водяной пеленой зазвучали торжественные звуки, которые Он не привык слушать, стоя в голом виде.
- Молчать! – не выдержал Он, и музыка стихла, прекратив нечаянный казус по его вине.
- Все, хватит! - произнес Он, почувствовав себя освеженным. Вода прекратилась. Напрасно Он искал глазами ее источник. Над ним был сплошной потолок. Она опускалась прямо из воздуха над головой. Стены впитывали в себя ароматные пары комнаты, одновременно просушивая воздух и его тело. Он оделся в коридорчике и вышел из душевой с вопросом: А где у нас тут столовая? Уже знакомый женский голос объяснил ему дорогу до лифта, который опустил его на первый этаж.
Столовая, как и все во дворце, была огромной, рассчитанной на большое количество гостей. Он не стал садиться за длинный стол, тянувшийся через весь зал, а выбрал уютный столик возле окна.
- Ну-с, - энергично потер Он руки. - Сейчас не мешало бы закусить! - Из ниоткуда, из воздуха возникло меню и повисло над столиком в виде толстой яркой книжечки. Он взял ее в руки и не мешкая ткнул пальцем по нескольким строчкам первого листа, словно выбирал каналы на пульте телевизора. Брошенное на стол, меню послужило сигналом для нейрослуг, откликавшихся не только на его мысли, но и на жесты. Меню исчезло, а вместо него стол оказался заставленным блюдами. Обычно Он был сдержан в еде, но усилившийся голод на этот раз заставил его палец излишне побегать по строчкам меню. Оглядев накрытый стол, Он понял, что глазами съест больше, чем осилит его желудок. Так в действительности и получилось. Голод Он утолил быстро и, вставая из-за стола, больше радовался наступившему комфорту в желудке, чем изысканности блюд.
В голове его, в отличие от желудка, дискомфорт не проходил. Слова мамы не давали ему покоя. Он хотел выйти наружу, покинуть эти стены, ставшие свидетелями их разговора. Он с облегчением вышел на высокое крыльцо, решив начать знакомство со своей виллой не с дворца, а с его окрестностей, богатых приятными сюрпризами.
Вокруг дворца простирался обширный парк с аллеями, беседками, музыкальными фонтанами, бассейнами. На каждой аллее был красочный план всего парка, чтобы можно было без труда найти поле для гольфа, теннисный корт, боулинг или автодром для скоростной езды. Там же были обозначены ангар для звездокаров, их стартовая площадка, гараж с машинами для прогулок по планете. На плане можно было легко найти и пристань с яхтами, расположенную на берегу канала, тянувшегося от центральной аллеи до озера, очертания которого из космоса должны были напоминать хозяину виллы море на родной планете, где Он любил отдыхать. Обо всем этом Он знал, но еще ни разу не видел. Когда Он спустился с крыльца, пересек площадь перед парадным крыльцом и достиг одну из аллей парка, дорожка под ним плавно тронулась вперед и понесла его вглубь парка. Через несколько минут ему это надоело. Стоять! – негромко скомандовал Он, и движение прекратилось. Дальше Он пошел сам, испытывая удовольствие от ходьбы и от мысли, что может сделать хоть что-то сам, без чужой помощи.
Мысли его немного успокоились: "Интересно, насколько тут все подвластно моим приказам?" Шагая по дорожке, Он поднял голову вверх. Ему было известно, что вилла освещается искусственным солнцем. Сейчас проверим, - с любопытством подумал Он и мысленно произнес, глядя из- под руки на солнце:
- Слишком ярко! Убавить свет! - тут же вокруг все стало меняться. Яркие краски парка потускнели, потоки света ослабели, и Он смог смотреть на свое солнце не сквозь пальцы, а широко раскрытыми от удивления глазами. Ух ты! - по-детски вырвалось у него. Он даже остановился от возникшей мысли:
- А если я хочу ночь? - Все вокруг стало темнеть, свет померк. Солнце потускнело и уже не чувствовались потоки тепла от него. Но диск его не погас окончательно. В черном небе вместо солнца – Он не верил своим глазам – висела бледноликая Аруна, точная копия спутника его родной планеты! Он не мог, не мог ни с чем спутать этот диск после тех дивных ночей, когда любовался ею, очарованный ее молчаливой холодной красотой. Это была она. В ее слабом свечении ему виделись знакомые очертания теней, словно это был не диск планеты, а черты лица, взирающего на него оттуда, сверху. Дивными ночами Он любовался этим лицом и завидовал в такие минуты поэтам, которым волшебная красота шептала дивные строки. Ему не дано было это. Аруна нужна была ему не для вдохновения, а для отдыха. Для отдыха от его дел, непосильных одному человеку. Многие годы, любуясь ею, Он гордился тем, что она служит ему, придавая ему силу и уверенность, возвращая душевный покой и осознание своей полезности для планеты, которой служит и она, Аруна.
Сейчас Он не успел восхититься мастерством тех, кто создал для него эти чудеса, потому что сердце его вдруг сжалось, наполняя тело холодом. В темных, размытых очертаниях небесного диска начали вырисовываться забытые черты маминого лица. Он даже не мог вспомнить того, сколько лет не видел ее, но не смог не узнать, постаревшую. Черты лица становились все отчетливей, и Он уже различал множество морщинок, оставленных жизнью на родном лице, напоминавшем скорбную гримасу, более уместную для похорон, чем для приветствия отставного президента планеты. Вроде бы это была его Аруна – умиротворение его души и отдохновение его тела, но сейчас она смотрела на него по-другому. Ему опять стало неуютно на его маленькой планетке под этим взглядом, как под мамиными словами. Затаив дыхание, смотрел Он на тусклый диск в ночном небе.
Холодок в сердце был лишь началом того ужаса, который охватил его от другой, увиденной в ночном небе, картины. Днем, при свете солнца, Он никогда бы не увидел этого до тех пор, пока не поднялся бы в звездокаре над своей планеткой в космическое пространство. Сейчас, в ночном небе, Он увидел за диском Аруны огромную планету. Ему было известно, что его околопланетная вилла движется по искусственной орбите вокруг его родной планеты на высоте в несколько тысяч километров, то есть, совсем рядом от нее. Он понял, что видит сейчас свою планету. Видит впервые вот так, со стороны. Ту планету, ради которой Он много лет чувствовал себя галерным рабом, трудясь, не разгибая спины, не покладая рук над указами и законами для блага ее народа. Теперь Он забыл об этом, потому что ужас объял его при виде открывшейся его взору картины в ночном небе, и внутренний голос кричал, что такого не может быть! Такого не должно быть! Но это было. Он видел собственными глазами на фоне черного неба рваное тело его родной планеты. Зрелище это было ужасное. Он поежился от холода. Холодно ему было не снаружи. Холод шел изнутри, все дальше разливаясь по телу, сковывая мозг, сводя в судороге пальцы рук, вызывая дрожь в коленях. Огромная планета, висевшая над головой, была во много раз больше его искусственного солнца. Очертания этой планеты напоминали огрызок яблока, из которого зубы гигантского злодея отгрызли большие куски, не пожелав доедать все яблоко.
Он стоял, леденея от холода: Что случилось с его планетой?! Ведь еще суток не прошло, как Он покинул ее. Что случилось?! Война?! Месть за Иллирию?! Неужели ему не сообщили бы?! Ах, да, зачем? Он ведь теперь – бывший! Осталась ли там жизнь, на планете?! Да и как можно на ней жить?! Казалось, что от таких ран, изуродовавших правильные формы планеты, она должна истекать своей планетной кровью и заливать ею все окружающее пространство. Огромным усилием воли ему удалось оторвать взгляд от страшной картины.
- Б-р-р-р! – энергично замотал Он головой. - Хочу свет! Хочу много света! Хочу день! – закричал Он в отчаянии. Тут же небо осветилось ярким солнцем, и картина исчезла ночным кошмаром.
- Хочу скамейку! – потребовал Он и в изнеможении опустился в мягкое кресло тут же, в тени аллеи.
- Телефон! Срочно телефон! Где мой телефон? - мелькнуло в голове. Он схватил с подлокотника кресла свой старенький мобильник, лихорадочно нашел номер мамы, моля только об одном – чтобы ему ответили. Стук сердца отдавался в ушах чаще гудков, пока Он не услышал родной спокойный голос:
- Да, сынок, слушаю. Рада тебе.
--- Мама! – закричал Он. - Что у вас случилось?! Что с планетой?! Все живы?! Я сейчас на вилле своей. Увидел планету со стороны! Что с вами?! Кто на вас напал?! Где ядерный щит планеты?! Ведь он непробиваем, на него затрачены миллиарды! Я знаю. . .
--- Успокойся, сынок, - не дослушала мама. - Я знаю, и все знают о том, где ты сейчас находишься, что ты отдыхаешь. У нас все в порядке на планете. Никто на нас не напал. Все как и прежде, при твоем правлении. Слова ее действовали на него успокаивающе. Он снова начал ощущать и мягкость кресла под собой, и теплые лучи солнца, и ароматы парка.
Нет, сынок, - продолжал звучать голос. - За эти сутки, что ты ушел с поста, ничего не изменилось. Все у нас нормально.
Ее слова успокоили его, но ничего не объяснили.
---- Но как же, мама, можно жить на такой планете?! Она похожа на растерзанное в клочья тело! Я не мог допустить такого и не представлял даже, мне не докладывали, что планета в таком состоянии! Оттуда все видится совсем иначе! – у него не повернулся язык сказать «из кабинета».
Голос мамы был все так же спокоен:
- Твоей вины, сынок, нет, в том, что ты увидел. Планета изуродована еще до тебя, до твоего рождения. Ты просто не замечал этого в заботах о ее процветании. Давно, еще до твоего рождения, планета наша была защищена от космоса, в котором властвуют не силы созидания и творчества, развивавшие нашу планету. В холодном, бескрайнем чреве космоса свирепствуют темные энергии разрушения, поглощения всего светлого, космос пронизан черными дырами алчности и ненасытности. Многие годы наша планета процветала под своим солнцем, не соприкасаясь со всем этим, под защитой своей атмосферы. Ты еще не родился, когда магнитной бурей забросило вирус на нашу планету, причинив ей страшные разрушения. Народ планеты умел трудиться и быстро устранил последствия пожаров, ураганов, землетрясений. Куда страшней оказались разрушения в головах, оставленные вирусом, невидимые глазом. Так что, сынок, нет твоей вины в нынешнем состоянии планеты, потому что с тех пор многие народы планеты, пораженные вирусом, начали бессознательно рваться туда, откуда он прилетел – в космос, прочь со своей планеты, вдруг ставшей для них тесной, душной, ненавистной. С тех пор планета перестала быть единым организмом. Разные народы начали понимать только свой язык и требовать отделения от планеты. Они рвались в космос, к его свободе, манившей вселенской пустотой и черной неизвестностью. В те времена, сынок, не было никакого президента, и все вопросы на планете решали представители со всех ее концов, самые умные. Но хаос охватил всю планету и народы начали покидать планету, не осознавая, что в своем бегстве они ищут спасения от вируса, поразившего их мозг. Они отделялись от планеты целыми материками и уносились в космос, опьяненные новыми возможностями. Они аплодировали, глядя, как опостылевшая планета остается там, внизу, с огромной рваной раной в боку, оставшейся от их материка. Они уносились в космос. Он проглатывал их бесследно, поглощая их энергию, их силы, их чувства, их тела. Его ненасытность не могли бы утолить
