще многое о чем. Я ничем не мог ему помочь, хотя кое-какие соображения приходили мне на ум, но делиться ими не стал, да и вряд ли они были бы понятны следователю.
Записка заканчивалась стихами:
Вот длина лежит пред нами,
Ширина и вышина.
Только этими путями
Нам вселенная дана.
Все пути иные стерты,
Мы запиханы в футляр,
Не умеем мы четвертый
Строить перпендикуляр.
- Хорошие стихи, - сказал следователь. - Это он написал?
- Нет, - ответил я. - Это мучило другого человека.
Прошло еще около года. И однажды я не выдержал...
В небольшой заметке, появившейся в областной газете "Наша правда", сообщалось, что по словам одного из местных жителей села N, шестидесятилетнего Николая Долгова, он оказался свидетелем странного происшествия. И вот что он рассказал корреспонденту этой газеты.
- Вчера под вечер я возвращался от своего приятеля, с которым отмечали рождение его второго внука.
- Хороша отмечали?
Николай согласно кивнул и продолжил:
- Ну так вот. У заброшенного колодца я увидел незнакомого мужчину. Тот озирался по сторонам, потом нагнулся над колодцем, и долго находился в таком положении, словно что-то там высматривал. Дул сильный встречный ветер, и я, прикуривая, на малое время отвернулся. С третьей спички мне наконец удалось прикурить, а когда снова повернулся, мужчины у колодца уже не было. Я сразу подумал, что случилось несчастье, подбежал к колодцу, заглянул внутрь, но ничего не увидел, только далеко внизу что-то вроде фиолетовой дымки. Я побежал к ближайшему дому - звать на помощь. Ну, и позвонил куда следует. Ничего, абсолютно ничего не нашли. Пустой, почти высохший колодец - и ничего больше. Но пусть лопнут мои глаза, - я видел его! Не приснился же он мне!
- Так говорите, славно отметили рождение внука?
- Никакого отношения к тому, что я видел, это не имеет, - категорически заявил Николай.
Корреспондент с утверждением Николая не согласился, и посоветовал тому в меньших объемах употреблять горячительные напитки. А то мало ли что привидится. Возраст все-таки... И выразил надежду, что читатели газеты с ним согласятся.
