...Им обещали излечение от бедности. Сулили свободу — хотя большинство понятия не имело, от каких «оков» они будут избавлены. Первое, от чего избавили их — от стыда...
Их готовили к согласию с бесчеловечностью — к убийству соотечественников на востоке, в крупном промышленном регионе когда-то огромной страны. Там, по достоверным слухам и сообщениям очевидцев, жили недоразвитые, не способные к прогрессу, неправильные люди. У этих животных априори не было будущего.
Они верили: после таинственного преображения сознания им откроются двери в реальное бессмертие. Они знали: каждый, кто понял замысел и причастен тайне будущего — избранный, особенный, ибо способен к трансформации. В отличие от неполноценных, тех, вчерашних, кто должен был умереть по имя их процветания. Жертва была необходима — только так можно было достичь цели.
Будущее начиналось прямо здесь, у каменных фонтанов и парковых скамеек, у ведомственных зданий, на тротуарах и мостовых. Стоит лишь согласиться принять участие в странном ритуале на городских площадях — и жизнь переменится. Наутро, сразу же после переворота, их лица должны были мгновенно стать прекрасными, холодильники — набитыми до отказа. а кошельки — волшебным образом наполниться деньгами. Перед ними открывался весь мир…
Если спросить тех, кто прыгал на Майдане с дурацкими кастрюлями на головах и скандировал вместе с «посвященными» в то, что последует дальше, жуткие кричалки — они ответят: мы хотели жить в цветущей стране — свободной, красивой и богатой. Мечтали о лучшей жизни, пытались воплотить великую мечту о всеобщей справедливости. Справедливость — сытость и довольство жизнью, свобода — разрешение делать что угодно, в том числе и то, что считалось грехом и негласно осуждалось. Право на удовольствия, на исполнение желаний. Право на превосходство. И в конце-концов не так уж и важно, какой ценой и за чей счет. Ведь хотелось, как лучше, и намерения были благими…
Их можно понять. В конце концов, они ничего не теряли. На Востоке их ждали рабы, хорошие вещи и добротные жилища. И если ради этого приходилось жечь нелепые чучела врагов — это всего лишь спектакль, игра, где люди ведут себя согласно принятым правилам.
Уже потекли рекой первые убитые и искалеченные. Многие, вернувшись со странной войны, сходили с ума. Тысячи героев исчезали бесследно. Поползли слухи, что многие солдаты становятся добычей черных трансплантологов, не доезжая до фронта. Находимые время от времени информационные и материальные улики в виде мертвых тел в братских могилах говорили о том, что эта версия очень вероятна. Правда, не окончательная еще, не подтвержденная официально, казалась настолько жуткой, что в нее как-то не верилось.
Что-то было не так — там, на Востоке, разворачивался иной сюжет, огромный и пугающий. Реальность не совпадала с ожиданиями, а привычное эйфорическое ликование всё чаще подстегивал голод и страх. Становилось страшно смотреть друг на друга, слышать непонятные голоса и шорохи в телефонной трубке, звук шагов на лестнице ночного подъезда, чужое дыхание за спиной. Усомниться в совершённом выборе. Но с каждым днём становилось всё очевиднее: страну готовили к медленному самоубийству. Население — добровольно или принудительно — превращалось в биоресурс.
Мы плохо знаем Достоевского. Все великие идеи немедленного всеобщего блага — только прикрытие для пещерных инстинктов и простых до ужаса мотивов. За вывеской великой мечты прячутся меркантильные хотения, жадность и надежда получить в личное распоряжение некие блага и преференции. Тупой передел денег, имущества, территорий, ресурсов, жизненного пространства, рабов. Стремление силой присвоить то, что вызывало зависть годами.
От великих идей, которые обещают чудесные метаморфозы и воцарение окончательной справедливости, всегда пахнет серой и смертью.
