к утру лучше не станет, - заявила, - поедем завтра в больницу.
- Так ведь мне, мама, завтра в военкомат явиться надобно. Со всеми вещами, - напомнил Петька.
- Подождет военкомат. Справку в больнице возьмем. А в военкомате тоже люди сидят. Небось, не погонят куды с такой ногой.
И правда, дали Петьке отсрочку от призыва на месяц. Тут же и повестку новую военком подписал. Тем же днем, только на месяц позже.
Обрадовался Петька. Вернулся домой: кум королю, сват министру. А в селе бабы уже языки чешут:
- Гляди-ка, Мироновнины Петьку из армии домой назад возвернули!
- Дык, куды ему с больной ногой служить? Там, небось, не на лавке валяться надыть.
- А Мироновна –то всех лечит, а свого сына доси на ноги не поставила.
-Ну, дык, чего ставить-то, ежели опосля под ружжо отправлять!
Аська приметелила. Родители Петькины на работу ушли: она уже тут как тут. Петька, понятное дело, ногу ничем не присыпает и больничные бинты не разворачивает. Они с Аськой целуются, милуются, жизни радуются.
День радуются, неделю. По селу сплетни посыпались насчет Петькиных с Аськой радостей. Дескать, Воронкова Аська совсем стыд потеряла, к парню прямо в дом шастает. И куда только родители смотрят?
Вот вечерком отец подсел к Петьке на кровать и говорит:
- Ты вот, что… это. Ну, в общем, чтоб Анастасия сюды в дом больше не ходила! Али женись, али женихайтесь десь по-над кущами. А в своем доме разврата я не потерплю! Вже по улице не пройтить: все собаки ухи прогавкали за вас.
Петька с Аськой облюбовали старую деревянную баню возле речки. В эту баню, которую ставил еще, может быть, Петькин прадед, уже триста лет никто не заглядывал. И держалась она на честном слове. И дорога к ней заросла, а вокруг камыши да кушири её облепили. Но молодым-то что? Ветер не дует и дождь не капает.
- Слушай, Петь, а что у тебя с ногой-то было? – спросила как-то Аська.
- Да ничего особенного. Это я сам себе ноготь расковырял и солью с землей посыпал.
- Зачем?
- Ну, чтоб с тобой еще немного побыть.
- Вот это да! – удивилась Аська.
- А ты что думала, что я вообще ни на какой поступок не способен?
За неделю до срока по повестке Петька опять задумался. Нога уже, черт знает, когда зажила. Петька даже и про бинты забыл, и про мази, и где какая нога болела. Он и про то, что ему в армию идти надобно – тоже забыл. Хорошо, мать напомнила.
- Петь, мы тут с отцом порядили, что надыть в выходной проводы сделать. Чтоб по-людски, как полагается, в армию тебя проводить. Чай, не к теще на блины отправишься. И то сказать, перед людями не стыдно будет.
- А чего стыдиться-то, не понимаю. Лишнее все это: проводы, встречи – кому нужно?
- Что ты, сынок! Али мы какие нищеброды, чтоб единственного сына просто так из дому вытолкнуть?
Вот тут Петька и задумался. Ведь совсем не нагулялся он, однако. Только-только жить, может быть, начал, а тут, вот те – на: пришла кума любоваться! Армия приспичила. Видать, придется опять волшебным порошком попользоваться.
С утра Петька скучным прикинулся. Даже к Аське в баню не пошлепал. Аська ждала, ждала, потом сестренку свою младшую к Петьке на разведку прислала. Петька записку Аське настрочил, что, дескать, нет возможности ходить: опять нога разболелась. А девчонке велел, чтобы она сказала Аське: не нужно к нему пока приходить.
Запер Петька свою дверь, как и в первый раз, вооружился ножом и солью с землей и произвел на месте бывшей болячки нехитрую операцию. Завязал ногу и улегся на кровать книжку читать.
Только на следующий день оперированный палец откликнулся на Петькины молитвы: принялся потихоньку нарывать. Но родителям Петька пока еще не решился открываться. Это чтобы мать лечить не принялась раньше времени.
А родители тем временем к проводам усиленно готовятся. Водки набрали два ящика, колбасы копченой и вареной, целую голову сыра – ну, и все такое прочее.
Через два дня Петька в открытую выполз из своей комнаты и принялся демонстративно хромать по двору перед всем честным народом.
- А чевой-то опять ты захромал, Петя? – тут же обратилась к нему мать.
- Чего, чего! Нога нарывать стала!
Ну, мать тут же захлопотала лечить ногу. А еще через день завел отец мотоцикл, и повезли они с матерью Петьку в район.
- Панарициум вульгарис (Panaricium vulgaris- лат) – сказал в поликлинике врач, осмотревши ногу.
- Что-что? – не понял Петька.
- Лечить надо! – ответил врач. – В стационаре. А не то заражение будет.
- Как, в стационаре? – испугался Петька. – Мне в армию завтра надо. Вон, и повестка у меня есть.
- А если повестка, то я тебе напишу справку и направление в стационар. Ты с этими бумажками дуй в военкомат. Там тебя в госпиталь направят. А я тебя от армии освобождать не могу.
Военком покрутил в руках направление от врача, посмотрел недоверчиво на Петькину ногу и распорядился отправить Петьку в госпиталь, отсрочив призыв для прохождения воинской службы еще на месяц.
В госпитале врач подтвердил диагноз, установленный районным врачом, и тут же отправил Петьку в хирургическое отделение, где без всякого промедления хирург отчекрыжил Петьке ноготь на большом пальце ноги, выгреб из пальца всю дрянь, забинтовал ногу и отправил лежать в палату.
Теперь уже Петька задумался в другую сторону. Какого черта он всю эту комедию с ногой устроил? Ради чего? Чего добился? Ногу изуродовал, а в армию все равно придется топать. Да и не в армии дело. Служить он так и так пошел бы этой весной, и он готов был идти на службу. А с Аськой, ради которой он устроил эту глупую катавасию, он уж точно теперь не скоро потешится. Стоило ли всего лишь ради смазливой девчонки рисковать здоровьем и репутацией?
Ну, вот, повожжался он с Аськой, любовь покрутил. А была ли у них эта самая любовь? Ага! Сейчас! Нетути никакой любви! Отцвели хризантемы.
И вот он теперь валяется, как бревно, в госпитале. Еще не служил, а уже в госпитале. А тут мужики с настоящими болячками. Рядом парень лежит, стонет. Почти ровесник Петьке. Ногу ему в Афгане снарядом оторвало. А другой мужик с ожогами на руках и лице: людей спасал на пожаре. Кто горел, кто воевал, кто на учениях товарищей выручал - армейцы и в мирное время на войне. А он, Петька, какой подвиг совершил, если его сюда, в военный госпиталь занесло? Солью нарыв посыпал, чтоб от армии откосить.
Мать приезжала в госпиталь, говорила, что Аська трепала по селу, будто Петька нарочно себе увечье делал посредством соли, чтоб в армию не идти. «Все тебя в селе теперь Соленым кличут, - сказала мать, - только я во все это не верю, потому что Аська это все со злости набрехала».
Много чего передумал Петька, пока в госпитале прохлаждался. Через полторы недели выписали его домой. Обследовал его военврач со всех сторон, дал выписку в военкомат и сказал:
- Надо бы тебя еще недельку подержать. Ну, да уж поезжай домой. Перед службой с родными еще дома побудь, с друзьями. Две недельки тебе еще на поправку даем. А дома и стены лечат. Бывай здоров, солдат!
Вышел Петька из госпиталя, огляделся вокруг. Весна бушует по полной программе: сады цветут, облака плывут, воробьи чирикают, девчушки на асфальте в «классы» прыгают. Хорошо! Живем, братцы!
Вдохнул Петька полную грудь воздуха, ремень на брюхе подтянул потуже и пошел в военкомат. Чего ради тянуть со службой? Днем раньше, днем позже. А домой теперь заявляться негоже. Да и к чему? Долгие проводы – лишние слезы.
Выслушал военком Петькину исповедь, похлопал по плечу и сказал:
-Молодец, что сейчас пришел!
А потом направил Петьку в сержантскую школу.
*
Отслужил в армии Петька достойно. Отучился в школе сержантов. Пошел в спецназ. Потом его отправили в Афганистан. Там получил ранение и правительственную награду. После госпиталя остался служить сверхсрочно. В части, где служил, нашел себе жену. Только через семь лет, будучи уже кадровым офицером Советской Армии, приехал он в свое село навестить родителей. Заскочил на несколько дней перед длительной командировкой за рубеж.
На машине военкомовской подъехал. Районный военком по старой дружбе подбросил. Пока ехал уазик по пыльному сельскому шляху, народ из дворов выгреб поглазеть. Эка невидаль: не каждый день военные уазики по селу разъезжаются. Вышел из машины Петька возле отчего дома, а люди уж машину обступили, дивятся.
- Гляди! Нешто Петька Соленый до дому приехал?
- Какой Соленый?
- Да той, что ногу себе ножичком ковырял и солью посыпал, али не слышала? Эт, чтоб от армии откосить, значит, ковырял.
- Враки все это! Если косил, так что он теперь-то в армии делает?
Вот так из-за дурости обидное прозвище к человеку прилипло на всю жизнь.
