Путешествие на Красную Поляну 17 - 18 главы

                                                                           17. Домой
                            Утром мы со Степаном стали собираться домой. Сначала я хотел отправиться в отделение милиции, чтобы сдать оружие, реквизированное у горячего охранника. Но Никос Иванович заявил мне, что сам сдаст. А мне лишние хлопоты ни к чему. Тем более, что у меня и времени уже на всякие бесполезные дела не осталось. Я с чувством огромной благодарности передал старику злосчастное оружие и тут же позабыл о нем. Затем я поинтересовался у Никоса Ивановича, хлопотал ли он насчет Гриши, чтоб устроить его на работу?
                     -Все в порядке, - отвечает. – Как только вы позвонили, сразу же и навел справки. Может хоть сейчас ехать и устраиваться. Только волнуюсь, что не удержится он и на этой работе. Такой уж он человек непутевый.
                    -А мне кажется, что напрасно волнуетесь. В лесничестве Грише понравится. И, по-моему, он всерьез настроился посвятить себя лесному хозяйству.
                   Пока мы с Никосом Ивановичем беседовали о Гришиной судьбе, тут он и сам пожаловал. Пришел проводить нас.
                   Ну, вот, приятель, - сказал я Грише. – Никос Иванович похлопотал за тебя. Можешь устраиваться на работу.
                   -Что, прямо так сразу? – удивился Гриша.
                   -Прямо так сразу. Ты уж не подведи меня, парень, а то мне  потом неловко будет, если что, - попросил я.
                   Гриша поклялся абсолютно искренне, насколько мне хотелось в это верить. Потом Никос Иванович взял с меня слово, что вскорости я непременно навещу его скромную обитель, и мы со Степаном двинулись на вокзал.
                   В поезде Степка разоткровенничался:
                  -Вот ведь как чудно, Иван Александрович, получается: всего неделю с вами по горам побродил, а столько всего узнал и увидел, сколько дома и за год не доводилось. Не зря мне дед говорил, что рядом с вами я человеком стану.
                  -Да не во мне дело вовсе, - возразил я. – Ты, братец, вплотную с природой общался – вот, в чем дело. Понял?
                 -Не-а! Причем тут природа? Я,  что,  раньше никогда в лесу не был, или в горах?  Да меня  чуть ли не с пеленок  по выходным на природу вывозили.
                 Насчет выходных Степка говорил сущую правду. Весь персонал телекомпании знал привычку шефа регулярно по выходным и праздникам вывозить всю свою семью на природу. Именно по этой причине, обычно, с вечера пятницы и до утра понедельника бесполезно было кому-нибудь пытаться искать Главного в городе.
                -Ну, сравнил, братец! – усмехнулся я. –  Разве можно считать настоящим походом в недра природы невинный пикничок на полянке где-нибудь у кромки леса недалеко от федеральной трассы? Подобную «природу» с таким же успехом можно устроить и на собственной даче. А вот когда мы с тобой  по бурелому побродили да по  снегу по пояс, когда  на горном склоне среди альпийских тюльпанов посидели и пешком по облакам прошлись – вот это действительно природа. А чем человек ближе к природе, тем душа у него чище и свободнее от  меркантильных забот. Природа и меркантильность – это абсолютные противоположности, потому что природа, сама по себе, вне сознания и деятельности человека. Человек может сосуществовать с природой, строить с нею взаимоотношения, получать от неё  дары и сам одаривать её своим вниманием и заботой. И тогда он как высокоразвитый венец природы живет  в божественной гармонии с собой и окружающим миром. Когда же, наоборот, человек полностью уходит от природы в мир созданных  собственной деятельностью вещей, а саму природу  воспринимает лишь как сырье для производства новых вещей, то природа принимается мстить человеку  за свое унижение. Сейчас, к сожалению, мало людей, которые по-настоящему любят природу, понимают её, берегут  и стремятся к настоящему общению с нею. Таких людей чаще можно встретить разве что в деревне, где человеку приходится общаться с природой, что называется, с глазу на глаз.
               Однако, что греха таить, сейчас и в деревнях  всяких  проходимцев достаточно, которые все стремятся урвать куш пожирнее от земли, леса и прочих природных угодий. Как правило, это  пришлые люди, не деревенские. Проблемы деревни, природы и земных ресурсов человека из числа проходимцев интересуют лишь  с тех позиций, сколько можно от всего этого получить наличными. А если не деньги на природе настругать, то хотя бы получить как можно больше кайфа.  А это, Степа, не человек деревни, а деревня в человеке. Не дай бог такого человека допустить к природе и её ресурсам! Все разграбит, разорит, уничтожит и пустит на ветер.
               -Наверное, поэтому природа и не допускает к себе всякого так просто? – спросил Степа.
               -Ну да, - согласился я. – Наверное, так. Ты погружаешься в неё, а она проверяет тебя на  вшивость.
               -А я, как вы думаете, прошел эту проверку?
               -Думаю, что прошел. Впрочем, тебе виднее, - усмехнувшись, заметил я. Потом спросил:
               -Ну, так  идти к твоему  преподу, или нет?
               -К какому преподу? – не понял Степа.
               -Да к тому, которому ты историю не сдал.
               -Да что вы, Иван Александрович! – смутился Степа. – Я ж пошутил тогда. Сдам я эту историю в два счета. Я теперь ее совсем по-другому читать буду.
               -По-другому, это как? – спросил я.
               -С интересом.

                                                                 18. В кабинете у Главного

                Мы вернулись в родной город, когда отгремели уже майские праздники. Слава богу, что я все-таки успел ещё до начала новой рабочей недели сводить своих детишек в парк на аттракционы.
                На работе шеф искренне поблагодарил меня, пообещавши отгулы при случае, и  поведал, что медведевский репортаж проскочил без всякого ущерба  для  телекомпании.
                -Небось, никто в лица экстремистов и не всматривался, - предположил он. – Ну, слава богу, из кадетов никто не пострадал, дело и замяли, - сказал. –  А что Степку моего по горам потаскал, все равно огромная моя тебе благодарность. Представляешь, приехал и заявил сразу же, что со всякими этими отморозками завязал. Они ему теперь не по пути. Ты, Иван Александрович, гений! Макаренко! – воскликнул.
–  Уж не знаю, каким манером ты воспитывал моего оболтуса, но что  за неделю ты  вытащил  из него всю дурь – это факт.
                 А, примерно, через месяц Главный опять  вызвал меня по телефону в кабинет. Причем, таким  напряженным тоном, что я  моментально почувствовал: будет какая-то баня.
                 Он даже и не взглянул на меня, когда я вошел в кабинет. Минуты две сосредоточенно возился в ящике стола, отыскивая там что-то. Не прерывая своего занятия, махнул мне рукой на стул. Я сел, поздоровавшись.
                 Наконец, Борисыч оторвался от ящика, захлопнул его сердито и, удостоив меня предварительно глубоко задумчивым взглядом, встал, вышел из-за стола и принялся мерить кабинет шагами, пытаясь при этом куда-нибудь приспособить свои руки: то в карманы брюк, то за спину, то на живот.
Потом все-таки вернулся  к столу, уселся на свое место и спросил мрачно:
                -Ты можешь рассказать мне, как на духу, что ты там, в горах, вещал моему остолопу?
                Я сразу понял, что речь идет о Степке, поскольку только он был у Борисыча  «остолопом». Или «оболтусом» - в зависимости от настроения нашего шефа. Сейчас настроение было скверным – дальше некуда.
                -В каком смысле? – спросил я, чтобы  прояснить для себя направление мысли  Главного.
                -В таком, что у мальчишки окончательно крыша съехала!
                -Что, совсем? – тупо уставился я на шефа.
                -Окончательно! Вчера  за ужином он заявил нам, что пошел в казаки.
                -Куда пошел? – не понял я.
                -В казачество вступил! Сам все решил, сам совершил, а нас поставил перед фактом, так сказать! А подбил на все это, естественно, ты, Жанно. Вот я и хочу выяснить, чем ты там ему пудрил мозги? Только не  заявляй, что ты  тут ни при чем! Уж я-то знаю твои методы. Тебе, если надо, то ты и дьявола к алтарю приведешь и покаяться заставишь.
               -А я и не собираюсь что-то заявлять, - спокойно  отпарировал я. – Во-первых, потому, что не вижу ничего плохого в том, что парень решил вступить в казачье общество. Разве быть казаком – это плохо?
               -Да кто сказал, что плохо? – смутился Главный. – Только пустое это все. А ему учиться надо.
Я усмехнулся:
               -Вот только не стоит лукавить, Степан Борисыч. Когда это было, чтобы  казачество  мешало образованию?  Скорее, наоборот. Да и что плохого в том, что, наконец-таки, парень пошел к  порядочным и честным людям, настоящим патриотам, готовым, не жалея живота своего, бескорыстно служить ближним.
               -Ой, ну завел свою пропагандистскую шарманку! – поморщился Главный. – Эдак, ты и меня в свою веру затянешь. Я вовсе ничего плохого в адрес казачества и казаков говорить не собираюсь. А только, я понимаю, что если человек вступил в какое-либо  общество, то должен выполнять какие-то обязательства. А Степка, как тебе известно, и без того изрядно запустил учебу. Сессия началась, а он еще кучу зачетов не сдал.
               -Конечно, если бы он  сейчас находился в компании скинхедов, то дела в университете у него были бы прекрасны? – не преминул заметить я. -  Степан Борисыч, парень в таком возрасте, что ему непременно нужно  быть в какой-то компании. В какой именно -  ни вы, ни я, никто другой не может ему навязать. Он сам вправе сделать свой выбор. Это прекрасно, что он  пришел к  казакам. В конце концов, именно казачество поможет  ему не только стать настоящим человеком, но и укажет путь  истинного служения  людям и родной земле. Так что вам еще надо?
                Главный нервно замахал руками:
                -Иди, иди, агитатор! Будет он мне еще про казачество рассказывать! Да у меня самого предки в девятом колене черкасскими казаками были: и в Запорожской Сечи  воевали, и   под Измаилом стояли, и в Крымскую кампанию турков били, и на Балканах в девятьсот двенадцатом  братушек-славян освобождали.  А потом,  после революции, за все подвиги весь наш род под корень вырубили: кого расстреляли, кого на Соловки отправили, кого в Сибирь, а деда моего с бабкой  тут, под Полтавской голодом заморили. Из всего рода один только батько мой и выжил. Да и то потому, что нашелся один порядочный  красный комиссар, который подобрал сироту да в детский дом отправил. А ты меня агитировать: казаки да казаки! Сейчас воспрянули казаки, головы свои подняли, молодые хлопцы дедовы папахи из сундуков повытаскивали. А тут придет к власти какой-нибудь новый  Джугашвили, и полетят вновь казачьи головы ко всем чертям.
                -Не, теперь не полетят, - успокоил я шефа. – Историю вспять  не повернуть.
                -Ой, иди отсюда! Чего стоишь, говорят тебе?! Историк хренов! Глаза бы мои тебя не видели!