Клуб любителей книги. Глава 2

Несколько слов о моей семье. По происхождению мы из Питера. Отца  помню плохо: он умер, когда мы с братом были совсем малышами, и мама растила нас одна. Ей было очень тяжело поднимать двух детей, и она никогда не гнушалась подработками: мыла полы, выходила в две смены. Однако родительница выложилась и дала отпрыскам высшее образование. После чего посчитала свой долг исполненным, и принялась пожинать плоды своих усилий.
С меня, увы, взять было нечего: я полностью не оправдала её ожиданий. Зато  брат радовал материнское сердце.  Он устроился экономистом в какое-то совместное предприятие и очень неплохо зарабатывал, женился на хорошей девушке Леночке, родил парочку детей.  Можно было смело сказать, что жизнь у Артема удалась, если бы не вечная русская проблема — жильё. Как они с женой не копили, как не собирали, всё равно не смогли набрать необходимую сумму для покупки двухкомнатной квартиры.  И тут им вызвалась помочь мама, предложив продать  её  комнату в центре Питера, но с тем, чтобы она потом также вселилась в новую, но уже трехкомнатную  квартиру. И Артемка согласился. Не знаю, о чём они с женой думали, когда решились на такую авантюру?
С тех пор прошло два года, и Леночка без малейшего напряга может претендовать на место в раю в ранге великомученицы. Отдыхающая на пенсии мама находит особое удовольствие в бесконечных напоминаниях о том, чем она пожертвовала ради воспитания детей, и какие они неблагодарные, что не хотят этого оценить. На малейшую попытку её урезонить родительница реагирует водопадом слез, истериками и вызовами скорой помощи из-за взлетевшего давления.
Конечно, я её  люблю, но каждый раз, когда мама переступает порог моей квартиры, наравне с радостью мы с Алкой испытываем страх: нам предстоят недели бесконечного изматывающего брюзжания. Маме не нравилось, как я стираю, мою окна, веду хозяйство и  воспитываю дочь. А так как родительница посещала меня обычно летом, хитрая Алка записывалась в спортивный лагерь и  не показывалась дома, выжидая пока съедет любимая бабушка.
Но в этот раз матушка посетила меня не запланировано, вдребезги разругавшись с Артемом.
— Твой брат — дурак и тряпка в руках  стервы жены! И это после того, что я для вас с ним сделала? Не досыпала, не доедала, замуж второй раз не вышла, пожертвовала всем, чтобы у вас было счастливое детство, а вы — свиньи неблагодарные!
Интересно, видел ли кто-нибудь «благодарных» свиней и как они выглядят в противоположность «свиньям неблагодарным»?
Но в этот раз я была даже рада визиту матери, потому что хотела познакомить её с Федором Михайловичем, твердо уверенная, что он ей понравится. Это был мужчина её типа: педантичный, любящий порядок во всем и со старомодными взглядами на брак.
Тем вечером  кавалер зашел в библиотеку, чтобы отвести меня в кино, и я его порадовала сообщением о знакомстве с будущей тещей.
— Как-то неожиданно, — заволновался мой отставник, — я без цветов. Может, купить коробку конфет?
— Мама не любит сладкого.
— Не могу же я посетить пожилую женщину с пустыми руками?
Согласитесь, он был совсем не плох, и я расплылась в искренней улыбке. Пожалуй, в этом браке я всё-таки буду счастлива.
— Купите ей несколько апельсинов.
И вот с апельсинами в авоське  под руку с солидным мужчиной, сияя всей физиономией,  я появилась дома. Увы, мама отнюдь не обрадовалась визиту.
Она выползла нам навстречу в старом байковом халате и залитом водой фартуке, держа в руках что-то мокрое и скомканное. Наверное, устроила какие-то свои постирушки. Надо же, как некстати!
— Мама, — застенчиво пролепетала я, выталкивая навстречу родительнице жениха, — это Федор Михайлович.  В общем, мы…
И замерла с открытым ртом: побагровевшее лицо родительницы вдруг приняло такое озверевшее выражение, что слова застряли у меня в горле.
— Женихов она водит в дом, неряха! А  трусы за ней мать должна стирать? Я ночи не спала, обихаживая вас с Артемом, работала в две смены, жила в коммунальной квартире с туалетом и ванной на десять семей, и то себе не позволяла грязные трусы разбрасывать! Стыд совсем потеряла! И ещё всяких прохиндеев в дом тащит! Грязнуля!
Федора Михайловича как ветром сдуло, а я окаменела на месте, продолжая наблюдать, как беснуется, размахивая перед моим лицом мокрыми алкиными трусиками, взбешенная мать. Дождалась, когда она прокричится, а потом, попятившись к открытой двери, в которую уже заглядывали привлеченные скандалом соседи, сбежала на улицу.
От стыда я долго не могла прийти в себя, блуждая по вечерним улочкам городка, а потом решительно направилась ночевать в библиотеку. Благо, не успела повесить сумочку с ключами на вешалку в прихожей.
В полночь раздался телефонный звонок от Алки.
— Мать, — озадаченно поинтересовался  ребенок, — ты почему не дома?
— Я не приду,  пока бабушка не уедет. Сегодня переночую в библиотеке, а завтра попрошусь постоялицей к Розе Сергеевне.
— А бабушке плохо, — нервно сообщила дочь.— Она говорит, мол, ты её решила в гроб загнать, и если  сию минуту не придёшь домой, то считай, что у тебя больше нет матери.
— Дай бабушке таблетку. А если она и дальше будет орать, то отправляйся ко мне: я выйду навстречу.
— Я не могу оставить Мурзика с ней один на один, —  возразила дочь.— Он ещё маленький, и кошки будут над ним издеваться, если котик станет заикой.
— Тогда терпи.
Через полчаса родительница и дочь были на пороге библиотеки, и всё началось сначала, потому что моя мать всегда считала, что лучшая защита — это нападение.
— Ты понимаешь, — в конце концов, спросила я окончательно выбившуюся из сил матушку, — что лишила меня последней возможности выйти замуж?
— А зачем тебе выходить замуж?
— Чтобы жить с мужем, мама.
— Хорошие-то мужики со своими женами живут и не ищут разведенок.  Небось прохиндей какой-то на твою квартиру позарился.
— Во-первых, Федор Михайлович — вдовец, во-вторых….
— Так он свою жену точно уморил. То-то мне его рожа не глянулась! И ты такого мерзавца была готова на меня променять?  А ведь мать плохого своему ребенку никогда не пожелает.
И всё началось сначала. Матушка могла без устали выносить мозги, проявляя при этом железную силу воли. И я бесславно вернулась домой, а ведь если бы….
Впрочем, не буду забегать вперед. Столь пространно я описываю события зимы, лета и начала осени 1993 года, чтобы дать понять читателю, что у меня действительно не было времени на Розу Сергеевну. Занятая спасением квартиры и мыслями о матримониальных неудачах, я не среагировала должным образом на её странные сообщения женщины, в чём впоследствии не раз упрекала себя.


РОЗА СЕРГЕЕВНА.
А между тем, Роза Сергеевна рассказывала диковинные вещи.
— Знаешь, Людочка, а у меня появился кавалер.
— Да, — неопределенно протянула я, расставляя книги на полке,—  и кто же?
— Красавец, молодой майор.
Всех майоров в городке я знала не только в лицо, но и знакома была с их женами и детьми. Среди них не было молодых красавцев. Но кто знает? Может смешной пузан майор Стеклов показался нашей Розе Сергеевне эталоном красоты? 
— Как его зовут?
— Дамиан.
Дальше уже можно было не слушать: очередное вранье чокнутой барышни-перестарка. Но уши ведь не заткнешь, и я с пятого на десятое рассеянно внимала фантастическим рассказам, что этот самый офицер приносит вино и что они предаются (здесь наша девушка смущенно краснела) страсти. Слушала и дивилась разгулявшейся фантазии безобидной старой девы, а иногда  просто пропускала мимо ушей дикие подробности виртуальной любовной связи, пока смысл её рассказов не изменился.
— Он меня бьет, — как-то со слезами пожаловалась Роза Сергеевна, — я падаю, а он пинает  сапогами. Так больно! Я кричу, а Дамиан лишь смеется.
— Скажите ему, что пожалуетесь участковому, и пусть выметается,  — без особых эмоций посоветовала я, записывая книги в её читательский формуляр. —  Не хотите к чаю взять баночку арбузного меда? Мне Анна Дмитриевна принесла, но нам с Алкой столько не съесть.
— Дамиан не любит сладкого. Он может разгневаться.
— А послать его к чёрту не пробовали?
Роза Сергеевна  смущенно замолчала, но все-таки робко взяла баночку с арбузным медом. Она  любила сладости.
А на следующий день городок охватила шокирующая новость: Роза Сергеевна в больнице с переломом ребер и многочисленными гематомами от побоев. Тут уж я разволновалась и, отпросившись с работы, помчалась в больницу.
Несчастная женщина лежала на кровати с повязкой на пробитой голове и утянутая в специальный бандаж, глядя на мир оплывшими от синяков глазами.
— Я же говорила тебе, Людочка, он не любит сладкого.
— Кто? — оторопело спросила я.
— Да ведь я тебе рассказывала, — простонала больная, — о Дамиане.
Мне стало совсем не по себе: виртуальные любовники не калечат своих дам сердца.
— Странное имя, — запоздало удивилась я. — Может, есть ещё какие-нибудь данные: фамилия, отчество, где  живет?
— У него есть только имя.
— Хорошо, но вы говорили, что он офицер. А где служит? В нашей части?
— Нет, он кавалергард.
Бедная Роза Сергеевна, очевидно, окончательно тронулась умом! Но всё равно: кто же этот негодяй, пользующийся доверчивостью безобидной чудачки, чтобы окончательно свести её с ума?
Полная праведного гнева и желания вывести садиста на чистую воду,  я отправилась в дом Розы Сергеевны. Опасаясь встречи с озверевшим мужиком, прихватила с собой нашу уборщицу тетю Клаву. Тятя Клава, несмотря на шестьдесят с хвостиком, имела сердце бесстрашного льва и силу Геракла. Женщина в одиночку резала во всем околотке свиней, заготавливала сено для своих пяти коров и однажды собственноручно, не дожидаясь милиции,  вытащила из петли уже разложившегося висельника.
Ключ хозяйка хранила под половичком на крыльце, поэтому тетя Клава без малейших затруднений распахнула дверь в убогое, давно не ремонтированное жилище. Увиденное впечатляло: мебель была не просто разбросана, а местами ещё и раздавлена в мелкую щепу, вся посуда разбита, занавески разодраны в безобразные клочья. Создавалось впечатление, что  по тесной комнатке гулял сокрушительный смерч.
— Пресвятые угодники, — перекрестилась тетя Клава, — да кто же тут бушевал?
— Говорит, какой-то Дамиан,  — растерялась я. — Ничего не понимаю.
— Дамиан? Что за бесовское имя? Да откуда же он взялся-то? Гуцул, что ли?
Тогда в наш городок приезжало немало жителей Прикарпатья и Молдавии, чтобы наняться на прополку картошки.  И их всех скопом местные называли «гуцулами».
У меня сразу же полегчало на сердце, а то я уже Бог знает, о чём подумала. Действительно, наверное, голову несчастной чудачке морочил какой-то особо наглый приезжий. Роза Сергеевна доверчива как ребенок, и ей можно внушить всё, что угодно.
— Мы этого свирепого кобеляку на чистую воду выведем, — озверела тетя Клава, — ишь что удумал - над убогонькой измываться!  Грех ведь!
И не откладывая дела на потом, мы принялись обходить с расспросами соседей нашей бедолаги.
Улочка, на которой жила Роза Сергеевна обычна для старинных городков русской провинции. Узенькая, тянувшаяся вдоль городского оврага, она была утыкана небольшими домиками чуть ли не столетней давности с высокими окнами в деревянных кружевах