Жизнь одним днём

взрослым умыслом, - когда уроки закончатся.
В класс вваливались наши. Первым вошел Владька Бергер. Он был высоким, слегка
сутулым.
- Слушай, - зашептала Алина, - а Владька кем станет?
- Он-то? – я не стал врать. – Он с головой! Много лет проведет в Америке.
- Да кто его туда пустит?
- Не пускать будет некому, страна будет другая…
- Да ты что?
Алина посмотрела на меня со страхом и перевела взгляд на портрет Брежнева, что
висел, чуть криво, над классной доской.
- Его уронят при похоронах, - шепнул я.
- Кого, портрет? - спросила Алина тоже шепотом.
- Да нет, гроб с телом…
Перед нами уже рассаживались Тополев и Горбунова. У них в полном разгаре роман.
Сейчас весь урок начнут писать друг другу записки, на немецком. Типа майн либе,
майн херц…
Но Горбунова повернулась:
- Чего это вы про гробы говорите?
Мы не успели ответить, вошла Вера Николаевна:
- Die Aufmerksamkeit! Wir werden von der Wiederholung des vorbeigekommenen Themas beginnen. Zawarikin, was vergingen
wir in der vorigen Stunde? Steige, Zawarikin!
Заварышка нехотя встал…
«Немка» чуть позже подняла меня и я с блеском привел пример пост прошедшего
времени из «Фауста» Гете. В журнале появилась жирная красная «пятёрка».
Мои шансы росли - у Алины округлились глаза. Чтобы я читал Гете на немецком?!
На перемене я посмотрел в дневник. Оставалась анатомия. Уж здесь положу класс
на лопатки! Да и по другим предметам я чувствую себя уверенно. Достаточно
рассказать, как профессор Перельман решит в 2006 году теорему Пуанкаре и с
какой гордостью откажется от гонорара в миллион долларов! Впрочем, не знаю, про
доллары меня не поймут в этом советском мире.
Ну а на уроке литературы я выглядел гораздо интереснее, чем Малинин со своим
звездным знакомством. Я рассказал о берестяных грамотах, на которых ученые
обнаружили новые русские имена. Например, Шевко, что происходило от слова
"швец", так мог в древности называться человек, занимавшийся любым
шитьем, портняжным или обувным.
После уроков моя одноклассница согласилась с тем, чтобы я проводил домой, взяв
её ранец. Но перед этим мы долго гуляли по знакомым только нам закоулкам, а
затем зашли ко мне домой. Я показал ей свою комнату.
- Вот ты, какой интересный! – воскликнула Алина.
Дело в том, что всю мебель в комнате я сделал сам: и стол, и два стула, и
кровать, и книжные полки. У меня и между оконными рамами было небольшое
пространство. И форточки были особой конструкции. За счет придуманного мной прообраза
пакетного окна, на подоконнике было много места, и Алина с удовольствием села,
чтобы смотреть на улицу.
А потом она увидела наручные часы, что я оставил на своём письменном столе.
- А это что за часы? – спросила она.

И повернула их.

«Академику Белову Евгению
Николаевичу от коллег. Москва, 2000 г.»

- Это что? Ты специально бегал к гравировщику. И какие-то странные,
стрелок и циферблата нет, а экранчик, как у телевизора. Из Америки привезли?

Она приложила часы к уху.

- Не тикают…

- Они на батарейке. Могут ходить целый год!
- Неужели ты связался с иностранцами? Ты знаешь, где мой отец работает?
- Не знаю, - соврал я, хотя кто не слышал про капитана милиции Коврова? Через
семь лет его пошлют в Афганистан. Но погибнет он в Грозном через восемь лет.
- Он мне всегда говорит, чтобы я на пушечный выстрел не подходила к туристам.
- Кстати, ты будешь работать в туристической фирме.
- Это мне не нравится, а как же театральное училище?
Я прикусил язык. Надо держать его на коротком поводке. Но отвечать пришлось, и
по правде.
- Ты подвернешь ногу…
- Врун! Мне твои фантазии не совсем нравятся! Наполовину. Про меня лучше не
говори. А вот в целом, это интересно, но про меня как-то придуманно. Про
Брежнева я тебе верю, - она оглянулась, - так бывает, когда торопятся
похоронить… А я знаю, кем ты будешь!
- Кем? – значит, она не верит моим рассказам?
- Писателем-фантастом!
Ну, это полная ерунда. Я улыбнулся. Я уже состоявшийся учёный!
- Чего ты улыбаешься?

Я пожал плечами, какой писатель!

В это время входная дверь открылась, вошла мама с папой. У него был
чемоданчик в руке. Мы встали. Я бросился к отцу.

- А ты вырос Женька! Ну иди к своей гостье!


- Евгений, Алина, - позвали нас с кухни.
Мы пошли. Отец, Николай Ефимович Белов, высокий и немного горбится. Я его
сравниваю с Владиком. Того видел еще задолго до отлета в США. Тогда он был того
же возраста, что и мой отец. Правда, лысину на затылке тогда у Владика не
разглядел. А у отца она очень красивая, хотя похожа на ту, что выстригают
специально католические священники. Кажется тонзура.
- Ну, что, молодежь, - посмотрел на нас отец, конечно, он обращается к Алине, -
может налить вам легкого винца?

Она отрицательно машет головой и краснеет.
- Хорошо, тогда позвольте мы с мамой поднимем бокалы за встречу, в том числе и
вашу.
- Маме можно, - вырвалось у меня, - основные результаты изучения влияния
факторов, связанных с фертильностью, беременностью и прогнозом
гинекологического рака допускают применение легких виноградных вин…
- Что ты сказал?
Отец аж приподнялся со своего места.
- Да так, кое-где вычитал…
- Посмотрите на него? Где вычитал? И что это за диагноз? Да тебя как подменили,
занимался черт знает чем, и на тебе!
Мама с улыбкой и гордостью смотрела на меня.
Алина – подозрительно.
Я, спасая положение, даже по столу двумя кулаками стукнул. Кстати, это движение
я применял очень часто читая лекции.
- Ну, взялся я за ум! Взялся!
И двумя руками обхватил голову.
- Да, он лучше всех отвечает на уроках, - неожиданно поддержала меня
одноклассница, – сегодня читал Гете на немецком. И еще Женя хочет стать
академиком!
- Гете на немецком? Академиком?
Я скромно потупил взгляд и здесь, прямо на глазах родителей Алина чмокнула меня
в щеку!
Сама тот час же покраснела и вскочила. Хорошо мама сидела с ее стороны  и ласково взяла ее за руку:
- Ничего не случилось.
Отец как-то понимающе оглядел нас:
- Продолжим пиршество!
 
Через час я пошел провожать Алину домой. Это не далеко, но шли мы медленно.
Было уже около девяти вечера. В окнах домов звучали позывные программы «Время».
Стало немного прохладно. Мы сели на скамейку, и Алина прижалась ко мне:
- Согревай!
Я набросил ей на плечи свою куртку. И обхватил ее за талию. И тогда она
повернула ко мне свое лицо:
- Жека, какой удивительный день ты мне подарил! Спасибо!
Я прикоснулся к ее губам. Но до поцелуя не дошло, потому что женщина,
прогуливающая собачонку, прикрикнула на нас:
- Нечего здесь срам разводить! Еще комсомольцы!
- Идите своей дорогой Марья Трофимовна, - сказал я. Уж ее-то я помню, соседку
из дома напротив. И попробовал пошутить. – От такого крика ваш Халёсик умрет от
разрыва сердца.

(Что потом и случилось от чумки, но, позже, 14 декабря.)
Вот так и вырвалось, не знаю почему! Еще академик!
- Халёсик! Пошли домой быстро!
Ее болонка радостно взвизгнула и прыгнула хозяйке на руки.
- Шарлатан, в милицию подам на тебя заявление! За разврат!
- Почему ты так сказал? – осуждающе спросила Алина. Было ясно, что больше нам
сегодня не целоваться.
- Чтобы оставила нас в покое.
- Это как-то жестоко.  

Она отодвинулась от меня, долго смотрела как-то исподлобья и медленно
встала.
- Извини, - пробормотал я.
- За что? Ты сегодня какой-то очень необычный. Словно приехал издалека.
И тогда я решился рассказать ей истинную правду.

Мы шли к ее дому, она меня слушала в подъезде, затем у двери на лестничной
площадке. И молчала. Тусклая лампочка под плафоном, испачканном извёсткой,
прикреплённом на потолке, еле освещала наши лица. Я говорил и чувствовал, что
старею под ее взглядом. Я увлеченно рассказал о том, что будет со всеми нами в
предстоящие 34 года.
Дверь ее квартиры приоткрывалась дважды, выглядывала ее мама.
- Я сейчас.

И еще через минуты десять,

- Я скоро приду.
Наконец мне показалось, что рассказывать больше нечего, и остановился.
Алина вздохнула:
- Жека, всё это какие-то сказки, фантазии! Я понимаю, но мне грустно от такого
правдоподобия. Оно уже изменило мою жизнь! Теперь я ни за что не влюблюсь в
Малинина, и не важно, что он станет капитаном дальнего плаванья. И от Коптева
сохранюсь. Знаешь, что я сделаю?
Я вытаращил глаза, пытаясь телепатически понять, что же она завтра сделает? О
многом подумал, но так и не отгадал ее простого решения.
- Завтра постараюсь влюбиться в Женьку Белова, моего соседа по парте. В того,
что не знает Гете, не умеет говорить, как академик, и не живёт в будущем.

Алина говорила спокойно, как мудрая женщина. А на меня накатывались
волны тоски. С одной стороны, кончались сутки, с другой - я обманул девушку,
подменив себя. Как я мог в свое время упустить ее! Вот она, взволнованная
поворотом судьбы, но как ответственно, беспокоясь за меня, ведет себя! Моя
будущая Клавдия – лишь живая библиотека академии наук…
- Я постараюсь найти в тебе то, - между тем продолжала Алина, - что есть
сейчас. Но что завтра будет у меня с тобой тридцатилетней давности, я не знаю!
Если, конечно, все это правда. Но завтра все прояснит…

- Алина, ты идешь домой?
Это вышла мама. Мы посторонились. Она прикрыла за собой дверь, за которой был
слышен звук работающего телевизора.
- Вы ругаетесь?
- Нет, мама, объясняемся… за наше будущее.
- Какие-то глупости, - сердито сказала ее мама, - как так можно? Зайдите домой,
посидите, хотя уже одиннадцатый час.
- Да, Женьке идти надо! Правда, Жека?
Я сглотнул ком в горле и кивнул головой. Академик во мне чувствовал, насколько
Алина старше, мудрее и красивее душой, чем я! Она чудо.
- Ты чудо! – сказал я. – У Вас Елизавета Владимировна, прекрасная дочь!
Алина подошла и поцеловала меня в губы. Я отвернулся и побежал вниз по
ступенькам  и остановился, потому что услышал
хлесткий удар ладони матери по щеке дочери…
Это было еще то время! Даже не помогла моя лестная оценка Алины, как дочери.
Дёрнулся было назад, но дверь 
захлопнулась.

Проснулся я снова иным. Не молодым, не совсем уж старым, у которого руки
дрожат, ноги подламываются при ходьбе и взгляд маетно мечется по окружающим
вещам. Я чувствовал тяжесть своих лет, зная каждой клеткой, что мне полвека.
Я не сразу определил место, где спал.
Это была веранда дачи. На окнах скакали блики отраженных от воды утренних
солнечных лучей. Недалеко был шум, который можно было понять как присутствие
моря.
Я встал. Да, мой (или не мой) дом стоял  на берегу моря. Я вглядывался в панараму за
окном, и постепенно приходило узнавание места… и узнавание самого себя.

В углу веранды  на столике лежал
открытый ноутбук, экран отчаянно мигал каким-то предупреждением.
Может, аккумулятор сел? Надо все-таки протянуть сюда провод, или купить
удлинитель.
Но удлинитель у меня есть! Его мне давно приобрела Алина!
Вот и сейчас она приоткрыла дверь и с любовью смотрит на меня, стройная, с покрашенными
под блондинку волосами. И улыбается:
- Вставай, разбойник! Марш в свою постель! Можешь ещё поспать, всю ночь стучал
по клавишам!
- Это ты, Алинка?
- Ты удивляешься? Я, конечно, я! А ты, вероятно, рассматривал всю группу «Ви
агра» во сне?

- «Блестящие» сейчас, они выглядят эффектнее, чем «Ви агра», - ответил
рефлекторно.
- Пойду, приготовлю тебе легкого кофе, Атлантис.
Кого она это так?
Я принёс ноутбук и дотронулся до кнопки «Enter».
Экран пришёл в норму и появился какой-то текст. По всему видно, что это
произведение,