Документальные раздумья. Физиологический очерк. Часть вторая

Параллельные «ашницы» были отметены сразу. Среди них можно было подыскать удачную кандидатуру, можно! Однако возникали трудности с налаживанием контакта. Вернее, любой контакт (на перемене, что ли?) сразу бы обнаружили. А терпеть муки стыда Антону больше не хотелось. Ни за что… В их же классе достойных Антон что-то не мог припомнить. (Может быть, всех еще заслоняла Надя Земляная?) Тем не менее он стал добросовестно перебирать в уме. От двери по рядам. И вдруг… Стоп! Как же он мог забыть?! Женя Петрова… Женя сидела у окна, чуть впереди и наискосок. Иногда солнце как бы поджигало её волосы. (При этом рыжей-таки она не была. Так, с искринкой…) Она косила глазом в его сторону (Бывало!). Вот именно – косила… Как неведомое пугливое животное. Как, скажем, трепетная лань… Впрочем, нет. Она только делала вид, что пуглива. Она, разумеется, была из породы кошачьих. Может быть, что-то вроде рыси, только замаскированней и утончённей… Конечно, эти сравнения возникли у Антона гораздо позже. Уже даже и не в школе. Но угадал он её именно тогда – в пятом классе. В одиннадцать, стало быть, годиков…
«Итак, Женя Петрова!» – решил вдумчивый Антон и немедленно удовлетворённо заснул…
Людям свойственно ежедневно возвращаться из школы домой. Это дело естественное и не бросающееся в глаза окружающим. Ну, впереди идут три девчонки – ну и что?! Им всем, как известно, по дороге. (Ему – крюк, однако небольшой). Девчонки смеются и не оборачиваются. Антон тоже особо не пялится. У него своя цель… Две подружки наконец сворачивают, уходят. Метров на пятьдесят Антон остётся только с Женей…
Сначала он продолжал известные забавы. Кидался снежками. Махал портфелем. Толкал в сугроб…Но очень скоро понял: это уже банальность. Наступал следующий этап. Необходимым стало его признание! Он считал, что если произнесет некую заветную формулу, всё кардинально изменится.
Недели три он пестовал свою храбрость. Наконец однажды, дождавшись этих пятидесяти метров, ринулся к Жене.
- Ну, ты чего? – она бдительно следила за его портфелем.
-  Женя, я тебя люблю, - пробормотал Антон. Он потел и чувствовал свои ватные, мгновенно онемевшие ноги.
Женя загадочно покачала головой. Засверкала своими раскосыми глазами. И тут Антон ясно представил себе – себя. Маленького, очкастого, в сбившейся шапке и нелепом, каком-то вредительски детском пальто. На мгновение ему даже показалось, что он видит себя как бы издалека. Откуда-то сверху и сбоку. Может быть, с крыши дома на противоположной стороне улицы…
Женя ничего так и не сказала. Просто развернулась к своей арке и тихо ушла. Идти за ней дальше Антон не посмел.
Кажется, уже назавтра Женя сама остановилась у арки. Обернулась к Антону – тот робко плелся сзади…
- Будем друзьями, хорошо? – сказала она фразу, которую Антон тоже к тому времени читал, и неоднократно. Женя, выходит, была не менее начитанной. Для их пятиклассного возраста…
Дальше в памяти какая-то лакуна. Антон не представлял, что это такое: «просто дружить» с Женей. Кажется, он что-то ещё планировал. Внешних движений, однако, не было. Он даже перестал сопровождать Женю из школы. Это стало ни к чему. Хорошо запомнилось ежедневное уверенное присутствие Жени внутри. Она как бы поселилась в нем! Это странным образом успокаивало. Ему нечего стало добиваться! Женя уже была с ним. Причем совершенно независимо от её желаний…
Единственный существенный эпизод за несколько лет – приглашение в кино. Кажется, Антону стало просто неловко. Предпринять что-то следовало даже из вежливости. Женя-то продолжала сидеть у окна. И солнце продолжало искрить в её волосах. И глазом она продолжала косить в его сторону…
Итак, в шестом классе Антон снова начал действовать. Месяца полтора он копил деньги. Зажимал мелкую сдачу из порученного родителями гастронома. Презрел ежедневную «калорийную» булочку в магазине напротив школы. Клянчил деньги якобы на мороженое. Наконец выпросил у деда гигантскую сумму – десять рублей. Дескать, на конструктор… Дед жил отдельно, и его потом легко было запутать. Конструкторов у Антона хватало всяких.
Короче говоря, в итоге он собрал двадцать шесть рублей. Этого с избытком должно было хватить на всё, что угодно. На кино, разумеется (билеты по тридцать-сорок копеек). На цветы (гвоздики – рубль пятьдесят букет). На пирожные и лимонад (рубль на двоих – за глаза). На тир (две копейки выстрел). На такси (уже и об этом робко подумывал Антон) -  десять копеек за километр… Чего там говорить?! Тогда (и даже попозже) ресторанный ужин взрослой особи стоил гораздо меньше. «С коньячком» – рублей пятнадцать. «С водочкой» – хватало и десяти. Если, конечно, не бить зеркала… (Лет через десять Антон сам уже имел возможность это проверить). Таким образом, запас прочности был, как минимум, четверным. Почти как у лифта…
В назначенный день Антон маялся под её окнами. Припёрся он, естественно, на час раньше. Гвоздики в руке стесняли… Окно Жениной комнаты располагалось на втором этаже. Точно над буквой «Ы» из вывески «Продовольственный магазин». Антон перешёл на другую сторону тихой улицы. Обзор заметно улучшился. Антон прислонился к фонарному столбу. Раза два ему казалось, что занавески на окне шевелятся… Так он стоял часа два, пока не закоченел. Можно сказать так: энергия решимости иссякла. Антону и в голову не пришло что-то сделать. Подняться, например, в Женькину квартиру. (Номер он, конечно, прекрасно знал). Он смутно понимал, что это должен быть уже какой-то следующий этап…
Смешно вот что. Антон на всю жизнь запомнил, как он копил эти проклятые двадцать шесть рублей. Однако совершенно забыл, как их растратил. А растрачены они были практически мгновенно. Стремительно и бесследно… В дальнейшей своей жизни Антон не один раз пытался что-то скопить. Не получалось! Может быть, подсознательно Антон стал испытывать отвращение к этому занятию. Неудачный первый опыт... Сами знаете. Об этом и у Фрейда много написано… В конечном счёте Антон оставил эти жалкие потуги. Плюнул – и отдался течению судьбы. И не только в денежном смысле…
Дальнейшее развитие линии Жени Петровой приходится уже на старшие классы. Так в ней (в линии) впервые обозначился пунктир. Тогда этот временной разрыв – два, от силы три года – казался Антону непоправимо громадным. В девятом классе Женя на год ушла в другую школу (опять квартирный вопрос!). Антон ездил к ней на её временный Сокол. Опять получал заверения в дружбе. Через год Женя с родителями вернулась в результате сложного обмена в их район. И в десятом классе был уже март, потом апрель… Теперь Антон провожал Женю из школы домой вполне официально. Потом они гуляли. Укромных мест вокруг их родной Яузы было достаточно. Чего стоило одно Немецкое кладбище – разросшийся тихий городской парк!..
В самом конце апреля Маргарита вызвала их обоих к доске. Близились выпускные экзамены, и первый – сочинение. Русский язык в десятом классе отдельно не преподавали. Считалось, очевидно, что достаточно грамотные и так. Во исполнение этого пробела добросовестная Маргарита регулярно устраивала повторение. Орфография, пунктуация, дефисы, запятые… Доску разделили пополам. Женя оказалась у окна. (На фоне весеннего солнечного окна!) Ей достались, кажется, вводные слова, Антону – обособления.
Конечно, этот парный вызов не мог быть случаен. Маргарита прекрасно знала об их романе. Чего там говорить – два класса наблюдали за его бурным развитием со вполне понятным интересом. Семьдесят человек обоего пола ежедневно жаждали различить на их лицах следы вчерашних безумств…    (Безумства, впрочем, не шли далее элементарного петтинга… - Тогда это слово они, конечно, ещё не знали) Вызов, повторяю, был не случаен. Но какие именно  педагогические задачи хотела решить этим Маргарита – осталось её тайной. Она и потом не созналась Антону. Отговорилась забывчивостью…
Так или иначе, класс напрягся. Женя приняла вид усердной «хорошистки». (Она вообще любила поактёрствовать. Всегда, однако, немного пережимая. Получалась скорее кокетливая игра в актёрство. Но ей шло и это.)  Мел крошился под нажимом. Доска заполнялась примерами…
Антон посмотрел в её сторону. На ярком солнце, как всегда, зажглись рыжеватые волосы. Затылок, шея, грудь очертились, как вырезанные из черной бумаги «мгновенным»  уличным художником. Антон официально положил мел. Класс совсем притих. У Маргариты напряглась спина.
Женя повернулась к нему, оставаясь в роли «хорошистки», стала шептать что-то. Подсказывала, значит, этакая старательная тихая мышка! А в глазах между тем колыхался озёрный, болотный, изумрудно-зелёный –  ведьмин свет. Этот свет тогда часто завораживал Антона лунными вечерами. На Яузе ли, или в аллеях старого кладбища…
Антон нетерпеливо дёрнул плечом, мотнул головой. Мол, знаю я все про обособления лучше тебя! Не в этом дело… Он шагнул к Жене, протягивая вперед руки, не интересуясь, что будет дальше. И тут раздался звонок! Класс освобождённо зашевелился. Маргарита расслабила спину и с облегчением повернулась к доске. Антон руки-то и опустил… Что он сделал бы, не помешай звонок? Бог ведает. Может, схватил бы Женю на руки и утащил куда-нибудь подальше. В кусты, в чащу, в пампасы. А может, не хватило бы запала. Струсил бы на полдороге. Задумался бы о последствиях. Или сама Женя испугалась бы, а он всегда плохо умел настаивать. Теперь не узнаешь… 
Дальше был май и почти весь июнь. После выпускного бала они рассорились. Следующий раз встретились только через десять лет. Женя была разведена, Антон разводился. То есть всё уже было «по-взрослому». Ездили зачем-то в Малаховку. Было хорошо, правда, недолго. (Почему недолго? – Не вспомнить, не понять. Загадка…) Дальше снова перерыв. Теперь уже на семнадцать лет. Тогда Антон на время – на очень короткое время! – стал богатеньким предпринимателем. Приближался круглый юбилей их выпуска. На очередном дне рожденья Маргариты порешили устроить встречу. (Женя, ксати, к Маргарите не ходила. Никогда). Антон взялся организовать «уикэнд». Он даже нанял специальную барышню, чтобы прозвонить всем. Нашёл пансионат. Заказал фотографа и автобус. Назначил символический взнос – чтоб халявой не казалось. Полторы тысячи «зелёных» доплатил сам… Потом Антона все очень хвалили за инициативу. Ему было приятно, но сам-то он знал: всё это – для Маргариты и Жени. Прежде всего – для них…
Тогда Антон понял окончательно: Женя – это навсегда. И Маргарита – это навсегда. Каждый божий день, а может быть, и каждый час. Женя и Маргарита – это ведь были на удивление противоположные создания. Но только эти две женщины, оказывается, сопровождали его всю жизнь. (Страшно выговорить: «хранили»…)
Однако как же мало Антон был с ними! Как безбожно, отвратительно, неисправимо мало! И поправить теперь не удастся. Маргарита сожжена. (Оболочка, конечно. Только именно эта оболочка искренно любила пирожные-«корзиночки». Теперь они Маргарите без надобности. Теперь он не может подарить своей училке даже этого).  Повидаться с Женей теперь – страшно. И вряд ли нужно. Она ведь, конечно, ещё постарела. Черт с ней, с усохшей или расплывшейся фигурой! Но с возрастом каждый день тускнеют и глаза… Как выглядят