Сквозь утреннюю дрёму к Денису слабо пробивались какие-то голоса, бесцеремонно вмешивались в зыбкое сновидение, вносили дискомфорт в состояние умиротворённости, настойчиво лезли в уши, становясь всё навязчивее и громче. Он поморщился и попробовал было вновь окунуться в блаженное забытьё, перевернулся на другой бок, глубоко вздохнул, уложил кулак под щёку. Нет, сон безвозвратно пропал, глаза открылись, он только окончательно себя разбудил резким движением.
Ну что же это такое?! Шесть часов утра! Совесть есть у людей или как? Вернее, есть ли она у мелкого паразита — будем называть вещи своими именами. Если ты встал ни свет ни заря, то и остальных надо сразу же разбудить? Это он так собирается в школу — как стадо слонов по степи. Зато сколько соплей и писка было по поводу поступления: «Со мной там никто не захочет дружить!» Вот, пожалуйста: трёх дней не прошло, а за ним уже заходит какая-то девочка и не стесняется на весь дом что-то ему выговаривать. Девчонки — они такие, им только дай почувствовать, что не слишком в себе уверен — так и будешь всю дорогу оправдываться, а они тебе и слова не дадут вставить. Вон как робко Серый чего-то ей возражает, аж голос дрожит. Однако, что же они там, в самом деле, так разорались?!
Денис натянул домашние штаны, оглянулся на спящую Ирину, улыбнулся на её шёлковые пижамные шортики нежно-розового цвета, выглядывающие из-под одеяла, и тихо прикрыл за собой дверь. Деликатно заглянув к брату, он застыл, как вкопанный, словно на полном ходу врезался в невидимую стену, словно по грудь провалился в бескрайнее море зыбучих барханов. Ядовитыми песчинками оттуда вылетали обвинения:
— … Ты должен был вознести молитву самому Аллаху, Владыке миров, Милостивому и Милосердному, дабы открыл он тебе путь праведника и одарил своими благами! И одно из них — благоволение к тебе Пророка Сулеймана, да пребудет с ним любовь и милость Всевышнего! Только тогда тебе откроется власть над джинном, только после этой молитвы о смирении и покорности.
В комнате брата хозяйничала девчонка-джинн. Она стояла на пороге смерти — об этом криком кричали потемневшая кожа, сбитые в клубок нечёсаные космы, лохмотья вместо одежды, грязные разводы в местах на теле, где крепились камни-Проводники, а также грохот с болота, клубы дыма и пепла за окнами — однако, свои кинжалы она сжимала по-прежнему крепко. Значит, каким-то чудом Серёге удалось найти тот камень, который они все столько искали.
Догадка подтвердилась, стоило чуть вытянуть шею: из-за спины девочки-джинна стал виден братишка, и в руках он растерянно крутил здоровенный чёрный перстень, тот самый, который Денис подобрал в машине погибшего Литвака, тот самый, который потерял в собственной квартире. Серёжка держал предмет, с помощью которого мог завладеть джинном, но вместо этого сам болтался в тисках двух узких стилетов смертельно-опасного существа.
Денис застыл, боясь пошевелиться, и оценивал ситуацию. В голову полезли дурацкие строчки из книжек о страхах, преследующих джиннов: они боятся звука колокольчика и не могут устоять перед изображением человека. Ну и что это даёт? Где взять колокольчик или хоть какой-нибудь захудалый портрет?
Братишка что-то неразборчиво мямлил девчонке в ответ, и от его растерянного и жалобно-беспомощного голоса у Дениса перевернулись все внутренности. К счастью, девочка отступила, видимо, не посчитала его брата достойным противником, она презрительно усмехнулась, по комнате грозно и отчётливо прозвенел её голос, наполняясь силой с каждым словом:
— … Вот если бы ты её знал и вознёс бы в нужное время — вот тогда я стала бы твоей рабыней: танцевала и убивала бы только для тебя, сложила бы к твоим ногам горы драгоценных камней и золота. Я могла бы построить тебе дворец с башнями до самых облаков, окружила бы его благоухающим оазисом, с садами и золотыми фонтанами, пригнала бы тебе много рабов и наложниц! Ты стал бы самым богатым смертным во всех четырёх мирах под семью небесными сводами! Богаче эмира и султана! Все вокруг поклонялись бы тебе, завидовали и боялись! Никто не осмелился бы воевать с тобой, потому что у тебя была бы я — дочь огненного ифрита, непобедимый воин!
Вон как заливает! Под прикрытием двери Денис незаметно сделал шаг вперёд.
Значит, чтобы покорить её нужна молитва, что ж, нужна — значит, помолимся; Аллаху — значит Аллаху. Кому угодно, лишь бы спасти братишку от этой твари! Лучше бы, конечно, не полагаться на высшие силы, а использовать современные аргументы для убеждения, к примеру, табельный пистолет… который ждёт не дождётся его в оружейной комнате Управления. Тогда тесак для разделки мяса — этот близко, но девчонка может заметить движение за своей спиной, а братишка —умереть раньше времени, да к тому же, после проведённых в библиотеке двух с половиной дней Денису было доподлинно известно, что джинна не убить холодным оружием, да и пулями она совсем недавно была нашпигована у всех на глазах под самую завязку, а после встала и ушла. Смертный не может убить ифрита, даже, если выльет на него воду, остаётся попытка подчинить с помощью перстня и формулы повиновения. Как же начать эту молитву? Давай, Варламов, думай, не ты ли два дня штудируешь Суры и Аяты, письма древних шейхов и современных толкователей Корана, ты же сам заметил, что любое из них начинается с одинаковых слов, начни и ты с них, где наша не пропадала!
Между тем девочка продолжала обрушивать на голову его брата копившиеся в ней тысячи лет возмущение, гнев, негодование, словно это он был виноват во всех её несчастиях:
— …А знаешь ли ты, о Сергей, каково это, жить в рабстве?! Рано или поздно все они замечали, что меня можно ударить, избить, затравить собаками, отдать на потеху стражникам на всю ночь, а потом приказать вернуться в камень. И повторялось так изо дня в день и из года в год! Знаешь ли ты, сколько я вытерпела за всё это время, сколько испытала невыносимой боли и унижений, как я мечтала об освобождении?! А теперь я даже не могу вознести молитву о прощении, ибо без камня я грязна. Знай же ещё, о Сергей: я больше не хочу быть рабыней никого из смертных, и каждого, кто посмеет отнять у меня мой камень, я убью!
Удивительно, но голая спина девчонки, прикрытая изодранной медицинской пижамой, выражала отчаяние. На минутку Денису стало жалко джинна, что ни говори, а жизнь у неё была — отстой: с ранних лет в рабстве: терпи издевательства, подчиняйся и убивай. Сколько же она положила народу за это время? При этой мысли жалость испарилась без остатка: перед ним ифрит — страж, воин, убийца — человеку не дано с ними справиться!
И это существо угрожает его брату!
Серёжка пытался что-то там оправдываться, в голосе звенели страх, отчаяние, обида. Ещё бы ему не обижаться: сначала так мягко проехались по ушам — глупый мальчишка, нельзя же быть таким доверчивым! — а теперь хотят убить. И при этом не шутят!
Денис приблизился еще на один шаг. Они его не замечали, слишком были заняты и не сводили глаз друг с друга.
— Выходит, ты всё-таки можешь жить без хозяина? — уличал загнанный в угол Серёжка.
— Конечно! В камне я могу жить и без хозяина, вот только домой мне уже никогда не попасть. Прощай, о Сергей! Ты помог мне найти мой камень и мне жаль убивать тебя, но такова твоя судьба!
Слова девчонки потонули в громовом раскате, со стороны Протасовки. Недра болота содрогнулись в очередной раз за эти сутки, на этот раз полы качнуло так, что Денис едва не свалился с ног, но это помогло встряхнуться, нужные слова неожиданно сами пришли в голову и сложились в короткое заклинание, слишком простое, чтобы считать его правильным, но на долгие раздумья не осталось времени — или так, или никак!
— Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного, по велению Пророка его Сулеймана сына Дауда, этот джинн, созданный волей Всевышнего, раб этого камня, да будет моим рабом!
Выкрикивая слова самодельной формулы повиновения, Денис в один прыжок преодолел расстояние между собой и братом, вырвал проклятый перстень у него из рук и надел на свой палец. Будь что будет! Поздно бояться, теперь или грудь в крестах, или голова в кустах, причём буквально.
Огромное кольцо неожиданно оказалось точно впору, окутало горячим сухим воздухом, воспламенило кожу, зашевелило волоски, но мгновение спустя, осталось лишь мягкое тепло. Где-то, совсем недалеко что-то глухо и мягко стукнулось, но Денис, заворожённый светом, исходящим изнутри камня, не стал поднимать голову, лишь через несколько секунд обратил внимание на странную тишину, воцарившуюся вокруг: утихли раскаты со стороны болота, не дрожал пол под ногами, Серёжка не сопел возмущённо у плеча, даже девочка-джинн молчала.
Денис оторвался от созерцания камня и обвёл взглядом свою бывшую комнату. Вроде ничего не изменилось. А потом он увидел её — ту самую деталь, которая перечеркнула волшебство одной жирной чертой. Всё же, он не успел выкрикнуть своё заклинание вовремя, кое-что всё же произошло — кое-что, сводящее на нет усилия и его самого, и совместных с сотрудниками УМВД по городскому округу Протасовичи операций по добыванию формулы и спасению мира.
Кулем в собственной крови лежал на полу его младший брат.
Лицо Серёжки стремительно теряло краски, веки медленно трепетали, рука возила по полу, словно пыталась найти опору, что-то, за что можно уцепиться, как за соломинку, вскоре пальцы замерли, рука плетью вытянулась вдоль тела. Из груди с шумом и хрипом последнего выдоха вышел воздух…
Денис перевёл взгляд на девчонку. Чёрные глаза сверкнули на миг бешенством и отчаянной ненавистью, но взгляд быстро спрятался за длинными ресницами, словно кто-то ударил по лицу, голова резко опустилась, словно тот же самый мучитель ощутимо врезал по затылку, руки крепко стиснули кинжалы, но ладони тут же разжались, словно неведомый кукловод безжалостно пережал запястья. Окровавленное стекло оружия скрестилось клинками возле её ног, девочка медленно, но безуспешно сопротивляясь внешней силе, гнулась в поклоне. Тщедушное тело джинна дёргалось, как у марионетки, принимало покорную позу, подчиняясь невидимым путам, она тряслась крупной дрожью, ломалась, словно по ней пропускали разряды тока, и, в конце концов, склонилась перед новым хозяином.
В голосе не осталось ничего от эмоций, звеневших по
Я аж подпрыгнула, когда читала про Сережу
Ну он же не умрет, да? После всего, что выпало на его долю? Печень задела?
