Родные люди

Ольга Ефимовна Уралова, контролер ОТК машиностроительного завода, сидела в своей маленькой, двухкомнатной хрущевке, на миниатюрной, в сравнении с габаритами самой Ольги Ефимовны, кухоньке, и степенно, без суеты, пила чай. К чаю, как всегда, на столе стояла вазочка с сушками. Не то, чтобы ей хотелось почаевничать в этот час. Это был такой ежедневный вечерний ритуал, означавший, что день закончился, что скоро по телевизору начнутся детективы и «ванильные» сериалы и можно будет перебраться в самую большую, нарядную, но проходную комнату, которую Ольга Ефимовна с некоторых пор называла "залой".
В дверь тихонько постучалась соседка. Обычно все нажимали на кнопку дверного звонка, но Танька Фролова считала, что звонок -  для чужих, а она своя, поэтому тихонько стучалась, будто скреблась, чтобы не потревожить лишний раз … мало ли что…
- Привет, подруга, хорошо, что зашла, хоть будет с кем чаю попить да словом перекинуться, - привычно подбодрила Ольга слишком робкую Танюху.
Та юркнула в прихожую, начала суетливо снимать курточку, стягивать сапоги (видно, мусор выносила), бочком вслед за Ольгой просочилась на кухню и присела у стола на табуреточку.
Такой тихой и пришибленной Танька стала в одночасье, когда закрыли вдруг в перестройку детсад, где она нянечкой больше 20 лет отработала. Как пришла после школы, взяла в руки инвентарь для уборки, так и работала. Помогала детей на прогулку собирать, мыла горшки, кормила с ложки «мелюзгу», украшала зал для утренников… Она так любила свой детский сад, что жизни без него не мыслила. В один августовский день всё кончилось, и Танька ощутила себя окончательно преданной… Сначала родители рано умерли, бросили ее; потом тот, что в любви клялся, сбежал, узнав о ее беременности… Но работа была всегда чем-то надежным и постоянным, мощной опорой в жизни… Нет, самой жизнью была для Таньки работа… Ольга Ефимовна, когда увидала соседку с безумными заплаканными глазами у подъезда, затащила к себе, валерьянкой отпоила, надавала по щекам, чтобы в разум вошла, а на следующий день, совершив почти невозможное, устроила уборщицей в один из заводских цехов. Но с этого момента появилась в Таньке какая-то надломленность, она перестала смеяться, но стала зато излишне предупредительна и суетлива.
Вновь поставленный на газовую плитку чайник зашумел, набираясь сил, а потом пронзительно засвистел на какой-то свирельной ноте.
- А я чего пришла-то, Оль, - заговорила Танюха, опуская сушку в горячую красно-коричневую жидкость, - тебя сегодня мужчина спрашивал. Солидный такой. Как из заводоуправления.
- Чего надо было?
- Не сказывал. Пару раз тебе в дверь позвонил, ты же знаешь, у меня твой звонок слышно, а потом в мою дверь, значит… Интересовался, здесь ли Ольга Ефимовна проживает, ну, и дома когда бываешь ты…
- А ты чего?
- Я сказала, что вечерами ты дома обычно…
- А он?
- Ответил, что сегодня тебя уже не дождется, а может, послезавтрава или еще когда, после семи вечера зайдет.
- Аферист какой-нибудь. Да только глянул он на наш дом и подъезд и понял, что здесь разжиться нечем. Дом – то наш: родился – не мылся и старится – не парится. На обоях стены держатся, да на краске в десять слоев полы…
- Я про это и не подумала, - озадаченно выговорила Татьяна. – И одет, как в заводоуправлении, и важный такой, прямо, барин из старого кино. Не, Оля, такие не воруют…
- Теперь, подруга, все воруют. Мы, думаю, с тобой последние две честные дуры остались…
- Не говори так. Грех о людях плохо думать.
- Я о них вообще не думаю: ни хорошо, ни плохо…
Подруги замолчали, прихлебывая горячий чаек. В тихом пространстве кухни было уютно и спокойно, только слышны стали невнятные голоса, отдаленный стук, шум бегущей воды в трубах - звуки жизни пятиэтажки.
- Оль, пятнадцатого зарплата, так в областной центр можно смотаться на выходных…
- Чего тебе там?
- Магазины там побогаче в смысле выбора…
- Ага, нам с нашими грошами сильно разносолы необходимы… А кто хотел скопить, чтобы к сыну съездить?
- Ты тоже к сыну поедешь? На тот, следующий год?
- Больно нужны мы нашим сыновьям… А невестки так ночей не спят, мечтают о том, как свекрухи из Зажопинска приедут, - невесело пошутила Ольга. – Я на выходных лучше лишний час на диване с книжкой поваляюсь. Сегодня опять два любовных романа в киоске купила. Прочту – тебе дам.
- Ой, я с удовольствием.
- То-то.

Катились дни, похожие один на другой, как одинаковые детали без брака: все в пределах допусков. Цех, в котором работала Ольга Ефимовна, план не вытягивал. Поговаривали, что ни премии к концу года, ни тринадцатой зарплаты не будет. Настроение в цеху царило нерадостное, отчего производительность только падала.
«Хорошо, что я одна, - думала Ольга, - мне много не надо. А у кого семьи, да дети малые… Им разве объяснишь про цены, растущую квартплату, отсутствие Деда Мороза… Вот у меня - новые любовные романы. Не то, чтобы сказки для взрослых, бывает, что и всплакнешь от сочувствия главным героям, но заканчивается все хорошо. На душе от этого чужого счастья становится радостно и тепло. Кажется, что и у тебя все хорошо, или будет совсем скоро все очень хорошо… Или не скоро, но будет же…»
Зарплату дали вовремя, не задержали, как бывало. Нагруженная крупами, макаронами, сахаром, тушенкой, хлебом, сушками к чаю плелась Ольга Ефимовна домой, размышляя о том, не забыла ли она чего купить… У их обшарпанного дома стояла вызывающе красивая машина, вишневая, большая, глазастая. «Живут же люди», - привычно проворчала Оля, открывая локтем дверь парадного на себя. Заходя, получила дверью шлепок по спине и попе, чертыхнулась на тугую пружину и услышала голос Татьяны с лестничной площадки:
- А вот и она. Ольга Ефимовна, мужчина вот к тебе.
- Очень вовремя, - преодолевая пятую ступеньку к своей двери недружелюбно отозвалась та.
- Позвольте, я вам помогу, - как-то очень уж вежливо сказал мужчина и потянулся к пакетам с продуктами.
- Стоять,- прикрикнула на него Ольга, - сама справлюсь.
Она поставила ношу у стены, отыскала ключ на дне сумки, протерла носовым платком запотевшие очки, чтобы увидеть щель замка. Открыв дверь в квартиру, затащила пакеты в коридор. И уже снимая пальто, повернула голову к оторопевшему мужчине:
- Если вы что-то продать хотите, то уходите сразу, а нет, то заходите, не в подъезде же разговоры говорить. Обувь не снимайте: нет у меня мужских тапок. Вытрете ботинки хорошенько и проходите. Вот сюда, на кухню. Я буду продукты разгружать, а вы мне объясните, кому и зачем я понадобилась.
- Ольга Ефимовна, какой была ваша девичья фамилия?
- Кошеватская. А это к чему?
- Мне следует понять, с кем я разговариваю и тот ли вы человек, к которому у меня поручение. Вы согласны ответить на кое-какие мои вопросы?
- Валяйте, - пожала плечами Ольга, тщательно скрывая свое любопытство к этому чужому, хорошо пахнущему мужчине, одетому в будний день в нарядный костюм с галстуком.
- Как звали вашего дедушку по материнской линии, и знаете ли вы, где он родился?
- Деда звали Аркадием Моисеевичем Хонским. Родился он в конце 19 века в Петербурге.
- А что вы знаете о сестрах и братьях вашего деда?
- Знаю, что в блокаду выжила только его двоюродная сестра, квартиру родителей деда сохранила, но самого деда оттуда умудрилась выписать. Была еще какая-то тяжба относительно родительских ценностей, но деда и здесь оставили с носом. Не общались они. Считалось, что нет у деда родственников.
- Стало быть, о сестре своего деда вы знаете… Ее единственная дочь, то есть ваша троюродная тетушка, женщина не бедная и одинокая, попросила меня быть посредником в одном щекотливом деле. Собственно, она ищет того, кто мог бы стать ее наследником.
- А мне – то что с того?
- Ангелина Яковлевна, так зовут вашу троюродную тетушку, разыскала всех своих родственников заранее, собрала о каждом исчерпывающую информацию. Вот и за вами она давно стала наблюдать издалека. Она знает, какая вы мужественная, работящая и порядочная женщина. И она выбрала вас в наследницы. У нее лечебница для кошек и собак, дающая неплохую прибыль, большая квартира на Московском проспекте в доме довоенной постройки. Вот фото самой Ангелины Яковлевны. Обратите внимание, вы внешне даже похожи на нее, если вам изменить прическу и снять очки…
- Вы от меня чего хотите? – устало, словно не слушая мужчину, спросила Ольга, прислонясь спиной к стене возле раковины.
- Завещательница ставит такое условие: вы переезжаете к ней, берете под контроль лечебницу для животных, ухаживаете за своей тетушкой, а за это после смерти Ангелины Яковлевны вы становитесь очень не бедной дамой.
- Вас, извините, как зовут? – чужим деревянным голосом спросила Ольга
- Алексеем Александровичем. Простите, я так обрадовался, что застал вас дома, вот даже представиться забыл.
- А вы этой вашей Яковлевне кто?
- Я юрист. Мы давно знакомы с Ангелиной Яковлевной, она является постоянной клиенткой нашей юридической фирмы…
- Слушай меня, Алексей… Александрыч, кажется… Возвращайся–ка ты к своей кошатнице-собачнице, передавай от меня большой привет, хотя у нее и со своими приветами перебор, и пусть она, если не лень, продолжает наблюдать за мной. Только издалека. Я ведь на близком расстоянии и зашибить могу такую наблюдательницу… Наблюдала она… Наблюдала, как я себе без малого веревку не намылила, когда муж меня бросил, да еще и обворовал напоследок почти под чистую? Как меня соседка с сыном остатками каш детсадовских, да хлебными горбушками почти месяц кормила? А интересно было наблюдать, как я, потолок на этой вот кухне ремонтируя, упала и переломалась вся, как перепуганный ребенок орал в форточку, что мама умерла? Как потом прятался в больнице у меня под кроватью, потому что боялся, что я умру, а его - в детский дом, пока та же соседка не забрала его к себе? А она мать – одиночка, на одну зарплату нянечки со своим сыном жила. Может, интересно было наблюдать, как мы с подругой в девяностые ночами подряжались в большие магазины овощи гнилые перебирать, чтобы заработать хоть каких-то продуктов, когда денег не платили? Наблюдала она, как я шила, вязала, убирала подъезды, снег лопатила зимой, ни от какой работы не отказывалась, лишь бы выжить и ребенка поднять? Это же надо придумать, наблюдала она… А теперь эта наблюдательница хочет сэкономит за мой счет на прислуге и домработнице? Она решила, что может мне доверить горшки из - под ее старой задницы выносить? Так вот передайте: ошиблась она. Мне больше подработки не нужны.
- Вы не понимаете, она очень старенькая, больная, ей почти 90 лет. И ведь это ваша родственница, родная кровь…
- Как я понимаю, она все эти, почти 90 лет предпочитала не помнить, что у нее есть бедные родственники. Любовь распространялась только на чужих больных животных и деньги их хозяев?
- Она же вам такое наследство оставит. Вы в конце жизни сможете исполнить все свои желания…
- А у меня нет желаний на это наследство. Я так долго трудно жила… Запретила я себе желать, а потом отвыкла.
- Я вас понимаю. Но и вы поймите, Ангелина Яковлевна не могла сразу решить, кому она сможет довериться…
- Зато я решила: не могу я доверять такому человеку. Какая она мне родственница? А от чужого человека мне ничего не нужно… Теперь мне уже ничего не нужно…
- Это