ЛИКВИДАЦИЯ БЕЗГРАМОТНОСТИ

ГЛАС БОЖИЙ
Роман-Оглашение
Невинным жертвам религиозной распри посвящается
(друзьям-единомышленникам)

КНИГА ПЕРВАЯ

Предаст брат брата на смерть, — отец сына; и восстанут дети на родителей и умертвят их. Матфей

ПРЕДИСЛОВИЕ

Далёкий зов предка-скифа точь-в-точь похож на голос отца Павла, пропавшего без вести, в конце афганской войны. Наверное, только скиф знает почему я, дочь еврейки, любое свободное время, даже мимолётный сон, использую для поиска отца.
Снова заблудившись в иной среде кошмара, моя душа безгласно кричит: «Папа-Павел, где же ты?» Уже знаю, сейчас снова вляпаюсь в болото тесноты, переполненное грешниками. И только зов скифа помогает мне, как бы заново родится в новой плаценте, найти верное направление, вырваться через прореху сна-кошмара на тропу пробуждения.
Но опять у меня возникает мысль: «А вдруг мой отец рядом, вдруг Павел позади меня». Невольно оборачиваюсь, но вместо Павла вижу душу матери Евы, которая по спирали страданий погружается в Теснилище. И снова, я пробую выхватить её душу, но освободить Еву не даёт вереница её прародителей. Предки, надеясь, выбраться из вечного судилища планеты, с рыданиями раскаяния, липнут и ко мне. До чего же мерзки и похотливы. Преодолевая визг и вопли, душа матери, кричит в моё ухо: — Доченька, отбрось мою душу. Планета так возненавидела иудеев-евреев, что и тебя может утопить в тесноте судилища. Тут за ничтожное зло содеянное на Земле, даже за малейший обман, каждую еврейскую душу, и потомков его, безвозвратно, по спирали страданий, затягивает в чёрную дыру вечных страданий. Только здесь я поняла отчего ты, Юля, не звала меня мамой. Пребывая в карательной психиатрии Андропова, я, возомнив себя безгрешно-неподсудной, калечила жизнь не только инакомыслящим. Тебе следовало раньше усыпить меня. Безмозглые иудеи, что же мы натворили в России? Мы хуже бесов. Лучше бы вспахивали Землю, кровью и потом смывая грехи предков-ростовщиков…
— Ева, — тоже немо кричу я, — ты видела тут моего отца? — Павел жив, он в плену исламистов, Юля, проснись, найди отца, и скажи ему… — Мой отец жив! — радостно кричу я, вырывая душу Евы из объятий её предков.
— Найди вдовца и скажи ему, я успела сделать доброе дело. От раввина Якова спрятала Убрус. Он за зеркалом, в прихожей. Только с помощью плата, Павел сможет сойти в центр планеты и спасти души твоих предком от вечной маяты в Судилище. Спаси нас.
— Ева, ты не меня планету проси, глянь что вытворяет непогода, снег выпал даже в Иерусалиме, — пытаясь проснуться, отвечаю я, точно сомнамбула. — Однако, где же я? — Юля, это же уличный фонарь, через щель в шторе окна высветил больничную палату, — подсказывает мне голос Евы, — позавчера в дорожной аварии погиб твой племянник, а брат Миша вот же он на соседней кровати, уже обезноженный, ждёт меня. Вижу, над обездвиженным телом брата, призрачно зависла, душа Евы, готовилась высосать из пасынка последнюю каплю жизни. Я присела, гневно смежила веки, цыкнула:
— Сгинь, стерва-балерина, оставь душу брата. Или снова отправлю к предкам в теснилище. Гляди, я уже опустила правую ладонь к центру Земли, левую подняла к своду небес, уже нащупала живые струны Рода, скифского божества всего сущего…
Тут кто-то вошёл в палату и не дал мне завершить мольбу-заговор. Я затрясла пальцами, давая понять, молчите мол, не мешайте спасти брата, но раздался мужской голос: — Дверь была приоткрыта, и я, настоятель церкви Георгий, поневоле услышал дивную языческую молитву. Юля, вы молились, не открывая рта. Это же чудо! Или… По обескровленному телу брата прошла судорога. Будет жить, подумала я. — Я не только слышу ваши мысли! Над вами ореол!! — продолжил поп.
— Мать-Земля, помоги мне завершить ритуал спасения, — взмолилась я.
— Кстати, намедни ваш брат, попросил меня, стать вашим душеприказчиком!
— Великий царь скифов, подскажи, как мне выгнать из палаты попа-болтуна…
— Юля, неужели, вы всерьёз собрались уйти из жизни непорочной девой? Но это же великий грех, вызов уже не людям, а Господу! Покаемся, дочь моя, очистим душу пред Творцом Мира. Юля, умоляю, повторяйте за мной. Господи, услышь мя… Снова услышав имя еврейской химеры, я, забывшись, нарушила обет молчания:
— Чёртов святоша, я тебе не дочь. И в библейского Иегову-Яхве не верю, зато боготворю Мать-Землю, которая даже тебе дармоеду ежеминутно дарит жизнь! Уходи… Предупреждаю, взгляд жрицы, исподлобья, способен не только усыпить…
Миша что-то выговорил об Убрусе. Теперь выживет, подумала я. — Юля, умирающий хочет вернуть верующим плат Христа?.. Я вцепилась в русую, шелковистую бороду, выволокла святошу за дверь:
— Брат будет жить! И только ему скажу, куда спрятала Убрус отца Павла. Сгинь.
Рясоносец смахнув окровавленные клочья бороды, лучезарно улыбнулся:
— Случилось! Благодаря вашим цепким пальчикам, лопнула моя натянутая тетива, я испытал странное чувство раздвоения души! Теперь я не только услышал голос моего предка Георгия Бутми, теперь я СОРАСПЯТ и тоже будто заново родился, — поп нахально уселся у изголовья, — Юля, поверьте, я не порицаю языческого мрогобожия наших предков. Они чувствовали себя частью Земли, а вранье для них было ужасным грехом… Стараясь не слушать постороннего, я открыла дневник брата, записала: «Великий Скиф, благодаря твоему зову, я вовремя покинула сон-кошмар. Успела спасти брата. Кстати, это сновидение я запомнила до деталей. Оказывается душа разумного человека похожа на малюсенький живчик с длинным хвостом и пребывает она в прозрачной плаценте, наверное, готовясь к новой жизни. Все сначала. Но только, не для евреев. По воле планеты у зародыша матери Евы уже вместо рук и ног клешни. Теперь, предок, подскажи, как мне остановить болтовню, как изгнать из палаты рясоносца, из-за которого я, жрица Матери-Земли, нарушила обет молчания и готова. Ещё минута я усыплю неуча…» — Сестра, не умирай, прежде верни Убрус евреям они простят, — бредил брат.
— Юля, — вмешался поп, — если вы уйдёте из жизни, я последую за вами.
«Этот толоконный лоб в самом деле читает мои мысли, — подумала я, искоса глянув на рясоносца. — И сердце моё трепещет, как у пойманного птенца! Кстати, скиф, он явился, в тот миг, когда в ритуальном танце жрицы Земли я коснулась животворящих струн нашего Бога Рода. Значит, ты, услышав стоны моей души, направил сюда попа, чтобы я покаялась ему в убийстве матери и её брата Якова? Разве нет? Ответь!»
Вместо внутреннего Голоса Миша, качнул головой, уже чётко произнёс:
— Сестра, отдай Убрус евреям, и раввины простят тебя.
— Не простят, — рясоносец, привстал, — мой предок Бутми, ещё при царе напечатал книгу о кровавом ритуале изуверов, поведал людям о протоколах Сиона и был растерзан террористами евреями. Но почему церковь и сегодня требует молчать об этом?
— Я встала, преобразив себя в жрицу скифов. Не мигая, просверлила взглядом переносицу святоши. Поп, уже привстал, попятился к двери, но всхлипнул брат:
— Сестрица, я вспомнил слова для Убруса… Запиши их и передай евреям…
— Миша, замолчи, — мысленно вскричала я, — сокровенные слова мы скажем только отцу, только Папе-Павлу. Спи, брат мой, спи, отрада моя, спи, набирайся сил!
— Юля, Бутми говорит, только вместе мы прочтём заветную строку, и даже спасём обманутую душу царя скифов. Кстати, слова уже засветились под вашей причёской.
Сокрушённая словами рясоносца, я распустила рыже-огненные волосы, прикрыла ими платок отца. И уже милостиво глянула в глаза постороннего попа, сказала: 
— Брат наверняка уснёт, после моего ритуального танца жрицы. В полночь завершится моё служение планете Земле, я покаюсь вам в убийстве богоизбранных евреев.

РОЗАРАЯ
— Настоятель, желая показать Мише, подлую изнанку библейского народа, я, согласилась познакомить брата с подругой с Арбата. Махровая иудейка с носила не только две фамилии, но и два имени. В первую неделю месяца она требовала называть её Розой, во вторую Раей в оставшиеся дни Розарая. Назойливая подруга прекрасно знала, рыночную цену русской душе, то есть иконам, наизусть цитировала Пушкина, заодно спесиво шпыняла меня за грамматические ошибки и патологическую любовь к больному брату.
Когда они встретились. Роза тут же посоветовала Михаилу стать в очередь:
— А вот когда заморский принц, узнает о моих предках я, Миша, достанусь и тебе.
Брат ушёл, язвительно пошутив о райском яблоке, Роза не смутилась:
— Позже сопроводи брата и в постель ко мне? А сейчас едем в институт иудейских невест, я познакомлю, с богатыми женихами планеты. Ты же Юлька-целка, рождена красивейшей еврейкой!.. Не знаешь где твоё счастье! Едем же.
— Счастливее меня, давно нет никого, — ответила я, и поспешила за братом.
Однако Роза назойливо выцыганила свидание. Встретившись, рассказала о демонстрации радужных геев, которую уже оплатил её банкир и попросила:
— Юля, обнажи грудь девы, и банкир выдаст тебе пол-лимона зелёными. Я снисходительно отказалась. Роза-Рая завистливо спросила:
— Юлька, ты светишься будто Джоконда, хотя у тебя синяк на руке. Кто? — За моё нежелание зубрить библию, Ева едва не отколотила меня скалкой, но брат, заслонил меня собою. Почему рука мачехи так и целила попасть Мише по больной голове? Теперь, Роза, мы с братом одна душа. Иногда даже чувствую его головную боль. Брат доверил мне вести его дневник. Было ли такое в истории землян? — Брось его, закадрим знаменитого еврея-актёра? Но почему? Да, подруга, с тобою не соскучишься. Кстати, когда, твой Миша, извинится за свою оскорбительную шутку?
— Брат не станет просить прощения? Представь, однажды, не предупредив меня, Миша отдалился всего на три часа. Я, же ощутив тоскливое одиночество, вдруг почувствовала смертное уныние. Метнулась искать брата, а увидев Мишу, осторожно шагающего ко мне с распростёртыми руками, засмеялась и заплакала от счастья! И боль отпустила нас. Роза, моё обожание вовсе не от того, что у нас разные матери. Да, боль, ещё с чеченской войны не отпускает Мишу, но, когда я массирую ему голову он улыбается и память него восстанавливается. Уверена, мы ещё вспомним, сказанные нашим отцом, Папой-Павлом заветные слова, для Ширинка-Ширинки.
— Что ширинка? — усмехнулась Рая-Роза. — Похоже, Юля, и ты тоже больна головой? Сознайся, вы же не библию читаете, когда наедине? Секс-то многообразен…
— Чтобы освободить из плена Папу-Павла, мы тайком от Евы, читаем Коран.
— Господь накажет вас, вот погибните от взрыва исламиста-террориста.
Настоятель, верно же говорят, самое дорогое всегда храни в тайне. Короче, нацыганила Розалия. Вечером, восьмого августа я оказалась в переходе метро «Пушкинская».  Предо мною возникло лицо брата? Я споткнулась, упала. Мне показалось, что от моего падения вздыбилась Земля. От взрыва меня защитила стена. Оглушённая, кашляя от пыли и дыма, я помогла кому-то выбраться наверх. Следом выносили окровавленные тела людей в почерневшей разорванной одежде. — Так, убивая случайно-невинных, — сказал поп, — террористы начинают революции. Звериный оскал религиозного фанатизма снова сипит у нашего горла. — А Рая даже не хотела знать, во сколько раз увеличилось число кровавых трагедий после торжества тысячелетия крещения Руси. Роза полагала, что далека от этого, и её это не