По дороге в Шпикулово.продолжение.

- Таня, ты почему сердишься? - обернулся я к портрету жены, стоявшему в изголовье кровати, хотя причина её возмущения была мне известна.

В апреле прошлого года она сказала:

- Я очень тебя прошу: не бросай сына! Обещай мне, что не оставишь его!

За спиной Таня держала, скрученные небрежно в куль листки с результатами последних исследований её крови, полученные мною ранее в лаборатории, прочитанные как смертельный приговор и надежно спрятанные мною же в коробку из-под обуви.

Восемь месяцев спустя я узнал от сына, что его Таня просила о том же самом: "Не бросай отца! Ты же знаешь, какой он непутёвый без надзора".

Мне надо было уснуть во что бы то ни стало. Шли вторые сутки - на сигаретах и кофе. О еде я не думал. Любая пища мне казалась изысканным блюдом из ватных шариков, сваренных в перекиси водорода.

Но думал я о том, что чуйка меня никогда не подводила и что я, наконец, получу в Шпикуловке ответы на все вопросы, придавившие меня могильным курганом.

Я отлепил от лица пластиковые очки, закрыл глаза и стал наблюдать за тем, как опадают хлопья мусора, прижившиеся с годами в глазном яблоке.
Голова не желала отключаться. Мысли лезли из всех щелей. Их количество и тяжесть значительно превышали массу мозга.
Плавилось сало в подмышках и жирными струями пота стекало с рук. Было душно, ночной ветер устал трясти листву и стих на вдохе.

Невероятно болел правый бок.
--------------------------------
В субботу, когда я суетился у телевизора, готовясь во всеоружии встретиться с очередным товарищеским матчем перед ЧМ - 18, вдруг над барной стойкой в столовой глухо лопнула лампочка и со звонким шелестом усыпала мелким стеклом пол.

Сын уехал на дачу - винить было некого, как некому было предостеречь, что с барного стула высотой более метра падать куда опаснее для здоровья, чем со стремянки, которую я все-равно бы подставил к барному стулу, чтоб залезть на него и поменять лампочку. Семья знает, что упрямство - моё второе я.

Летел со стула я красиво, почти безошибочно используя гимнастический прием "фляг", но только его первую половину - с хлестким махом руки о барную стойку, проваливанием плечевого пояса вперед и взрывным падением грудной клетки в проем между холодильником и мирно спящем на спине котом.

Мгновением позже, за меня всю второю половину "фляга" безукоризненно выполнил домашний питомец. Взлетев со спины, он сделал в воздухе переворот и, натренированно оттолкнувшись передними лапами от моего лица, приземлился через пару метров на ковер в центре столовой. Отбивать ему было нечего, так как кота я предусмотрительно кастрировал еще 14 лет назад.

Само падение из-под потолка тянулось медленно и покадрово: вот я беспомощно цепляюсь ручонками за воздух; вот глубоко и серьезно задумался о значительном вкладе в русскую литературу Льва Николаевича Толстого, написавшего повесть"Смерть Ивана Ильича"; а, вот теплым матерным словом встречаю землю в огромном цветочном горшке из которого растет и пушится под потолком целое дерево.

Грохот был такой мощный, что все без исключения жильцы четырех подъездов девятиэтажного дома приняли мою твердую посадку за подземный толчок магнитудой в восемь баллов по шкале Рихтера или взрыв 82-х килограммов в тротиловом эквиваленте.

Только с третьей попытки мне удалось опрокинуть себя на спину, точно трухлявую шестивёсельную шлюпку, давно брошенную на берегу.

Вышел сосед сверху в свою лоджию, закурил и, свесившись пыльным ковром на перилах, ехидно засвидетельствовал:
- У вас упало!

- Как же мало нам известно о законах гравитации, - прохрипел я, поскольку дыхание еще не восстановилось и ребра источали боль еще громче, чем обида на весь мир.

- А трезвым, наверно, убился бы напрочь? - настырно сосед продолжил взывать меня к диалогу.

- Трезвым я бы не полез менять лампочку. На фиг мне, трезвому, это нужно?

- Она заводит меня в подъезд и приказывает: "Выкручивай лампочку! Сейчас в рот брать буду!"
Я спрашиваю её: "Что, прямо горячую?" - вспомнил сосед дремучий анекдот, который я ему и рассказал когда-то.

На потолке, ретранслированные футбольным матчем, скакали крошечные чертики. Комментатор неожиданно сознался, что пошла последняя минута первого тайма.

Затрещал, подпрыгивая, возле дивана iPhone. Судя по рингтону известной песни Кола Бельды "Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним...", домогался меня родной старший и единственный брат.

Левая лопатка и правая ягодица впились взасос в лакированный пол. С трудом отлепляя их от пола, я использовал метод передвижения сколопендры на спине и на восьмом вертлявом изгибе не выдержал и упрекнул все части тела:

- Не чавкайте! Не люблю.

iPhone уже повторно, надрываясь, пел про отчаянных оленях, мчащихся по красотам бескрайнего Севера.

Оставалось совсем немного пороха в пороховницах и ягод в ягодицах, чтобы доползти до дивана.

Очередную попытку брата дозвониться я пресек вопросом:

- Почему?

- Что "почему"? - потребовал он разъяснения.

- Почему задница так сильно прилипает к паркету?

- Ну, это же очевидно, - на правах старшего по-братски объяснил он: - Стоптал ноги до задницы в поисках телефона. А прилипать чему-то нужно. И все - ради того, чтобы мне сказать, что передумал...

- Игорь, ты сильно переоцениваешь мои способности. Я еще до конца додумать не успел, а ты хочешь, чтобы я уже передумал. А что я должен был передумать?

- Опять меня виноватишь в том, что не научил тебя думать? Ты едешь на дачу, как обещал, или передумал? Мы же, вроде, договорились. Заодно расскажешь подробно, почему ты намереваешься съездить в Шпикуловку...

Не помню, чтобы брат опускал руки и душил в себе альтруизм, воспитывая даже такого безнадежного и угрюмого типа, как я. Ему чудилось, что только он знает формулу, по которой способен остановить во мне обратный отчет и вернуть к элементарным радостям жизни - выпить текилы на дачном участке (наши дома стоят на одном массиве, и походы в гости к друг другу по пятницам и выходным за 20 лет превратились в добрые посиделковые традиции), очень вкусно поесть, попариться и очиститься общением от душевных тяжестей.

"Но не обязательно бить в отчаянии лопатой того, кому пытаешься навязать свою любовь, а он сопротивляется. Есть много других подручных средств", - думал я, ощупывая грудную клетку.

На дачу я ехать не хотел, как не стремился объяснить брату, что зачастую и любовь уступает привязанности в силе.
"В силе, но не в мудрости, - отреагирует живо брат: - Привязанность жестока и безжалостна, а любовь - свобода".
"У нас, человеков, свобода наступает тогда, когда ты становишься никому не нужным".
И завяжется у братьев никчемный спор о том, почему не поддающиеся хорошим, в общем-то, людям простые житейские мудрости так легко уживаются в их женах.

- Завтра я приехать на дачу не смогу, а вот послезавтра приеду точно. Ребро даю на отсечение, - пообещал я.

- Конечно. Ты, как первочеловек Адам, знаешь, чем можно безболезненно пожертвовать. Ребро - единственная кость без мозга.

Таня оговорилась однажды, проводив гостей до поворота от дачи:
- Ты, как кролик, завороженный пастью своего брата...

- Нет, любимая, я смотрю на него, как кролик на братца кролика, зная, что за спиной кое-кто тщательно надзирает и предупредительно трясет погремушкой на хвосте.

- Ты назвал меня змеёй? Смотри в глаза, не отворачивайся! Считаешь меня коброй? - требовала она тогда, чтобы я немедленно извинился за то, что покусился на её здоровое чувство собственницы. Делиться мною с братом Таня никогда не желала.

Ребро на отсечение я давал и в прошлом, самым черном и гнусном году. Шел в магазин "Копейка" и свалился мешком в обледенелую колею.
Но тогда было еще кому пожалеть.

Таня лечила просто и мистически: прикладывали теплую ладонь, и кости срастались. Не надо никакого мумиё.

- Я знаю одну знахарку, - не буду на неё всуе указывать пальцем, - которая по запаху моих потовыделений легко диагностирует болезни, - восторгался я её лекарскими способностями.

- Льстец. Не надейся на алаверды. Ты всегда пахнешь одинаково - конюшней.

- Ну, за три десятка можно уж было привыкнуть к запаху.

- Я стараюсь.

Я тоже старался полгода научиться жить без неё. Но, видимо, нерадивому ученику не дано постичь и переварить этот простой предмет - жить без неё.

Запланированная на следующий день поездка к маме с лекарствами, продовольственной корзиной и упаковкой подгузников сорвалась с утра. Опять утянул на десятый участок кладбища, пробудившийся во мне мазохист, чтобы расковырять себе душу нудным монологом у могилы жены и попросить покойную по обыкновению дождаться:

"Скоро буду. Совсем скоро. Потерпи немного. Вот, уже грохнулся со стула и сломал два ребра. А лето только началось..."

Вечером у входной двери в квартиру я увидел черное птичье крыло.

Среди жильцов дома всегда хватало доброжелателей, считавших за честь, удачу и радость испортить соседям настроение. Я брезгливо попытался скинуть носком ботинка крыло в лестничный проем, но крыло шевельнулось и пискнуло.

- Стриж, что и как тебя угораздило упасть возле моих дверей? - спросил я у птицы.

В кулаке крохотное, невесомое тельце стрижа отбивалось панической сердечной дробью. Коготками царапая ладонь, он беззвучно открывал клюв, будто пытался о чем-то кричать и давился собственным страхом.

Стриж - птица уникальная. В отличие от белогрудой ласточки стриж в полете не умеет складывать крылья, хотя в скорости её превосходит. Все четыре коготка на атрофированных лапках направлены вперед. И, вообще, ласточки относятся к воробьиным, а стрижи - к классу стрижёвых.
Выбравшись однажды из гнезда, птенец стрижа взрослеет, питается, спит, любит, живет и стареет только в воздухе. Никогда не видел стрижей, отдыхающих на проводах линии электропередачи. Не умеют. Им дано одно - летать. Жить и умирать в полете.

Я вышел во двор и запустил стрижа в небо. Тут же, ниоткуда, слетелись к стрижу сородичи и с писклявым гвалтом стали стремительно набивать крыльями широкую, но туго стянутую спираль.

В этом радостно носящимся кругами писке птиц, я вдруг четко расслышал голос Тани. Она сказала:
"И запомни: как ты относишься к родителям, так и дети будут относиться к тебе!"

За ужином меня внезапно распёрло непреодолимое желание похвастаться перед сыном о том, как я совершил еще одно богоугодное дело, приплюсованное к тому, первому, когда я в четырехлетнем возрасте, увернувшись от надзора старшего брата, моментально сдал старьевщику свою детскую коляску в обмен на воздушные шары с пластмассовыми свистульками.

После поездки на дачу, сын был не в настроении. А, он - весь в мать - человек настроения. Да к тому же - яркий образчик атеистически нашпигованного нигилизмом хипстер из огромной жирной прослойки молодежи, не верующей ни РПЦ, ни католицизму, ни шаманизму. Бог для него - это, скорее, Вселенский Разум с поставленным человечеством диагнозом: рассеянный склероз или старческая деменция при вегетативном состоянии.

Все россказни о символах, чудесах и предсказаниях он, естественно, понял, как забавную историю о птичке, грохнувшейся со стула под железную дверь и сломавшую два ребра.

В итоге, от моих