Злая девочка

"Увы, клянусь вам женихом и жизнью,
Что в моей отчизне негде целовать…"
              М. Цветаева


      ….Она разлюбила осень, которую прежде с нетерпением ждала.
      Нет, не перестала восхищаться студеной прозрачностью воздуха, разнообразием красок, полыханием желто-багряного пожара, отчего даже в дождливую погоду казалось, что светит солнышко. Это состояние щемящей грусти, когда в задумчивости бродишь по шелестящим листьям, заглядывая в зеркало луж, отражающих пронзительную синеву неба, пробивающуюся сквозь белоснежную вату облаков.
      Просто с приходом осени встречи с любимым становились все реже и короче.

      Так уж случилось – полюбила женатого. Старо, как мир!
      Он также воспылал к ней и готов был на все. Но она не позволила ему решительных действий, не желая своим счастьем "нанести" несчастье другим, довольствуясь нечастыми встречами в будние дни, изредка – в выходные…
      У нее имелась однокомнатная “гостинка” на двоих с тринадцатилетней дочерью.
      Казалось бы – все условия для встреч. Увы, лишь казалось…

      На самом деле отведенные ей для любви два-три вечера в неделю превращала в кошмар ее собственная дочь.
      По вечерам в дни встреч они подолгу бродили по шуршащим коврам осенних парков, держась за руки, говорили, молчали. Любовь переполняла их – будучи не в силах более сдерживать свои чувства, срывались в объятия!
      Но стоило им войти в дом, дрожа от нетерпения, роняя одежды, забыв обо всем… Тут как тут возникала дочка.  Она с осуждением взирала на их бесчинства – ни стыда, ни совести!..
      В молчании проходил ужин на кухне. Поев, дочка не торопилась оставить их одних. Тогда отправлялись в комнату они, девочка, как заведенная, плелась за ними. Что на нее нашло?
      То ли она считала мать немолодой, и потуги той вернуть молодость казались ей смехотворными, то ли не могла простить развода с отцом?
      Но ведь тот сам ушел к другой, вытребовал развод, разменял квартиру! Из-за него они ютятся в гостинке
      На выходные отец забирал дочку к себе. Девочка с легким сердцем оставляла дом – любовник матери в выходные дни принадлежал своей семье.
      Мать попыталась объясниться с дочкой, та с хитрецой в глазах недоумевала:
      – Мам, чем я вам мешаю, ведь нам хорошо втроем, он мне почти как папа.
      Купили тахту, с трудом втиснули на кухню, отдав во владение девочке комнату. Не помогло, дочь постоянно торчала на кухне.
      Вспоминается чеховский “злой мальчик”, да похлеще.
      Влюбленные ложились на тахте, смотрели телепередачи, не интересные детям. Дочка уходила в комнату, грозя материализоваться в любую секунду.
      Они прятались под покрывалом, отдаваясь взаимным ласкам. Девочка в самый неподходящий момент вырастала как из-под земли. Садилась поесть или попить чайку, пронизывая глазами их ненадежное укрытие – чем вы тут занимаетесь?
      Словно школьники, краснели, чувствуя себя преступниками.
      И уже слабо соображая от неудовлетворенности, запирались в ванной комнате и, включив душ, в неудобстве предавались любви, регулярно прерываемой нетерпеливым стуком в дверь – как можно так надолго занимать ванную!..
      Бывало, мужчине удавалось остаться допоздна.
      Дочь куняла, терла глаза, только бы не уснуть, не пропустить его ухода! Да все же не выдерживала.
      Времени оставалось считанные минуты. Впопыхах судорожно раздевались, дабы успеть “нанести” друг другу наслаждение, разрушаемое поспешностью и страхом быть уличенными.
      Затем он срывался, на ходу одеваясь, и мчался к метро на последний поезд.
      Такое положение дел мало кого могло устроить – лучше ничего, чем такая любовь…

      Ох, если бы всегда было лето!
      Летом она была свободна от опеки дочери, отправляла ее в лагерь, и получала, наконец, возможность отдаться своим чувствам.
      Изредка влюбленные уходили на природу с палаткой, где предавались неистовым нежностям. Она, правда, такое не слишком приветствовала. Чистые простыни и идеально вымытые тела являлись для нее непреложными атрибутами любви, чтобы, не страшась ни насекомых, ни острой соломы, ни запахов тела, отбросив запреты, забыть истинное назначение губ и языка…
 
      Увы, лето кончалось, начиналась пытка осени.
      И темпераментная от природы, имея бесподобного любовника, она вынуждена была отказываться от любви.
      Не понимала, как наглой девчонке удалось возыметь над ними (взрослыми) такую власть.
      И стала ощущать, что начинает тихо ненавидеть собственную дочь.
      Ее любовник пошел на поводу у девочки, стал платить ей за каждый час отсутствия.
      Вначале это возымело действие, они заимели хоть какую-то возможность уединяться, да маленькая негодница не оставила привычку появляться в самый неподходящий момент, держа их в напряжении.
    Затем и вовсе непомерно взвинтила цены, пришлось отказаться и от этих коротких свиданий, довольствуясь лишь редкими часами, когда девочка отсутствовала.
    Пошли даже на то, что крали час (два) у рабочего времени, и как воришки прокрадывались в дом, опасаясь, что школьница вдруг сорвется с уроков и застанет их на горячем.
    Встречи под всевидящим оком дочери стали испытанием для влюбленного в нее мужчину, она не вправе была его упрекнуть в охлаждении, мало кто такое мог выдержать.
    А однажды любовник и вовсе не пришел в назначенное время. Она не знала, что и думать, спросила у дочери. Та с невинными глазками ответила, мол, тебя не было, пришлось самой объясниться с ним.
    Боже, что она ему наговорила? Может, пригрозила, что сообщит жене?
    Стала выяснять, любовник ответил, что встречаться у нее дома не стоит, следует дождаться лета, пока же будут ходить в театр, на концерты или просто гулять. Ему легко говорить, имея жену под боком, правда, он уверяет, что давно с ней не спит.
    Короче, свидания потихоньку сошли на нет.
    На дочь смотреть уже не могла – все в ней раздражало, отношения натянулись, как струна.
    Как-то девочка попросила об одолжении – собрать у себя одноклассников.
    Получила в ответ:
    – И ты еще смеешь просить?
    Дочка ушла в себя, замкнулась, что-то замыслила. И выдала:
    – Я решила пожить у папы, он не возражает.
    Ожидала, что ее станут отговаривать, да услышала безразличное:
    – Как хочешь!..
    На выходные девочка стала собираться, разбросав по всей квартире свои вещи, демонстрируя решимость. Мать же просто ушла из дому, предоставив дочке разбираться самой.
    У подъезда столкнулась с бывшим мужем. С вызовом глянул на нее.
    Вежливо поздоровалась, прошла мимо, отринув всякие его намерения выяснять отношения…
 
    В Новый год она "пасла" одиночество, ощущая себя всеми брошенной.
    Дочь не позвонила, не поздравила, и сама не стала ей звонить.
    Было несколько звонков от подруг и звонок от любимого. Тот поздравил, ожидая от нее шагов к примирению, приглашения, она же ждала от него добрых, нежных, ласковых слов. Не дождались оба.
    Не стала никого приглашать.
    Поздравила себя с Новым годом. Выпила в гордом одиночестве бутылку шампанского – не опьянела, лишь впала в слезливость.
    Нестерпимо захотелось любви.
    Легла, выключила телевизор.
    Сон ли явь?
    Ласковые руки, умелые губы, дразня, блуждали по телу, вовлекая в чувственную игру “горячо-холодно”. Вопреки притяжению поднялась над землей, поплыла, покачиваясь, растворившись в неге. Да сорвалась в пике, ударилась, взвыла, израненная осколками наслаждения.
    Но ведь нет ничего этого, нет!
    Как она пережила зиму?..

    В начале весны прошел год со дня их знакомства.
    Позвонила любимому, теряя гордость.
    Тот не скрыл радости, но, натолкнувшись на вежливость, на показное спокойствие (чего это ей стоило!), поник, в голосе проявились официальные нотки, разговор не склеился…

    Через неделю “бывший” привез дочь и со словами:
    – Разбирайся с ней сама! – укатил на машине.
    Девочка была тиха и задумчива, вела себя, как побитая собачонка.
    Мать же, забыв все обиды и непонимание, бросилась к дочери в неудержимом порыве, прижала к себе, не в силах сдержать слезы радости.
    Ничего не расспрашивала, дочь сама призналась, что была поставлена там в “жесткие рамки”.
    Решили отпраздновать примирение. Долго сидели за столом, говорили, молчали, обнявшись, роняя слезы…

    К завершению праздничного ужина дочка попыталась объясниться:
    – Мама, прости, не знаю, что со мной было, я очень ревновала тебя, очень! Но после того, что испытала у папы! Я столько передумала. Обещаю, что никогда больше не буду тебе мешать, ты еще молодая и красивая, и имеешь право на счастье.
    – ???
    – А где он?
    – Мы расстались.
    – Из-за меня?
    – Да.
    – Ты его любишь?
    – Не спрашивай!..
    Она мыла посуду после ужина, на душе – покой, умиротворенность.
    – Мам, тебя к телефону.
    Это был любимый. Она не знала, что это дочь позвонила ему. Он что-то говорил, оправдывался. Ей было не до его оправданий, спазм сдавил горло, не давая говорить.
    – Приезжай, я уже не могу! – выдохнула она…