Октябрьские вихри над Ижом. Старый знакомый

машинально упали за прилавки и молились всем святым за спасение.
Широносову ничего не оставалось, как только крикнуть:

– Валим!

Второй грабитель подошёл к упавшему замертво посетителю:

– Так он вроде и так, готов.

– Дурак, мы валим, отсюда, живо хватайте сумки и в пролётку.

И Мотька, сопоставив выстрел, трёх мужчин, которые выбежали из ювелирной лавки и две огромные сумки, сразу всё понял. Это было ограбление, и он только что видел грабителей. Тем более Мотька узнал одного из них. Это был Елькин постоялец, особая примета  “верста коломенская”. Тут Мотька ошибиться не мог. Грабители вскочили в пролётку, возница стегнул лошадь и пустил ее крупной рысью.

В толпе кто-то по привычке крикнул: “Полиция”, но крик повис в воздухе, не найдя поддержки.

Мотька не сразу сообразил, что делает. Он просто инстинктивно побежал за пролеткой и умудрился взобраться на дроги, уцепившись за заднюю ось. 

Ехали быстро, Мотьку трясло на рессорах, а он успевал только держать крепко руками картуз и запоминать дорогу (ну, мечтал же прокатиться с ветерком, иногда мечты сбываются). Вот с Базарной улицы свернули на Горшечный переулок, миновали Госпитальную улицу и гнали по направлению к кладбищу.

Сначала Мотька чувствовал себя героем, сердце его билось радостно и торжественно в ритме Октябрьской манифестации и всенародного восторга.  “Лихо же я вскочил на пролётку, молодца, – похвалил он себя. – Осталось только узнать, куда приедут налётчики, а если будут прятать награбленное, можно будет подсмотреть. А потом сдать все эти сокровища на дело революции. Ух-ты, вот будет здорово, Герка и Елька ещё больше позавидуют,  да и не только они, а и все мальчишки с улицы. Да чего там (тут Мотька не стал скромничать), и всей Горы. А зареченские и колтоминские, просто умрут от зависти.  Все будут говорить: “Какой Мотька молодец.  Гляди-ка, с виду не скажешь, а что учудил”. Может, и сестра так скажет. А батя подойдет, хлопнет по плечу и скажет: “Ну, ты, сына  – мужик” .

Мотька ликовал и чувствовал себя героем. Длилось это  недолго, всего какие-то мгновения. Вмиг его пыл угас, восторг растворился, как утренний туман, а вместо них появился страх, заполнивший всю Мотькину душу.

“Это что же я делаю, – стал осознавать своё положение Мотька. – В Георгиевские кавалеры я не записывался, медаль мне не дадут, отвагой никто не поделился. Увидят грабители, ведь убьют, не исполнив последнего желания”. Вспомнилось предсказание кукушки, которая отмеряла Мотьке два года. Хотя прошёл всего год, но Мотьку это не успокаило.

Ему хотелось спрыгнуть с пролетки, прямо сейчас, но вспомнил подобный случай, о нём еще писали в газетах, как на Церковной улице, такой же ухарь – молодец лет, правда, десяти, упал на повороте и переломал ноги. Конечно, Мотька был немного постарше, но ноги у всех из одного материала сделаны.

А уже промчали восьмую и девятую улицы.

“Нет-нет, это не казаки – разбойники, всё, я так не играю, надо решаться, – мысленно настраивал себя Мотька, готовясь к прыжку. – Ну, узнал я этого длинного, а где его искать? Других лиц не запомнил, бричка обычная, таких много, даже лошадь внимательно не рассмотрел. Какой с этого прок? И не будут завидовать Герка с Елькой и все мальчишки с Горы, а просто скажут: “ Труса ты праздновал, Мотька ”, а зареченские и колтоминские будут просто ржать над Мотькой, как сивые мерины перед водопоем  и будут совершенно правы. И отец посмотри сурово и скажет: “Да, всыпать бы тебе по первое число, а начать сегодня с пятнадцатого”. Что скажет сестра, Мотька даже думать не хотел.

Но тут он увидел такое, что позволило ему принять верное решение – прекратить погоню, но в дальнейшем разыскать и поймать грабителей.

Автор специально умолчит, что привлекло внимание Мотьки, чтобы сохранить интригу и напряженность в повествовании. Будем последовательны, сам всё расскажет, не зря же он рискует своей жизнью.

Дождавшись, когда пролётка, чуть притормаживая начала сворачивать на тринадцатую улицу (всё, конец посёлка, дольше только кладбище), Мотька спрыгнул на землю и по инерции кубарем скатился прямо в сточную канаву. Это позволило ему остаться невидимым даже для возницы, который смотрел во все стороны, опасаясь погони, что в свою очередь, вероятно, и спасло Мотьке жизнь.

Конский топот стих за поворотом. Мотька, не веря своему везению, выкарабкался из убежища и осторожно посмотрел вслед пролётке. 

Только не осевшая пыль господствовала вдоль улицы.

Отряхнувшись, Мотька двинулся по направлению к Карлутской площади, где должен проходить митинг, переваривая произошедшее.