"Бегемот" в сетке

Поезд отходил от Казанского вокзала около шести вечера. Столица оправилась
от летнего бума, поэтому в этот осенний вечер пассажиров оказалось мало, и
немолодой уже поэт Валерий Сергеевич Садиков лелеял надежду, что хоть часть
пути до родного города удастся побыть в купе одному. Посмотреть из окна на
убегающую Москву, отпить горячего сладкого чаю, прилечь на постель и в который
раз наугад открыть станицу любимой книги, потешить себя новой встречей с
Мастером и Маргаритой...

Состав тронулся, и в купе Садиков остался один. Похоже, мечтам суждено было
сбыться - хотя бы на несколько часов безостановочного движения до Рязани. Однако
в дверь постучали, и проводница указала на свободное место новому пассажиру.

- Вот вам и попутчик, - почему-то радостно объявила она поэту. - Сейчас
подам белье.

Даже до конца не развернувшись в сторону вошедшего, Садиков сразу увидел
темно-коричневый баульчик вроде тех, что в незапамятные времена брали с собой в
поездку машинисты поездов, и огромную авоську. Баульчик уже оказался на столе.
А когда пассажир попытался подвесить авоську на крючок, она странно заворчала.

Изумленный Садиков развернулся всем телом и увидел в сетке свернувшегося
клубком кота. Да какого там кота! Целого котища, черного, с крупной головой и
осмысленным критическим взглядом.
Таких котов Садиков никогда не видел. Но смутно помнил, что читал о таком. И
осознание, где именно, пришло с обзора пассажира, имевшего довольно странный
наряд, накотором были кепка-"аэродром" - обязательная принадлежность
каждого уважающего себя кавказца, красная с темно-синими горошинами
косоворотка, которая выглядывала из-под промасленной болотного цвета тонкой
душегрейки на черной атласной подкладке (похоже, ее носил еще расторопный
приказчик начала прошлого века), но потертые джинсы с белыми разводами пятен и
кроссовки с какими-то иностранными причиндалами. А пенсне с треснувшим
стеклышком окончательно сразило Валерия Сергеевича.

- Не трудитесь напрягаться, - услышал поэт знакомый по прочтению известного
романа развязный голос нового пассажира. - Коровьев, он же Фагот.

- Неужто тот самый? - изумился Валерий Сергеевич.

- Они самые, - перехватил инициативу кот, освобождаясь от сетки движением
лапы сверху вниз, словно раскрывая замок-молнию.

Через секунду он уже возился с баульчиком, не поворачиваясь в сторону
Садикова. - Сами напросились на наше соседство: нечего зачитывать до дыр всякие
вздорные книжки, - продолжал кот, вытаскивая из баульчика длинную толстую
колбасу явно домашнего приготовления: от нее несло густым чесночным духом. Но
не запах поражал: колбаса по размерам в полтора-два раза превышала габариты
баульчика.
Коровьев тактично протирал пенсне нижним краем душегрейки, чтобы все-таки дать
опомниться ошарашенному Садикову. А Бегемот и не думал деликатничать:

- Дорога, понимаете ли, не близкая, вот и пришлось позаимствовать
провиантик у гражданина Ротозеева на вокз-а-але. Он ограбил свою тещу в Ростове
и намеревался съесть все один в зале ожидания. Но поездка его была все равно
никчемная.

На столике купе появились соленья, копченья, непременная в дороге вареная
курица. Нарисовалась и запотевшая, словно только что из холодильника, бутылка
"Гражданской обороны".

- Подсаживайтесь ближе, Валерий Сергеевич, нечего церемониться. Мы, коты,
простые и доступные.

- А отчего же в сетке были? – переходя на предложенную манеру общения,
хриплым голосом спросил Садиков, еще не решив окончательно, галлюцинации это от
перенапряжения и недосыпу в плохонькой, шумной гостинице или мастерская игра
неожиданных попутчиков и в купе ворвется оператор с камерой на треноге и оравой
помощников. Но, взяв за правило ничему не удивляться (так легче воспринимать
новую действительность России), постарался принять все, как есть и на сей раз.

- Билет на него не хотел брать, - ответил Коровьев, водрузив пенсне на нос.
- Правда, у входа в первый вагон, опаздывали, одна-а-а-ко (распевно, под
чукчу), начальник поезда подскочил: почему, мол, собака без намордника? Обидел
Бегемота на тысячу лет вперед. Пришлось в ответ мяукнуть.
- Натурально мяукнуть, - подтвердил кот. - Хотите, повторю?

Бегемот надулся, словно геодезический шар. И испустил жесткий басовый звук,
будто к купе пришвартовался огромный океанский лайнер.
Валерия Сергеевича это крайне рассмешило. Напряжение от столь неожиданного
знакомства улетучилось, и он придвинулся к столику.

- Мы с добрыми людьми свои в доску, - одобрил возникшую доверительность
Коровьев. - Вы, надеюсь, добрый человек?

- Добрый он, добрый, - в ответ Фаготу пропел кот. И тут же обратился к
поэту. - Не гнушайтесь нашим ужином. Не знаю, что там у вас в голове про наше
появление, а угощенье - вот оно, пальчики оближешь!

Он быстрым движением расставил невесть откуда взявшиеся пластмассовые
стаканчики и сделал аптекарский разлив водки.

- За наше с вами дорожное знакомство!

- Да я не пью, - заартачился, было Садиков, вспомнив про свою язву
двенадцатиперстной, но сглотнул слюну при виде столика, заваленного закуской.

- А вы выпейте, ну ее к черту, вашу язву, а с ней и ваш журнал, в котором
досадным образом не появляется ваша поэма. Да и кому она нужна сейчас? Это вам
не "хрущевская оттепель"! Сейчас главное - мани-мани! - рассуждал
Коровьев. - Да, собственно, на что похожи ваши стихи? Пишите ведь так себе,
ерунду-с. И не утверждайте, что это крик израненной души. Вполне возможно,
крик, но только вашего кармана. Да пейте, залейте свое незапеваемое горе!

- Знает он наши уговоры, - язвительно заметил Бегемот. - Видит, что рожи
подозрительные, выпьет и не заметит, как вмиг последнее, что при нем, исчезнет.
Вот этот дипломатик, в котором папка со стихами, отвергнутыми в редакциях
глянцевых журналов. Не так ли?

Садикову надо было обидеться, но он вдруг улыбнулся и, скопировав
Коровьева, залихватски опрокинул в рот стопку. Будь что будет!

А была лишь беседа, которая развивалась по неписаным компанейским законам.
Стопочки опрокидывались, но содержимое бутылки никак не убавлялось.

- Так на чем мы остановились, уважаемый господин поэт? - откинулся от столика
Коровьев, ковыряя в зубах визитной карточкой некоего Машенкина. Она привлекала
внимание крупно напечатанным по диагонали словом «ОЛИГАРХ»

- Россию жалко, сдают ее «Макдоналдсу» и всяким отеллам из бывших братских
республик, - попытался вернуться к обкатанной теме Валерий Сергеевич, но тут же
получил отпор.

- А чего Россию жалеть? – сначала Бегемот посмотрел на свои часы, которые
он достал откуда-то из шерсти на груди, а после прямо таки взорвался. - Ведь
уже 2006 год! Не маленькая! Ну, подумаешь, этот Саакашвили пускает все ноты
вашего министерства иностранных дел на туалетную бумагу! Нажалелись, аж нам
всем наверху там тошно стало!

- Не скажите, - попытался оказать сопротивление Садиков, - Россию обидеть
старается каждый! Вон в Прибалтике, слово-то «русский» кое-как цедят сквозь
зубы. А свои миллиардеры! Сон Никанора Ивановича - это лишь прелюдия на
нынешние наши нравы! То «Челси» покупают, то замки древние англосакские, то
фирмы винодельческие!

- Так что у вас, милейший, за позиция: вы одобряете это или осуждаете? Или,
может, завидуете, что ваши одноклассники стали богатыми, яхты, дома покупают, а
вы строчите лирику, которую читает десяток-два человек, да и то, чтобы написать
на полях что-то едкое и обидное? – кот откинулся к перегородке купе и с
надуманным интересом рассматривал поэта.

- Я, - растерялся Садиков, - я... не люблю политики. Но я страдаю от нее…

- А она для этого и существует, дорогой лирик вы наш! Прошли времена, когда
национальным становился поэт героем. А ведь в тайне вы стремитесь им стать.
Ведь как хорошо жили те, кто писал поэмы о станциях всяческих электрических,
сибирских железных дорогах, прославлял революционные идеи.

- Кризис идей, - встрял Фагот. – Партии появились, но близнецы, потому что
нет у каждой своей яркой идеи.

 - А зачем? – кот аж подпрыгнул. - Вон у американцев ослы чередуются
со слонами. А ведь, если прислушаться, рев-то почти один и тот же!

Но он быстро успокоился. И заговорил без экспрессии в голосе:
- Мы смотрели на народ нынешний московский. Ничего не изменилось! Брось фантики
пирамидные МММ, сцену разнесут, расхватывая их! Были мы на нескольких
презентациях. Непонятно, что подают как повод поесть, пожрать и попихать дам, а
по сути, воруют и рекламируют ворованное…

И снова кот предложил выпить. Наконец, накидав из сумки немыслимое количество
закусок, столик казался безразмерным, кот улыбнулся добро и весело:

- Впрочем, что это мы все о неприятном и глобальном? Лапу даю на отсечение,
- Бегемот при этом лег спиной вверх, поднял все свои четыре конечности,
пристально осматривая их, словно решая, какую дать на отсечение, - что
уважаемому поэту до чертиков хочется прознать про наши планы!

Бегемот вновь принял нормальное положение, намазал на соленый огурец
яблочное варенье. И хмуро добавил:

- В командировке мы. А точнее - проводим рекогносцировку.

- Неужели появился еще один Мастер? - восторженно предположил Садиков и
похвалил себя, что нисколечко не пьян.

- Их-то, мастеров, - ухмыльнулся кот, - пруд пруди, вон, интернетовские
сайты ломятся от фамилий и дурацких сочинений, но без маргарит. Да и на кой
леший нужен современной женщине полусумасшедший писатель? Ей подавай
"нового русского" с шестисотым "мерсом". Или bmw.
Это bmw Бегемот сказал как-то по-немецки лающе.

- Нет, я не согласен, - замахал сначала руками, а затем мечтательно возвел
глаза в потолок поэт. - Мир души человеческой не изменился! Он не стал ни
жестче, ни добрее. Прекрасная Незнакомка Крамского под вуалью своих грез
призраком ходит по нашим душам. Ведь и Булгаков всю жизнь искал ее. И мы,
потомки, благодарны ему за этот поиск. Мы должны вечно чтить его талант!

- Чтить! - вдруг возмущенно взорвался Бегемот. – Фагот, подай снова
бутылку! Утоплюсь! В горлышко влезу, утоплюсь!

Он припал к бутылке, сопровождая процесс урчания старательным пыхтением.
Вытер лапой усы. Но сказать не успел, потому что забил свою пасть бессмысленным
набором закусок.

- Тошнит от ваших булгаковских мистерий со всякой чертовщиной и дешевым
почитанием таланта, - как-то вяло встрял Коровьев, разглядывая свои ногти,
которые выросли в сантиметровые лопаточки. - Романа толком не прочтут, а туда
же - пышные празднования дней рождения Булгакова, помпезные телешоу вокруг
знаменитой "нехорошей" квартиры под номером 50. Ни черта не
соображают в четырехмерном пространстве!

- Но все это в память о нем, великом и до сих пор не понятом, - вступился,
было, Валерий Сергеевич, но вдруг махнул обречено рукой. - Да бог с ними, с
праздниками на Патриарших... Как он сам? Нашел ли покой?
- Бывали-с, заезжали в его домик. Просил кланяться почитателям, кои встретятся
на пути. - И Бегемот тут же вскочил на пол и стал церемонно раскланиваться. – И
герои романа при нем. Они с Мастером соседи через лужайку. Чай попивают по
вечерам. И супруги все при нем. Милейшей кампании люди. Поспорят о душе,
растрогаются, начинают обниматься, просить друг у