от машины. Виктор никогда не брал с собой на озеро ключи от машины, оставляя их на берегу, под машиной. Дед открыл ее и полез за папиросами. Его организм изнывал не только от оцепенения, но и от папиросного голодания. Закурив, он быстро оживил потухший костер и с удовольствием грелся его живительным теплом. С отблесками костра на берегу сразу стало уютно, и ночь опять казалась приветливой и романтичной.
Виктор, наконец, встал и на негнущихся ногах попытался дотащить лодку ближе к берегу, но она крепко лежала днищем там, где встала. Бросив свои попытки, он махнул рукой и поплелся к костру. Костер вел себя неспокойно. Похоже, что ветер усиливался. Деревья вокруг зашумели голыми ветками от его порывов. На озере зашелестел камыш. Виктор поежился от мысли, что сейчас, при таком ветре, они вряд ли могли продержаться на озере. Разве можно было не радоваться везению, оберегавшему рыбаков? Дед сделал большой костер и кипятил чай, обсыхая у огня. Вот бы сейчас портевешок был впору! – произнес он, потирая руки. Они попили горячего чая у костра, который все больше и больше раздувал во все стороны усиливавшийся ветер. А погода- то похоже, того – портится погода. Как бы ветер не пригнал ненастье. В такую пору еще и снег может случиться, - качал головой дед. Слушай, дед, это сколько же мы с тобой рыбы наловили? Такого еще не было у нас. Обалдеть можно! - Виктор отогрелся и снова был готов радоваться жизни и всей, связанной с ней, необычной обстановке.
Допив чай, дед достал из машины свой садок, связанный наподобие фитиля из капроновых ниток. Садок оказался огромным. Они с дедом набирали карасей в ведро из лодки и засыпали в садок. Караси продолжали трепыхаться. Их оказалось семь ведер, и все они вошли в садок, который был оставлен в воде до утра.
Дед вытащил лодку из воды и положил на траву. Было около пяти часов утра. Глаза начали слипаться, да и на ветру становилось неуютно. Они ушли в машину и укутались там одеялами, пригревшись. Представляешь, дед, если к утру там еще столько же рыбы набьется?! Как повезем? – успел пробормотать Виктор и провалился в сон. Разве он мог предположить, что блуждание среди ночного мрака на озере в дальнейшем будет вспоминаться ими как невинное приключение по сравнению с тем, что ожидало их после пробуждения.
Перед сном они с дедом надели теплую одежду, валенки и, согревшись под одеялом, прекрасно выспались. Дед спал, развалившись на заднем диване, а Виктор спал в водительском кресле. Проснулся он не от холода, не от голода, а потому, что выспался. Открыв глаза, он услышал неясный, монотонный шум. Нет, это не ветер шумел. Он откинул одеяло с головы и глянул на окно. Оно было запотевшим, непроглядно-матовым изнутри, а снаружи по нему сплошной пленкой медленно стекала вода. Он осторожно приоткрыл, покрутив ручку, оконное стекло своей двери. За окном стоял полный штиль, ни ветерочка. А с неба сплошной стеной сыпала морось. Она не барабанила по машине, а опускалась на нее белесой пеленой и тихо шуршала, стекая вниз. Казалось, что весь воздух состоял из этой водяной мороси и, чтобы дышать, надо было просто глотать ее, как кислородный коктейль, набивая ею рот и легкие. Неизвестно, как долго падала на землю эта небесная слякоть, которую даже нельзя было назвать дождем. Какая-то мелкая водяная пыль не лилась, а сыпалась сверху, подобно песку, пропитывая все вокруг влагой. Виктор поежился от мысли, что надо выходить наружу, под эту водяную завесу.
Ну, что, дед, накаркал? – громко произнес он. Дед сзади заворочался и уселся на диване, зевая. Сколько бы он ни выпил вечером портвейна, по утрам от него разило таким перегаром, словно он неделю пил без закуски. От его зевоты Виктор поморщился и открыл форточку. Мать честная! – встрепенулся дед, оглядываясь: Сколько времени мы проспали? Пора сети сымать! Тут Виктор вспомнил, что надо не только выходить наружу, а еще и плыть на озеро. Ему стало не по себе, не в радость от мысли, что там их ждет такая же прорва рыбы.
Дед закурил и бесстрашно вылез наружу. Ни о каком костре, горячем чае нечего было и думать. Сверху сыпала вода, под ногами хлюпало. Но дед был невозмутим. Старая школа. Он взял насос, подкачал лодку, выплюнул папиросу, и они поплыли на озеро. Выплывая через прибрежные камыши на большую воду, мимо их маячка- бутылки, они оба были уже насквозь мокрыми. Камыши, не скупясь, поделились с ними накопившейся за ночь влагой. Морось сыпала и сыпала сверху. Небо напоминало серую массу, висевшую низко над землей, над всем миром. Не было ни ветерка, только сплошной стеной опускалась морось, в пелене которой через несколько метров вокруг трудно было что-либо различить. Виктор греб вперед и чувствовал, как струйки воды хозяйничали у него под мокрой, прилипшей к телу, одеждой. Вода струйками стекала по спине, по ногам в сапоги, где хлюпало при каждом движении. В одежде его не осталось ни одной сухой нитки. Виктор натянул на голову капюшон штормовки – были тогда такие модные куртки из зеленой брезентухи, с резинкой в поясе. Даже дед ездил в такой на рыбалки, называя ее штурмовкой. Сам дед капюшон никогда не надевал. Он был в своей неизменной кепке, при виде которой Виктор не смог сейчас удержаться от смеха, сидя за спиной деда. Надо же было как-то спасаться от всей этой сырой напасти. Слушай, дед, – смеялся он : Ты в своей кепке, как под грибом спрятался. Вода стекает с нее по всей окружности. Смотреть тебе она не мешает?
Деду было не до него, не до слякоти, не до мокрой одежды. Он уже ухватил начало сети и начал собирать вместе с рыбой. Виктор с нетерпением глянул ему через плечо и удивленно присвистнул – сеть была пустой. Лишь несколько карасей. Дед быстро собрал ее и бросил в лодку. То же самое со второй сетью. Виктор ничуть не огорчился. Дед быстро собрал все сети, почти пустые, и они вернулись на берег. Сети сложили в мешки вместе с рыбой. Пока тащили садок до машины, пришлось перевести дух. Садок был неподъемный. Кое-как забросили его в салон Запорожца, где не было переднего сиденья. Быстро скачали лодку, загрузили все пожитки. Садиться в машину, в мокрой, прилипшей одежде не хотелось. Дед приоткрыл дверь, засунул голову внутрь, туда, в сухое пространство и закурил папироску.
Они пошли по травянистой колее к грейдеру, возвышавшемуся в обе стороны подобно крепостному валу. Вода хлюпала в колее до грейдера, но почва была твердой, дернистой. Виктор попытался подняться на грейдер по крутому спуску. Ноги разъезжались, как по пластилину, даже трава не помогала в его усилиях. Тогда он встал боком и, как лыжник, перебирая ногами, вскарабкался на дорогу. Дед смотрел на него снизу. Ну, вот я и здесь. А что толку? – Виктор сделал несколько шагов. Ноги разъезжались в стороны. На дороге был даже не пластилин, не тесто, а липкая черная жижа, в которой тонули сапоги. С каждым шагом сапоги становились все тяжелее, облепленные огромными кусками грязи.
Он сполз обратно, стряхивая с сапог прилипшую грязь. Дохлый номер, - без энтузиазма проворчал он из-под капюшона: До асфальта километра два. Не выбраться нам. Ноги разъезжаются. Даже если я выскочу на грейдер – на нем не удержаться. Он выпуклый. Стащит с него. Дохлый номер, - повторил он. Дед молчал. Вода так и стекала со всех сторон его фуражки, как с грибной шляпки. Виктор заметил это, но мысли были о другом.
Дед вернулся к машине, развернул из тряпицы топор. У него все было завернуто по тряпицам. Надо гать выстилать, - молвил он и пошел к роще. Какую гать тебе?! – не утерпел Виктор: Что толку?! Не заскочить мне на нее! Не хватит скорости! А если заскочу, то не удержусь там, меня сходу за грейдер выбросит, в яму! Скользко там!
Дед молча рубил березки. Виктор собирал их в охапку и таскал к грейдеру. Березками был застелен весь спуск, до самого верха. Они рубили, таскали, выстилали, а морось сыпала, сыпала и сыпала. В сапогах хлюпало, мокрая одежда прилипла со всех сторон. Казалось, что этому не будет конца. Но надо было что-то делать. Пока выстилали гать, даже согрелись. Виктор осторожно поднялся по наваленным березкам на грейдер: Бесполезно все это. Не разогнаться мне. Крутой подъем. Не знаю, не знаю, – качал он головой, спускаясь обратно. Дед опять закурил с помощью машины. Виктор не унимался: Эта гать – она только на один раз. Если я с первого раза не заскочу наверх, надо будет все снова выстилать. Дед молча курил.
Вдруг в монотонном, нудном шелесте мороси послышались посторонние звуки. Потом еще раз . Дед поднял кверху указательный палец и замер, весь обратившись в слух. Звук был еле слышен, какой-то низкий, фыркающий. Звук приближался и, похоже, он был с грейдера, со стороны Носково. Трактор, вроде бы, – не опуская палец, прошептал дед, словно боясь спугнуть.
Виктор не хотел верить, хотя звук становился все отчетливей, все ближе: Не может быть! До Носково шесть километров! Да кого понесет по такой дороге? Ты сдурел, дед, о чем говоришь?!
Тем не менее, звук вскоре превратился в шум тракторного мотора. Звук далеко разносился через завесу водяной пелены. Виктор и дед, не сговариваясь, побежали к грейдеру. Их гнало вперед желание увидеть чудо, способное противостоять непреодолимой непогоде, непобедимому бездорожью. Хотелось это увидеть своими глазами – победу над силами природы. И они увидели. Звук приближался весьма быстро, и вскоре со стороны Носково из-за поворота показалось то, что презирало эту вселенскую морось, накрывшую собой все живое и подавившую в людях способность к каким бы - то ни было передвижениям.
Из-за поворота показался не инопланетянин на летающей над грязью тарелке, не архангел Павел, шествующий по грязи аки посуху, не Барабашка с пропеллером в спине. Нет. Это был самый обыкновенный трактор Беларусь, который на их глазах давал фору всем тем, кого они ожидали увидеть из-за поворота. Он громко, оглушительно тарахтел, чихая из трубы черным дымом, лихо выруливал по грейдеру и тащил за собой на тросе легковушку. Уже издалека были видны большущие лепешки грязи, которые вылетали стаями из-под больших задних колес трактора и взмывали вверх, во все стороны, шлепая в машину, перелетая через нее.
Издалека это походило на фейерверк, устроенный покорителем дорог самому себе в честь победы над бездорожьем. Выглядело это даже весело, словно вызов непогоде, превратившей их, Виктора с дедом, в беспомощных букашек. Пока Виктор выкарабкался по выстеленной гати наверх, трактор лихо протарахтел мимо, виляя из стороны в сторону. Из кабины трактора, сверху, на Виктора глянуло лицо, вид которого прогнал по спине Виктора мурашки вперемешку со стекавшими по ней струйками воды. Но Виктор ничего не успел понять. Пока взбирался наверх, успел разглядеть, что мимо него протащили «копейку». Местами, из-под грязи, было видно, что она белого цвета. Вся радиаторная решетка «копейки» была залеплена толстым слоем грязи, словно заштукатурена. Лобовое стекло было заляпано, с зеркал свисали клочья грязи. Виктор слышал только мотор трактора. «Копейка» проползла мимо молча. Беларусь тащил за собой машину, как комок грязи. Ниши колес были туго забиты грязью так, что колеса не крутились, они просто скользили по жиже. Машина ползла на брюхе, но трактору все было нипочем.
