Дом у моря. Глава двадцать вторая. De profundis

Юная лунная ночь, прохладная и освежающая, как родниковая вода, застала Рэя под землёй среди старых книг, колб и реторт, порошков и пузырьков с какими-то жидкостями, о составе которых оставалось лишь догадываться. Всё это на целые годы, прошедшие после смерти отца, было заброшено, оставлено, казалось осиротевшим.

Тяжёлая усталость и сон одолевали Рэя прямо за рабочим столом, и он уже не раз засыпал, забывая даже выключить настольную лампу, безжалостные лучи которой падали на страницы книг - из них молодой человек черпал теоретические знания, чтобы затем применить их в деле. Но чем больше Рэй углублялся в область смертоносной техники, тем больше сомнений просыпалось в его душе. Открыв глаза, он вдруг увидел вокруг себя полный беспорядок. Он видел коричневые стены, лесенку к люку в потолке, исцарапанный деревянный рабочий стол со старинной электрической лампой, шкафчики с колбами и банками, химическую утварь. Всё это издавна было окружено для него атмосферой некой тайны, запрета, манившего к себе. Теперь же Рэй наоборот ясно ощущал невыносимость всего, что его окружало, и эта невыносимость заставила его в гневе смести со стола книги, с глухим шумом свалившиеся на пол. Затем Рэй одним ударом кулака разбил стеклянную дверцу шкафчика, стоявшего рядом с письменным столом – осколки жадно впились в руку, как стая мелких демонов, по пальцам заструились красные ручейки, кровь неслышно закапала на пол кабинета: «Нет!»

Злом невозможно победить зло. Пытаться сделать это - значит умножать зло в этом многострадальном мире. Отчётливое осознание истины, которая бывает в иных обстоятельствах столь неочевидна, заставляло Рэя яростно крушить всё, над чем он работал под землёй все эти дни. Оно, это осознание, было подобно внезапной вспышке ослепительного света, поражающей идущего по усеянной равнодушными камнями дороге среди выжженных солнцем полей, поражающей и на мгновение как бы ослепляющей, но в следующее мгновение ослепление проходит и глаза – а главное внутренний взор – начинают видеть вещи и явления мира с возросшей ясностью. Истина, неумолимая, как сталь, обнажилась перед мысленным взором во всей своей очевидности. Да, Господин Дэ наверняка растлил десятки детских и совсем ещё юных душ. Да, наверняка он сыграл какую-то тёмную роль в том, что произошло с Аникой, да…

В отчаянном бессилии Рэй сжимал кулаки. Нет, нет, всё, к чему он стремился все эти дни, не было выходом. Наоборот – это было тупиком. Да, можно было бы одним взрывом навсегда покончить с проклятым домом, но ведь при этом могут пострадать и невинные люди, находящиеся там. И потом, разве имел он мог, разве имел право отнимать жизнь у кого бы то ни было, если сам был не в силах никому её дать?

«Нет, нет, нет, всё это не выход», думал Рэй под землёй, где лишь иногда слышались сверху приглушённые шаги матери, где не было никакого света, кроме искусственного… Да, киноман из дома Господина Дэ был жалок и омерзителен, но Рэй теперь сожалел о выстрелах, которых он не должен был делать. Он… но как он должен был тогда поступить? Вопрос, мучительный и неотступный, не давал ему покоя. Но ответа не было.

Рэй думал о том, что уже, наверное, не успеет ещё раз встретиться с Хейзом, чтобы расспросить его подробно обо всём, что касается Аники. Да, время ушло – его время, время Аники. Время всей жизни, короткой, полной стремления и страсти… И Рэй вышел на свет с осознанием того, что дни его в этом мире сочтены. И всё же у молодого человека оставалась надежда – на то, что душа бессмертна, что в следующей жизни его душа, душа Аники и души всех остальных, пострадавших без вины, воплотятся в более справедливом, более добром и гармоничном мире, да, может быть… Но только это уже будут не они, это будут… но кто, кто, если не они?

Мысли не давали покоя. Он открыл дверь на улицу, и свежий ночной ветер повеял ему навстречу, заставив на мгновение забыть всё и просто закрыть глаза, слушая отдалённый шум прибоя. Ночь была прекрасна и непорочна, потому что ничто не нарушало её прохладной тишины. Рэй вышел из дома. «Господи, прости и помилуй, помилуй меня, помилуй всех тех, кто творит зло, ибо не знают, что творят», прошептал он, спускаясь по ступеням крыльца. «Прости и помилуй, Господи».