Поземка

    Потянула поземка. Острые как иголки снежинки больно били по щекам Ильи. Но лицо не чувствовало ни холода, ни боли. Он смотрел на затихающего быка Кунгура. Глаза оленя постепенно покрывала матовая пленка смерти, но ноги все еще бежали, разбивая копытами наст.
Как же теперь быть? Хватит ли сил у оставшихся трех оленей дотащить тяжелогруженые нарты до пункта назначения?  На нартах все. И еда, и патроны, и медикаменты, и теплая одежда для бойцов. Все это было необходимо солдатам еще вчера. Но, предыдущая  упряжка не дошла, сгинула в тундре.
  Олени совсем обессилили. Ягель под толстой ледяной коркой. Другой пищи олени не могут есть. Их вздувает от несварения и они погибают. Трассирующие пули все еще, время от времени рассекали пространство. Одна из них, пущенная просто так, наугад, поразила Кунгура. Но олени даже не вздрагивают, они привыкли к свистящему звуку пуль.
  Илье было жаль Кунгура. Много раз он выносил его прямо из лап смертельной опасности, много раз не давал ему замерзнуть в этой безбрежной ледяной пустыне. Олени всегда молчат. Даже когда их забивают, они смотрят прямо в глаза и умирают будто бы с молчаливого согласия.
  Илья сел на Кунгура и замер, чтобы тепло умершего животного не пропало зря, а согрело человека, дало хоть небольшой шанс на выживание. Зимой мать никогда не мыла котел для приготовления пищи, чтобы не потерять оставшийся по бокам котла жир. На Севере не бывает мелочей, любая незначительная мелочь может стоить жизни.
  Почему - то вспомнилась Нинка. Всегда веселая и заводная. Она в Полярном на оптическом заводе работала. Рассказывала, как она с другими девчатами из Перми добиралась до Мурманска.  В дороге семь суток и все время стоянки и пересадки, бомбежки. Еда закончилась, взять негде. Доставали мешки из-под сухарей, крошек там было достаточно, но приходилось из крошек выбирать мышиный помет. Иногда помета было больше, чем хлебных крошек.  По горсти насыпали на стол и выбирали, а крошки потом снова в горсть и в рот. Запивали кипятком. А сама смеется. Илья не понимал, что в этом смешного? Такая вот она, Нинка. Непонятная и такая родная.
  Илья снял шапку и варежки, лег, прижавшись ухом к земле, и слушал, ощущая пространство. Слушал, далеко ли до сопки, на которую он должен доставить груз. Недалеко. Надо двигаться. Отстегнул постромки от Кунгура, и укрепил ими груз на нартах. Понукнул оленей. Они рванулись, но не смогли сдвинуть нарты. Еще несколько тщетных  попыток. Илья осмотрел груз. Нельзя ничего оставить. Все что есть, крайне необходимо солдатам.
Илья изо всех сил надавил на нарты сзади, понукая оленей, и они сдвинулись. Пошли медленно, с натугой и скрипом, но пошли. Илья оглянулся назад, чтобы в последний раз увидеть Кунгура, который темным пятном вырисовывался на белом снегу.
Каждый метр дороги давался с трудом. Но каждый шаг приближал к сопке.
Неожиданно трассирующие пули засвистели совсем рядом. Илья цыкнул, и олени легли, вытянув шеи на снег. Сам прилег между оленей.
  Когда все стихло, Илья не смог поднять оленей. И он шел к сопке, пока хватало сил идти. А потом полз. Время от времени теряя сознание. Проваливался в черноту. И снова слышал как зовет его Нинка, и смеется. Бьет его по щеке, теребит за ухо, заставляет ползти, двигаться, во что бы то ни стало. Его заметили бойцы, потому, что ждали. Махнув рукой в сторону упряжки, Илья потерял сознание, но груз был доставлен.
  Переправить Илью в Мурманск,  смогли только через четыре дня. Обмороженные  ноги, распухли, и мало было надежды на то, что он выживет. Он выжил. Его забрала из госпиталя Нинка. Безногого и без пальцев на руках. Он умер в 1946г. От тоски. Потому, что не представлял жизни без оленей. Оленеводов без ног, не бывает.