октябрь 1698, Эль-Ферроль
Порывы ветра бросали в окна не капли, а целые пригоршни воды. Где-то хлопнула плохо закрепленная ставня, и послышался звон разбитого стекла. Беатрис подняла голову от шитья и прислушалась — из правой части дома донеслись голоса, а значит, рачительный управляющий уже знает о досадном ущербе.
Беатрис вздохнула. Она думала об «Архангеле», не вернувшемся до начала шторма в порт. Днем она выходила на каменный мол, содрогающийся под ударами рассвирепевшего океана, который обрушивал один пенный вал за другим в попытке уничтожить сооруженную человеческими руками преграду, а затем — пойти войной на сушу. Она долго стояла на треплющем ее одежду, пронизывающе-холодном ветру, но в серой пелене дождя не было видно ни одного паруса. Под вечер шторм перерос в настоящую бурю.
«Мигель — опытный моряк, наверняка он заметил признаки непогоды, и корабль находится в безопасной бухте. Тем более, что плавание предполагалось вдоль побережья. Я напрасно тревожусь — а я ведь тревожусь...»
Беатрис снова вздохнула. С той роковой ночи ее общение с мужем сводилось лишь к обсуждению того, что касалось детей или хозяйства. Впрочем, разговоры они вели не часто. А две недели назад, накануне ухода Мигеля в плавание, она вдруг обратила внимание, как осунулось и постарело его лицо и запали глаза...
...Война закончилась осенью 1697 года, но долгожданный мир не принес Испании облегчения. Времена наступали безрадостные: его величество Карлос Зачарованный упускал из слабеющих рук последние нити, связывающие его с реальностью, а вместе с этим закатывалась звезда прославленного адмирала де Эспиносы. Практически сразу дон Мигель оказался не у дел и почувствовал, что задыхается среди интриг и фальшивых улыбок придворных, подобно грифам слетевшихся в предвкушении скорой смерти короля. Леность, небрежение долгом и запустение царили повсеместно и приводили его в ярость.
Несмотря на то, что дон Мигель приближался к шестидесятилетнему рубежу, силы не оставили его, и плечо беспокоило гораздо меньше, хотя рука так и не обрела былой подвижности. Можно было считать подарком судьбы, что в один из редких моментов просветления король Карлос предложил ему принять под свое начало небольшую эскадру, несущую охрану атлантического побережья Испании.
Год назад они перебрались в Эль-Ферроль. Беатрис с легким сожалением оставила родную ей Севилью. Но лучшим утешением для нее было видеть, как горели глаза мужа, для которого это назначение было спасением от хандры.
Атлантический океан, неустанно вздымающий высокие зеленоватые валы, разительно отличался от лазурного Карибского моря. Однако Беатрис открыла для себя особое удовольствие приходить на мол или верхом выезжать на обрывистый берег и любоваться его неукротимой мощью. Де Эспиноса опять надолго уходил в плавание, но Беатрис, безусловно, предпочитала скучать по нему, чем наблюдать, как тоска подтачивает его изнутри, а характер становится все более угрюмым.
Беда разразилась совершенно неожиданно для Беатрис. Хотя отчасти в этом была ее вина. Как она могла забыть в Санто-Доминго кинжал дона Эстебана?!
Беатрис оставила кинжал у себя, видя в нем залог достойного поведения племянника мужа. Она спрятала "улику" среди толстых фолиантов с пьесами Лопе да Вега, интересоваться которыми никому, кроме нее, не приходило в голову. Впрочем, взывать к благоразумию дона Эстебана ей не пришлось. Шли годы, изредка он появлялся в доме дяди, и хотя во взглядах, кидаемых им на Беатрис, читалась глубокая неприязнь, если не сказать большего, молодой человек старательно избегал общества тетушки. А в суете и спешке сборов пред внезапным отплытием в Европу, Беатрис попросту забыла про кинжал. Спохватившись только на борту корабля, она встревожилась, но затем подумала, что даже если кинжал и найдут, в этом не будет особой драмы, и вряд ли находку свяжут с ней. Однако она ошиблась, и это дорого ей обошлось.
Дон Мигель принял решение продать дом на Эспаньоле лишь в начале этого года, а в июле из Санто-Доминго пришло письмо...
Беатрис знала о ненависти, которую питал к ней их бывший управляющий Фернандо, но не могла предположить, на какую гнусную подлость он способен. Та история с Донато, из-за которой они поссорились с Мигелем вскоре после свадьбы, казалась теперь простым недоразумением. На сей раз управляющий обвинил сеньору де Эспиноса в «непотребной греховной связи» с доном Эстебаном. И да, у Фернандо были доказательства: кинжал, который он прислал вместе с письмом.
Поздним вечером муж пришел к ней в спальню и, показав злополучный клинок, потребовал объяснений. Беатрис растерялась: что будет, если Мигель узнает о попытке его племянника изнасиловать ее? Это, а еще жгучий стыд помешали ей сразу рассказать, как было дело, а потом стало поздно.
— С чего Фернандо взял, что кинжал спрятала я? Дон Эстебан мог потерять его, или кто-то украл...
— В моем доме?! — перебил ее Мигель. — Кто же? Кто мог украсть кинжал, Беатрис? И неужели ты думаешь, что Эстебан не сказал бы мне, если бы потерял его?
— Почему Фернандо поведал тебе об этом лишь спустя многие годы?!
— Фернандо упрекал себя в недостатке мужества и умолял простить ему этот грех. Он написал, что лежит при смерти и хочет облегчить свою душу. Скажи мне, кто стал бы лгать, чуя близкую встречу с Создателем?
На этот счет у Беатрис было другое мнение, но она смотрела в лицо мужа и понимала, что он не поверит в то, что управляющий ненавидит ее и не остановится ни перед чем, чтобы очернить ее имя.
— А коридор возле кухни? Чем вы там занимались? — с яростью в голосе спросил дон Мигель.— Фернандо видел, как Эстебан вышел оттуда, а несколькими минутами позже из кухни появилась ты. И твои волосы и одежда были в беспорядке!
Все дальнейшие попытки Беатрис оправдаться — говоря откровенно, довольно неуклюжие — только усиливали гнев дона Мигеля. В бешенстве от ее упрямства и видя, что она увиливает от ответа, он схватил жену за плечи и встряхнул. На миг Беатрис почудилось, что сейчас он ударит ее, или... его безжалостные пальцы сомкнутся на ее шее. Задыхаясь от боли и отчаяния, она выкрикнула:
— Вызовите дона Эстебана и спросите его, как кинжал оказался у меня! И посмотрим, осмелится ли он солгать!
— Вы держите меня за дурака?! — прорычал дон Мигель. — Вам прекрасно известно, что Эстебан в Санто-Доминго! И как знать, кто на самом деле является отцом Изабеллы и Диего!
Будто проклятый кинжал вонзился ей в грудь...
Это было самым чудовищным обвинением, которое де Эспиноса мог бросить своей жене. Судя по всему, даже сквозь пелену гнева он осознал, что зашел слишком далеко, поскольку вдруг обмяк и разжал пальцы. Беастрис шарахнулась от мужа, душевная мука и жгучая обида заслонили ужас перед его яростью и боль физическую.
— Подите прочь, дон Мигель, — безжизненным голосом проговорила она.
Опомнившись, муж шагнул к ней и глухо пробормотал:
— Беатрис...
— Нет! — воскликнула она, отшатываясь. — Не прикасайтесь! Не смейте прикасаться ко мне!
Де Эспиноса больше не произнес ни слова, и, сгорбив плечи, вышел из комнаты, а Беатрис, проплакав почти всю ночь, забылась тяжелым сном и даже не услышала, как рано утром он уехал в порт.
Когда сеньоре де Эспиноса сказали об этом, на ее губах появилась горькая улыбка: она вспомнила свою свадьбу. История повторялась, но на этот раз Беатрис чувствовала только опустошение. Вряд ли ей стало бы легче, знай она, что ее муж также не сомкнул глаз в эту ночь...
Кинжал де Эспиноса узнал сразу: он сам подарил его Эстебану. Нахмурившись, он вчитался в письмо — и словно небо рухнуло на него. За витиеватыми фразами и бесконечными заверениями Фернандо в преданности стояло нечто, непостижимое для его рассудка.
Беатрис неверна ему? У нее была многолетняя связь с... Эстебаном?! С Эстебаном, бывшим для него не просто сыном покойного брата, а самым дорогим человеком, на которого он перенес большую часть испытываемой к Диего любви!
Пальцы судорожно сжались, сминая листы. Дону Мигелю хотелось отшвырнуть их, как если бы в его руках оказалось мерзкое ядовитое насекомое. Но потом его взгляд упал на кинжал. Мог ли Эстебан быть способным на такое гнусное предательство? А Беатрис? Неужели под прекрасной оболочкой скрывается черная бездна? От века Враг рода человеческого избирает дочерей Евы своими орудиями, чтобы искушать смертных.
Вздор! Он, Мигель де Эспиноса, никогда не страшился ни дьявольских козней, ни сладостных сетей, расставляемых им. И он немедленно пойдет к жене и спросит у нее. Какое-то объяснение есть, он был почти уверен. Почти...
Но то, что произошло в спальне... Беатрис лепетала что-то маловразумительное, и призрачные демоны подозрений обрели плоть и острыми когтями впились в его душу. Ужасные слова сорвались с его губ, прежде чем дон Мигель успел понять их смысл. Он многое бы дал, чтобы обратить время вспять.
Обнять Беатрис, губами осушить бежавшие по ее щекам слезы, которых она не замечала... Однако отвращение, появившееся в глазах жены, остановило его, и он не сделал даже попытки к примирению.
Погруженный в свои тягостные размышления, он мрачно рассматривал стену напротив себя. Годы, прожитые в браке с Беатрис, невольно всплывали в его памяти. Девять лет назад он считал, что его жизнь не имеет больше смысла, и сожалел, что удар шпаги Питера Блада не оказался смертельным. Но искренность и непосредственность сеньориты Сантана вновь зажгла в нем искру, и он неожиданно для себя самого решил связать с ней свою судьбу. Затем — узнавая Беатрис лучше, он начал привязываться к жене, словно прирастая к ней душою. И однажды решив, что Беатрис любит его, в дальнейшем он принимал это как данность, и ему не приходило в голову, что придет день — и все изменится. Де Эспиноса не мог бы сказать, когда его насмешливое любопытство и снисходительность уступили место иному чувству, пустившему глубокие корни в его сердце.
Неужели он ошибался в ней, и она никогда не любила его? Или, оскорбив ее тяжким и несправедливым подозрением, он сам разрушил храм, в котором мерцал огонь, все эти годы согревавший его?
Он запомнил странные слова Беатрис об Эстебане и вяло подумал, что непременно напишет племяннику. Но... что он будет делать дальше? Отчаяние растекалось горечью на языке и горечью в сердце. У него вырвался глухой стон, грудь сдавило до черных точек перед глазами, и ему пришлось сделать несколько медленных осторожных вздохов, чтобы восстановить дыхание.
Что же... У него оставалось море. Всю жизнь оно было для него верным другом и переданной любовницей, лишь на краткий промежуток он решил, что это не так. Но море терпеливо и ждет его. И адмирал де Эспиноса знал, что уже скоро он навсегда упокоится в холодных синих волнах.
***
Плавание длилось больше месяца. О том, куда направился «Архангел», сеньора де Эспиноса узнала от навестившей ее доньи Марии Альварес, жены вице-адмирала. У Беатрис хватило выдержки, чтобы скрыть свое удивление: не стоило делать достоянием гласности, что она не знает, где ее муж.
Дон Мигель вернулся в
