Ложь - Глава 7

Вирхиния раскинулась на диване среди подушек в комнате Джонни. Слуги и горничные суетились вокруг нее, выполняя распоряжения доньи Сары.

- Где я, тетя Сара? – Вирхиния слегка приоткрыла глаза, возвращаясь к жизни.

- В комнате Джонни… ты пришла справиться о его злоровье, и сама немного приболела. Тебя кто-то расстроил, правда? Не иначе, Теодоро!

-  Ах, тетечка, родненькая!.. Дядя Теодоро меня не любит, а я так его люблю…

- Доченька, милая!.. Что тебе сделал этот вспыльчивый старикашка?..

- Ничего, тетечка, ничего… Он ни в чем не виноват, это все я… Я такая неловкая!.. Теперь я знаю, что при дяде нельзя обсуждать проделки Вероники…

- Так это из-за Вероники?..

- Я поступила плохо, тетечка, я не должна была даже упоминать ее имя. Я сказала какую-то глупость, и дядя просто озверел. И все равно я виновата, я поступила очень плохо. О, господи, и когда я только научусь?

- Тебе не нужно ничему учиться, и больше не плачь из-за этого! Все будет хорошо! Я сейчас же поговорю с Теодоро о том, что творится в нашем доме.

- Не нужно, тетечка, пожалуйста!.. Не ругайся с дядей, не то он еще больше меня невзлюбит, а я ни с кем не хочу ссориться.

- Ради тебя я поссорюсь с кем угодно, если будет нужно!

- Нет, тетечка, прошу тебя!.. А где Джонни?..

- Поехал за врачом.

- Сам? Он так беспокоился за меня? Джонни такой добрый.

- Ты заслуживаешь доброты, и Джонни это понимает. Мне показалось, он был очень зол на отца. Ну-ка, закрой глаза и не двигайся, я не хочу, чтобы у тебя снова закружилась голова.

- У меня такая слабость… кажется, я вот-вот умру... сердце еле бьется… Я не переживу еще одной ссоры, тетечка. Одно грубое слово окончательно меня убьет.

- Никто не скажет ничего такого, что расстроит тебя. А сейчас, Хенаро и Эстебан отведут тебя в твою спальню.

- Только не сейчас, тетечка! Мне здесь так хорошо… Я побуду здесь до приезда Джонни.

- Хорошо, полежи пока здесь.

- Как Вирхиния? – озабоченно спросил Джонни, входя в комнату. На его погрустневшем лице читались сочувствие и жалость.

- Лучше, сынок, гораздо лучше. А где доктор Андрес?..

- Я не нашел его ни в консультации, ни дома, должно быть, он пошел куда-то еще, может, на праздник. И дома, и в консультации я оставил ему записку, его пытаются найти по телефону. Я вернулся, чтобы спросить, может нам позвать другого врача? Когда еще доктор Андрес доберется до нас.

- Джонни! – слабым голосом пролепетала Вирхиния.

- Вирхиния, малышка, тебе лучше? – участливо спросил Джонни. – Все прошло?

- Мне уже лучше, но я чувствую себя такой слабой. Мне так грустно!

- Ты все еще плачешь?

- Твой отец – одержимый, что он ей сказал? – вмешалась донья Сара.

- Мама!..

- Я отлично знаю твоего отца, Джонни, он, наверняка, ругал ее.

- Тетечка, я же сказала, что сама виновата. Я глупая, а дядя Теодоро очень добрый и хороший. Джонни, ты тоже попроси маму не ругаться с дядей. Умоляю тебя, если ты попросишь ее не ссориться с ним…

- Хорошо, доченька, если ты не хочешь, я ничего не скажу Теодоро, но зачем быть такой терпеливой и доброй, если кое-кто плохо обращается с тобой. Да что тут происходит, в конце концов?..

- Пустяки, тетечка, ничего серьезного, правда, Джонни?..

- И в самом деле… Просто папа рассердился, а… а Вирхиния увидела его и испугалась.

- И где он сейчас? Куда пошел?

- Заперся в кабинете.

- Один или с Вероникой?..

- Один.

- Вот и пусть выпускает там свой пар! А ты успокойся, и ничего не бойся. Сейчас твой дядя примется читать греческих философов и выйдет из кабинета тише воды, ниже травы... Джонни, позови слуг, чтобы они отвели Вирхинию в ее комнату.

- Если Вирхиния не против, я и сам могу проводить ее. Кстати, мама, ты так ничего и не решила по поводу врача. Мы можем позвать другого.

- Доктор Андрес единственный, кто смыслит в медицине. Я поговорю по телефону с его медсестрой, чтобы он непременно зашел к нам в любое время, и сразу же вернусь. – Донья Сара вышла из комнаты, оставив молодых людей наедине.

- Джонни! – тихо позвала Вирхиния и протянула к брату хрупкую, слабенькую руку.

- Тебе и вправду лучше?.. Недомогание проходит?..

- Чуточку лучше, но у меня очень сильно болит вот здесь, в груди. Я как буто задыхаюсь… Знаешь, это сердце. Тетя Сара не знает об этом, и я не хочу, чтобы она узнала.

- У тебя больное сердце?..

- Не волнуйся, доктор Андрес знает. Он лечит меня, но никому не говорит об этом…

- Но как же так?

- Я узнала случайно, и договорилась с доктором, чтобы он не говорил об этом тете Саре. И ты тоже ничего не говори ей…

- Хорошо…

- Не хочу, чтобы ты таил злобу на дядю Теодоро и Веронику, если я…

- Если – что?..

- Если я не выдержу тот ужасный допрос…

- Нет необходимости в допросах, Вирхиния. Папа был прав, сказав, что это не суд и не слушание дела. Мы оставим все, как есть…

- Но дядя Теодоро не захочет…

- Позже я поговорю с ним. В конце концов, если Вероника меня не любит и прямо заявила мне об этом, то зачем мне ворошить ее прошлую жизнь, требовать какие-то отчеты о том, что меня не касается.

- Джонни… какой ты добрый и благородный!..

- Я буду молчать, и папа тоже. Обратно ничего не воротишь, и зла не исправишь. Если этот человек когда-нибудь вернется, то…

- Не вернется!..

- Почему?..

- У меня предчувствие, что он умер.

- Предчувствие?..

- Почти уверенность… даже больше, я абсолютно уверена в этом.

- Но как ты можешь быть уверена?..

- Есть газета, в которой появляются имена тех, кто умер в других странах.

- Вероника знает, что он мертв?..

- Она сама сообщила мне об этом и показала газету, но ты не говори ей об этом, не то она рассердится на меня.

- Не беспокойся. Вероятно, я очень долго не буду разговаривать с ней ни об этом, ни о чем другом.

- Именно об этом я и собиралась просить тебя! Джонни, Джонни, ты – самый лучший человек на свете. Я так тебя люблю… так люблю! – Вирхиния вцепилась в руку Джонни, осыпая ее пылкими поцелуями, а Джонни, стиснув зубы, молча глотал свою боль и ярость.

- Для меня Вероника мертва! – глухо выдавил он, наконец. – Да, мертва!..



***



- Папа!..

- А-а, это ты?..

- Я пришел попросить у тебя прощения. Я не владел собой, будто с ума сошел.

- Знаю, я так и понял. – Теодоро де Кастело Бранко поднялся из-за письменного стола в стиле Возрождения и отодвинул книгу, которую читал. Это, действительно, была одна из заумных философских книг. Именно из них дон Теодоро черпал душевное спокойствие и умиротворение, чтобы хладнокровно противостоять бурям.

Теодоро де Кастело Бранко был аристократом не только по общественному положению, но и духовно, что сквозило в каждом его движении, в каждом жесте, и сейчас он передавал сыну свои жизненные критерии.

- Любой человек в какой-то момент может потерять опору. И ты не единственный, Джонни. Я тоже потерял ее, но обязан был держать себя в руках, и я рад, что к нам обоим вернулся разум.

- Да, папа.

- Это был тяжелый удар, поскольку мы оба обожали Веронику и привязались к ней.

- Привязались?..

- Да, сынок, мы привыкли видеть в ней своего близкого и родного человека, неразрывно связанного с нашей семьей и сердцами, но она – независимая женщина, хозяйка своей судьбы. Мы не имеем права приказывать ей, и нам остается только одно – скрывать свои чувства.

- Папа, в этом деле я пострадал больше всех. Никому не было так больно, как мне, и все же, я хотел попросить тебя быть терпимее. Я…

- Нет, ее поступок не заслуживает нашей снисходительности.

- Значит, теперь ты тоже думаешь, что она действительно оступилась?..

- У меня было время не спеша все обдумать. Я много размышлял, вспоминал, сопоставлял даты и детали. Если Вирхиния оклеветала ее, то клевета очень похожа на правду. Взять хотя бы то, что она отказала тебе.

- Полагаю, отказ – единственное, за что я должен быть ей благодарен, это был последний крик ее совести.

- Это так. Понимаешь, я взглянул на вещи трезво, и вот что подумал: разве женщина сможет отказать тебе, если она не любит другого мужчину? Чтобы бедная девушка отказала богатому, молодому, красивому и доброму мужчине, должна быть очень веская причина… Например, любовь к другому мужчине, или слишком безобразное пятно в ее прошлом.

- Папа, мне хотелось бы, чтобы ты оставил в покое эту тему, не стоит докапываться до истины... Я хочу забыть об этом, и показать ей, что мне безразлично, что она меня не любит. Сегодня вечером я вел себя перед всеми, как круглый идиот. Оставь все, как было. Безразличие и презрение сохранят мое достоинство!..

- Надеюсь.

- Кроме того, есть кое-что, о чем ты не знаешь… Вирхиния больна…

- Больна?..

- Да. Сегодня у нее был не просто нервный срыв. У нее больное сердце.

- Откуда ты знаешь?..

- Похожие симптомы были у моего университетского приятеля. У него болело сердце, и он страдал от сердечных приступов. Тот приятель умер незадолго до того, как я вернулся…

- Ну и дела! – дон Теодоро серьезно посмотрел на сына. – Так вот на что намекала Сара.

- Выходит, мама знает? А Вирхиния не хотела, чтобы она узнала.

- Это не наше дело, оно касается только двоих: Вирхинии и врача. Собственно говоря, я никогда особо не вмешивался в жизнь Вирхинии и не вникал в ее дела... Как она? Ей лучше?.. Боль прошла?

- Похоже, лучше. Я сам проводил ее до спальни. Рядом с ней мама и горничная.

- А что Вероника?..

- Она закрылась в своей комнате и не выходила оттуда. Кажется, она сказала горничной, что сразу же ляжет спать, чтобы завтра встать прямо с рассветом.

- Вы едете верхом.

- Я не собираюсь ехать с ней. Она отлично может прокатиться вместе с Деметрио де Сан Тельмо!.. Наверняка, она уже поговорила с ним, вот и пусть катятся.

- Она при мне пригласила Деметрио, несмотря на его грубость. Вероника позвала его, когда он уже собрался уходить, и напомнила о завтрашней прогулке.

- Похоже, низкопробные мужчины ее любимчики.

- Никогда не поверил бы, но это очевидно!.. Ты уже ложишься спать, сынок?

- Нет, собираюсь пойти куда-нибудь, хочу отвлечься на время. Рио-де-Жанейро во всем мире прославился своим шумным весельем. Смешно сказать, я уже два месяца здесь, и ни разу никуда не выходил.

- Этот недостаток поправим.

- Да уж, худшая судьба выпала на долю того, кто своей жизнью заплатил за наслаждение любить ее.

- Жизнью?..

- Да, этот соблазнитель погиб.

- Погиб?.. Ты говоришь, погиб?.. Откуда ты это знаешь?..

- Вирхиния знает это от Вероники, она сама сказала ей об этом.

- Ты хочешь сказать, что Вероника продолжала переписываться с ним?..

- Вроде бы, она прочитала об этом в одной из провинциальных газет, в которых иногда печатают сведения о тех, кто отправляется в лесные дебри. Она сохранила вырезку и показала ее Вирхинии. Поэтому она и боялась.

- Чего?

- Вирхиния не сказала точно, но я предполагаю того, что, считая себя абсолютно свободной, Вероника сделала меня своей добычей, нимало не колеблясь. И вот что я скажу, папа, именно это горше всего разочаровало меня в ней: она ни секунды не грустила, не пролила ни единой слезинки из-за человека, который погиб, стараясь разбогатеть, чтобы добиться ее.

- Сынок!..

- Я мог бы простить ей то, что она низко пала ради любви, что боялась бедности, но то, что у нее нет сердца…

- Я понимаю тебя, сынок. Никто не поймет тебя лучше меня. Крепись, сынок, возьми себя в руки! И очень хорошо, что ты собираешься сегодня ночью повеселиться. Ступай, сынок, веселись… Иди и думай, что