Собрание жильцов многоквартирного дома в этот раз было особенно бурным: обсуждали вопрос повышения взносов на капитальный ремонт.
Необходимость увеличения такого тарифа объяснял сам генеральный директор управляющей компании. Он говорил про инфляцию, о дороговизне строительных материалов, о недоступном по ценам бензине, о прочих досадных виновностях.
Жильцы, возражая, твердили свое: сколько же можно нас обдирать! А учитель математики средней школы с тетрадкой в руках уверял, что не то, чтобы плату повысить, платить не надо совсем, что всё давно уже выплачено: с момента заселения дома, в стоимость проживания вносилась сумма амортизации. То есть, деньги на капитальный ремонт уже полностью внесены в местный бюджет.
Учителя внимательно слушали и накал речи его понимали: у них, у школьных учителей, и без повышения в карманах только шиш да маленько. Им и сейчас нечем платить за квартиру, а тут – повышение цены.
- Ищите деньги в районном бюджете! – взывал с надрывом учитель.
Позицию главы управляющей компании поддерживал холёный чиновник районной администрации, приехав на собрание в джипе новейшей модели. Он взял слово и довольно снисходительно заявил, что денег, о которых тут математик талдычит, давно уже нет, что в районе их даже не видели: автоматом перечисляли их в центр.
- Так и спросите у центра! – заверещал математик. – А то устроили нам тришкин кафтан! В одном месте у бюджета дыра, чтобы заткнуть ее там, в другом месте вырезают заплатку. Теперь вот на пенсионеров петлю захотели накинуть.
Учитель имел в виду предстоящее изменение сроков пенсионного возраста. Оно касалось его непосредственно: он в первых рядах подпадал под каток намеченного нововведения.
Упоминание об этом чиновничьем замысле вызвало взрыв негативных эмоций. У женщин особенно: новые сроки отодвигали их выход на заслуженный отдых на восемь лет. Такое вероломство сладкоголосых властей не только женщин повергало в отчаяние. Как-то даже не верилось.
- Не будет на столько, не посмеют они! – раздался хриплый голос одноногого мужика. – Пугают. Или Дума, или сам Президент не согласятся на столько. Им будет даже полезно урезать, для имиджа: скажут: правительству хотелось на восемь, а мы – за народ, мы их аппетиты урезали.
На реплику инвалида откликнулись разом несколько голосов:
- Не пойдут на такое. На сколь замахнулись на столько и примут.
- Будет плевок на правительство!
- Утрется. С правительства - как с гуся вода.
- Срок все равно увеличат: на другое у них ума не хватает.
Инвалид успокоительно повторил:
- Я думаю, что сроки поправят.
Но и такой прогноз не снимал возмущения – обижать стариков прямо называли кощунством. Говорили озлобленно, и все.
А учитель продолжал суетиться с тетрадкой. Сравнение действий правительства с потугами дебильного Тришки ему очень нравилось, и он повторил его несколько раз.
- Геноцид, а не тришкин кафтан, - промолвил хмуро Мазай, вышедший из дома на крики.
Сказал это тихо, задумчиво, как бы сам для себя, но стоявший неподалеку чиновник услышал, и хищно напрягся: понял, что эту невнятную фразу можно очень внятно использовать.
Удрученный резким протестом против повышения цен на ремонт, а теперь и против пенсионных новаций, он решил придраться к старику за нее, тем самым снять напряженность и переключить внимание всех на тему, где он был, как щука в реке.
- Какой геноцид?! – воскликнул грозно чиновник, и в возникшей вокруг тишине продолжил нарочито громко: - Объясните, пожалуйста, что означают эти ваши слова?.. Какой такой геноцид?
Мазай понял, что его провоцируют, но вызов принял достойно.
- Ну тогда назовите нам сами то, что случится с народом с принятием закона о переносе сроков ухода на пенсию.
- И что же случится с народом? – ушлый чиновник уклонился от прямого ответа на щекотливый вопрос.
И Мазай разъяснил:
- А случится такое, что старые люди лишатся средств к жизни. Окажутся у государства за бортом. Пенсии им платить перестанут, а на работу… Попробуй после сорока лет где-то устроиться на работу! Кто возьмет тебя после шестидесяти?
Чиновник держал надменную паузу, и Мазай продолжал разъяснение:
- В разы число пенсионеров уменьшится. Зато увеличится число бомжей, безработных и нищих. И это - при сокращении доступа к медикам и удорожании лекарств!.. Мор начнется, и очень быстрыми темпами… Так будет уже на первом этапе ваших реформ.
- Какой такой первый этап?
Чиновник, как тонущий за соломинку, ухватился теперь за эти слова, надеясь в них найти хоть какую зацепку для нейтрализации мрачного пророчества деда.
– И что у вас на втором?
- Не у меня, а у вас, у чиновников, - сказал сердито Мазай. – Деньги все разворуете, и опять начнете трясти стариков. Заявите: государственный бюджет ограничился, уже не позволяет бюджет всех стариков содержать. Позволяет только до среднего срока жизни в стране. Кто переживет этот срок, пусть о себе заботится сам.
Чиновник под убийственной логикой деда окаменело молчал. Он уже пожалел, что потребовал объяснений.
- Ненасытные бездари. Объедалы, - Мазай махнул обречённо рукой и покинул собрание.
