Конюх придержал стремя, дожидаясь, пока госпожа устроится в седле и разберет поводья.
«Боже, я давно не ездила! Как далеко земля, а кобыла-то и не казалась такой уж высокой...» – улыбнулась сама себе Беатрис и гордо выпрямилась в седле.
– Вот и хорошо, а теперь вперед!
Однако де Эпиноса не пустился вскачь, как того опасалась Беатрис, а медленно поехал со двора. Она тронула каблуком Олу, и та послушно двинулась следом. Лопе и Санчо ехали позади, не мешая им.
Прогулка по Санто-Доминго длилась около часа. Эта часть города была вдалеке от порта и примыкающего к нему рынка и отличалась чистотой. Они выехали на улицу Лас Дамас, и дон Мигель сказал Беатрис:
– Это первая в Новом Свете мощенная улица, донья Беатрис, да к тому же она была создана, как следует из названия, для прогулок прелестной Марии де Толедо, невестки дона Кристобаля де Колон, и ее фрейлин. А вы неплохая наездница, – похвалил он вдруг жену. – Завтра — и при любой возможности – мы поедем еще, если вы не против.
Сосредоточенная Беатрис кивнула, стараясь держаться в седле прямо. У Олы был, конечно, добрый нрав, но ее танцующий шаг и некоторая горячность утомили молодую женщину, и когда пришло время повернуть назад, у нее сводило отвыкшие от такой нагрузки мышцы.
12. Дон Эстебан
Сеньора де Эспиноса прикусила нижнюю губу, когда увидела, кто встречает их во дворе: дон Эстебан собственной персоной! Она не забыла странное выражение глаз молодого человека в день свадьбы.
– Эстебан! Не думал, что ты в городе! – радостно воскликнул дон Мигель, спрыгивая с коня.
– Я прибыл только что, дядя.
Де Эспиноса обнял племянника, а тот поверх плеча дона Мигеля опять одарил Беатрис неприятным, каким-то липким взглядом.
«Что бы это значило? Да какая разница, может у него живот прихватило».
К ее неудовольствию, этот вечер пришлось провести в обществе дона Эстебана. А затем он и вовсе решил задержаться в доме дяди. Днем дон Мигель был то в гавани, то во дворце наместника, то еще Бог весть где, а по вечерам мужчины разговаривали о своих делах и неизвестных Беатрис людях. Ее досада росла день ото дня. О прогулках пришлось забыть: дон Эстебан не разделял увлечения ее мужа лошадьми.
Как-то она спросила у дона Мигеля, возможно ли ей и тут помогать монахам в деле милосердия.
– Разве вам недостаточно хлопот? – нахмурился он. – Я, конечно, не могу всюду сопровождать вас, но вы можете навещать сестру или отправится с паломничеством к недавно забившему возле Санто-Доминго святому источнику. Кстати, Фернандо передал мне ваше пожелание, и я дал согласие нанять садовника. Можете, к примеру, заняться садом.
Беатрис молчала, раздумывая, стоит ли напоминать мужу еще об одном его обещании, но с памятью у дона Мигеля было все в порядке.
– Ну что же, я предвидел ваш вопрос и написал отцу Кристиану, он возглавляет госпиталь Святого Николаса, – сказал он, продолжая хмуриться. – Признаться, святой отец был немало удивлен, но ответил согласием. Но предупреждаю вас, что ваше участие будет сводиться скорее к благотворительной миссии, чем к уходу за больными. И вы должны строго следовать его указаниям.
– Хорошо, дон Мигель, – потупив глаза, ответила Беатрис.
Она живо интересовалась медициной, но даже в самых заветных мечтах не могла представить, что кто-то возьмет на себя смелость обучать ее. Но наблюдая за тем, как лечат настоящие врачи, и делая выводы, она сможет почерпнуть что-то и для собственного опыта. В любом случае, теперь у нее появилось еще одно дело, которому она могла посвятить себя.
***
Если бы Беатрис могла заглянуть в душу дона Эстебана, то пришла бы в ужас от тех темных страстей, которые обуревали молодого человека. После случившегося на Исле-де-Мона его глубокая привязанность и почтение к дяде подверглись жесточайшему испытанию. И если с привязанностью дело обстояло еще более-менее сносно, то возносить дона Мигеля на недосягаемую высоту у молодого человека больше не получалось.
Как можно было поверить, что Питер Блад, этот дьявол, явится, чтобы покорно умереть?
И конечно же, слуха Эстебана достигли слова, обращенные к жене их смертельного врага.
Что сотворила с дядей холодная англичанка? В том, что между ним и пленницей что-то произошло, молодой человек не сомневался. С чего бы Мигелю де Эспиносе, чьим смыслом жизни стала месть подлому пирату, так раскисать?
«Надо было застрелить Блада, как только тот приблизился к нам, – тонкие губы Эстебана скривились в злобной усмешке. – Надеюсь, назад он получил свою женщину с «довеском». И мой отец отомщен хоть немного».
И как всегда, при воспоминании о гибели отца и позорном соучастии самого Эстебана в затеянном «доном Педро Сангре» спектакле, притаившиеся боль и гнев с новой силой нахлынули на него. Он тоже виноват. Не было бы лучшим исходом отказаться и с честью умереть рядом с отцом? Ведь тогда и проклятые еретики не избежали бы возмездия...
Но как мог дядя поступить так?! И ради кого? Если бы он не согласился на этот чертов поединок!
И снова они потерпели унизительное поражение. Перед внутренним взором молодого человека бесконечно представала одна и та же картина: клубы порохового дыма, палуба «Санто-Ниньо», заваленная телами убитых и обломками рангоута, и два корабля, под всеми парусами уходящие прямо в багровое на закате солнце.
А тут еще это сумасбродство! Когда Эстебан узнал о женитьбе дяди, в первый миг он решил, что того все еще терзает лихорадка. И все разочарование и муки уязвленного самолюбия вылились в неприязнь к нежданно обретенной тетушке.
«Лицемерка! – думал молодой человек, угрюмо следя за сеньорой де Эспиноса. – А прикидывалась скромницей, собиралась в монастырь... Сама небось так и мечтала знатного и богатого мужа заполучить. И старого в придачу...»
Она и здесь взялась за свое, желает, видите ли, богоугодных дел. Хочет, чтобы ее причислили к лику святых?
«Дядя сдурел, она ему в дочери годится... Наверняка, будет ему изменять. А может, уже изменяет, вон какая аппетитная. И в постели, поди-ка, горячая...»
Непочтительные мысли больше не вызывали трепета. А к неприязни парадоксальным образом добавилось вожделение. Ему хватало ума скрывать и то, и другое: с дядей шутки плохи. Да и любовь к нему все еще жила в измученной ненавистью и отчаянием душе Эстебана. Но по мере того, как длилось пребывание в доме дона Мигеля, молодому человеку было все труднее бороться с своими демонами.
***
Ясным февральским днем сеньора де Эспиноса возвращалась домой в отличном настроении. Прошло две недели, как она в первый раз переступила порог госпиталя Святого Николаса. Отец Кристиан, совсем не похожий на желчного отца Игнасио, поначалу воспринял ее появление как блажь богатой сеньоры, которой нечем себя занять, но постепенно проникся ее рвением и разрешил помогать монахиням в зале, отведенном для женщин.
Беатрис поражали знания о врачевании различных болезней, накопленные за более чем столетнее существование госпиталя. А в аббатстве Ла-Романы сестра Маргарита, не обладая достаточным опытом, так огорчалась, когда была не в силах спасти чью-то жизнь. Беатрис смутилась, подумав о ней: она ведь даже не попрощалась с доброй женщиной...
Два дюжих слуги опустили портшез возле парадного входа в дом, и Беатрис, лучезарно улыбнувшись взопревшим под жарким солнцем парням, выпорхнула на каменные плиты.
Дона Мигеля, как водится, дома не было, а время обеда прошло, поэтому она спустилась в кухню, решив обойтись краюхой хлеба с ломтем копченной говядины и заодно поболтать с кухарками, а потом наведаться в сад и проверить, принялись ли посаженные накануне цветы.
К тому же из кухни можно было попасть в сад кратчайшей дорогой – по узкому коридору на задний двор, и далее через калитку.
Встретив в полутемном коридоре дона Эстебана, Беатрис удивилась, но вечно мрачный взгляд молодого человека не испортил ей в этот раз настроения. Поприветствовав его, она собиралась пройти мимо, но он загородил ей дорогу.
– А-а-а, донья Беатрис, – протянул он с кривой усмешкой, – куда это вы так спешите?
Ей не понравился ни тон дона Эстебана, ни эта усмешка.
– А почему это вас так интересует, дон Эстебан?
– Мы же теперь родственники, а мне всегда интересно, чем заняты люди, с кем я связан родственными узами. А особенно это касается вас, тетушка.
– Откуда столь пристальное внимание ко мне? – настороженно спросила молодая женщина.
Эстебан шагнул к Беатрис, и та отступила, пытаясь сообразить, как ей себя вести.
– Как вам это удалось?
– Что именно?
– Не прикидывайтесь. Как вы окрутили моего дядю? Хотя, – он окинул Беатрис сальным взглядом, – его можно понять.
Эстебан медленно шел к ней, вынуждая ее пятиться. Растерявшаяся Беатрис поздно поняла, что миновала дверь, которая вела на кухню. Коридор за ее спиной заканчивался стеной, до которой осталось совсем немного.
– Ваше поведение непристойно, – сохраняя как можно более спокойный тон, сказала она.
– А ваше? И каково это — делить ложе со стариком?
Она не верила своим ушам, какая непочтительность!
– Не спорю, ваши прелести и мертвого поднимут, но надолго ли его хватит?
– Дон Мигель вовсе не старик! – воскликнула Беатрис. – И я предпочту делить ложе с ним, чем с молодым наглецом!
Если она думала, что ее резкость заставит молодого человека опомниться, то заблуждалась. Он совершенно справедливо отнес ее слова на свой счет. Так она смеет дерзить ему!
Внезапно столкнувшись с Беатрис, Эстебан желал только побольнее задеть ее, поддавшись искушению поставить «тетушку» на место, теперь, взбешенный ее словами, он стремительно терял способность отдавать себе отчет в своих действиях.
– Ах, дорогая тетушка, – он издевательски рассмеялся, – Все познается в сравнении. Молодой наглец доставит вам удовольствие, а дядя, – что может мужчина в его возрасте...
– Не вам сомневаться в его мужественности, если на то пошло! – прервала его Беатрис. Она была все себя от гнева: – Скорее я поставлю под сомнение вашу!
Лицо Эстебана перекосилось от ненависти.
– Сука, – процедил он. – Сейчас я докажу тебе свою мужественность!
Спина Беатрис уже касалась стены. Остановившийся в шаге от нее Эстебан, гадко улыбаясь, возился с застежками своих штанов.
«Он пьян? Или обезумел?» – в ужасе подумала молодая женщина.
Она все еще не могла поверить в гнусные намерения племянника дона Мигеля.
– Я закричу!
– Кричи громче, пусть сбегутся слуги. Я скажу, что ты сама позвала меня сюда.
– Откуда вам знать, кому поверит дон Мигель: вам или мне?
Однако то, что владело всем существом Эстебана, было действительно сродни безумию. Схватив Беатрис за плечи, он прижал ее своим телом к стене и впился ей в губы. Она отчаянно сопротивлялась, отворачивая лицо, и Эстебан не мог с ней справиться. Тогда он надавил одной рукой на горло «тетушки», жадно шаря по ее телу другой. Задыхаясь, Беатрис безуспешно пыталась оттолкнуть насильника или оторвать его руку от своей шеи.
«Надо было кричать!» – мелькнула паническая мысль.
Пальцы еще цеплялись за шершавую ткань камзола
. 