БОМЖ Продолжение (комната № 17)

……  К сентябрю вопрос с жильём, наконец-то, решился. Энергичная и радостная заведующая отправила меня в отдел кадров автоколонны 1855, где я получила ордер на койко-место в общежитии работников ПОАТ-1.  Замученный бытовыми проблемами комендант повертел в руках бумажку с печатью, пристально посмотрел на восемнадцатилетнюю меня и грустно изрёк, что свободные места есть только в мужских комнатах.
Я не поверила. А зря.  Открыв заветную дверь комнаты номер семнадцать и увидев, что на всех кроватях сидят и лежат мужики-водители, я сдалась и, впервые за дни бомжевания, расплакалась. Парень с ближней койки, заметив слёзы, подскочил с вопросом «Это твоя кровать? Извини!»

Я не знала чья эта кровать и, честно говоря, боялась узнать.
После его вопроса комната как-то оживилась, водители принялись шутить, подниматься со своих мест и покидать помещение.  Через минуту в нём остались я и девушка, скромно сидевшая  у окна.  Её звали, также - Ирина.  Как выяснилось, она работала секретарём в автотранспортном предприятии, и ребята иногда заглядывали к ней, чтобы узнать новости о начальстве. В один из таких гостевых  дней и произошло моё заселение в общагу.

Шутка коменданта конечно ненадолго выбила из равновесия, но к вечеру я уже осваивалась на кухне, находившейся в конце коридора. Там же была и умывальная с туалетом. Обстановка оказалась более чем привычной- десять лет в детском доме и два года в общежитии педучилища прошли в похожих интерьерах.  Единственное, что меня тревожило, это третья обитательница нашей комнаты.  Какая она? Ирина о ней ничего не стала рассказывать, просто отмолчалась. Отсутствующую жиличку    я в день заселения так и не увидела, но её кровать и тумбочка внешним видом «подсказали», что она должна заметно отличаться от нас. 

Так и вышло.  Действительность даже  превзошла  ожидания. 
Отработав на следующий день первую смену, я- довольная и голодная вернулась в общагу, взяла на вахте ключ и…… замерла на пороге.  В нашей комнате спала бабушка. Да-да, самая настоящая бабуля, лет семидесяти - не меньше,  в прямом смысле храпела на третьей кровати. 

Тушите свет! С этого момента жизнь потекла совершенно по-новому.  Мы с Ириной стали жить «на цыпочках», если можно так выразиться.  Поздние возвращения с прогулок, смех и включенная музыка сразу попали под запрет вредной бабушки. Ребята – водители заглядывали к нам только в её отсутствие, что случалось нечасто,  а на организуемых по выходным дискотеках, танцевать приходилось до установленного бабулей  «комендантского часа».  После него доступ в комнату был запрещён, чтобы не тревожить сон старушки. В общем, спать мы укладывались одновременно с Хрюшей и Степашкой. И с бабушкой.

Первое время я порывалась противиться введённому режиму, но случившееся вскоре событие утихомирило мой пыл. Однажды, после очередной дискотеки, один из парней,  не смирившийся с нашим ранним уходом с неё, стал тихонько стучать в дверь.  Мы с Ириной лежали как мышки, гадая, к кому пришёл ухажёр и, вообще, кто бы это мог быть такой смелый. Бабушка тоже делала вид, что спит, но даже по дыханию слышалось как в ней вскипает праведная ярость. Выдержав пару минут, она вдруг бодро вскочила, схватила в углу валенок и рывком открыла дверь. Гость не успел  среагировать, поэтому мы, вжавшись в подушки, в течение ещё пары минут с ужасом и восхищением слушали глухие удары. В ответ раздавались негромкие роптания.  Потом всё стихло. Вернувшаяся старушка бросила в угол валенок и молча легла. В комнате снова воцарилась тишина.
Я еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться, Ирина, я думаю, тоже.  Бабушка же вдруг нарушила молчание и произнесла: «Вот гад! Думал от меня под теннисный стол спрятаться! Ничего, я его и там пнула!»
И захрапела.

Я всё-таки захохотала.  Не   боясь больше кого-либо разбудить, мы с Ириной заливались в два голоса, когда к нам  присоединилась  проснувшаяся бабуля. Мы с удивлением обнаружили, что она тоже смеётся. Да и вообще в эту ночь транспортной общаге мешала спать наша примерная комната номер семнадцать.  После неудержимого смеха мы потом долго не могли уснуть и разговаривали, разговаривали, разговаривали….
Бабушка (я так и не вспомнила её имя) рассказывала о том, как дети выгнали её из трехкомнатной квартиры, что она судится с ними и уже дошла до Верховного суда. А пока идут все эти разборки, она вынуждена жить в общаге, полной молодых водителей и девчонок – кассиров, ходить в туалет в конец коридора, слушать по ночам через стены разговоры и смех мужиков.  Но она верит, что квартиру ей непременно вернут, а дети будут посрамлены. И что ей ещё нет и семидесяти, и она обязательно доживёт до этого дня.
Мы с Ириной лежали, слушали её рассказ, и я думала о том, что впереди меня ждет долгая счастливая жизнь, с трёхкомнатной квартирой, мужем и детьми, которые меня из неё никогда не выгонят.
                          ……………………………………………………………………………………………
Прошло тридцать лет. Я пишу это воспоминание, сидя в зале трёхкомнатной квартиры, а в соседней комнате  храпит бабушка. Хозяйка квартиры.
Поэтому я стараюсь стучать по клавишам тихо- тихо. Пусть спит.