...Солнце жарит безжалостно. Где-то далеко, за чертой города, глухо и гулко ухает, и тонко дребезжат стёкла, и вздрагивает воздух. Я вхожу внутрь, закрываю за собой герметическую дверь. В банке пусто, холодно и непривычно тихо. У одного из столиков юная мама с темноглазой испуганной девчушкой лет трёх.
Бледная, тоненькая, белокурая, она возбуждённо шепчет операторше, сосредоточенно рассматривающей бумаги:
— Нет, ты представь себе, они там рехнулись в своём Ровно*! Звонит она мне и проклинает меня, Колю и Анечку. Говорит, чтоб вы повыздыхали**. Ребёнку смерти желает! Я прям заплакала. Ведь это Колина родная тётка!
— А где сына-то… накрыло?
— Да говорю же, как раз когда наступление было, недалеко тут, а что нам было делать? Я ей так и сказала — что нам делать было? Что, тётя Галя?! Не надо было ехать сюда со своего проклятого майдана! Это ж не наши поехали туда, а к нам приехали. Конечно, Коля пошёл в ополчение. А как ещё? Говорю, а вы зачем же сына отпустили-то сюда?! С этими отморозками! С добровольцами...
— А она? — операторша нервно пропечатывает бумаги.
— А она говорит: а шо? Я рэмонт хтила зробыты!***
Операторша замирает и смотрит на неё округлившимися глазами. Шёпотом вскрикивает:
— Ремонт?!
— Ремонт, представляешь?! Идиотка старая! Ремонт! Сделать хотела! Сделала?! — она склоняется к ребенку и улыбаясь, пискляво воркует:
— Сейчас домой пойдём, да, Анютка?
Но её голос наполняется низкими обертонами, дрожит, и я понимаю: она просто плачет.
Юго-Восток Украины. май 2014