Павлина

                                                 
        Баба Павлина лежала на лавке, скрестив руки на груди. Серега замер на пороге.
   - Не уж-то померла? – подумал Сергей. - Только настроился окна поменять, на пластиковые – в голове замелькали разные мысли.
    Уход за соседкой, бабой Павлиной приносил ему тысяч пятнадцать в месяц, к его пенсии. Все планы рушились одним махом. Какая досада!
Сергей хотел было выйти тихонечко и дождаться у себя дома, когда кто-то из дочерей бабки, обнаружит тело. Но почему-то передумал и прошел в комнату. В серванте стоял сундучок, который бабка берегла и не раз говорила Сергею: - «Если что, беда какая или пожар, ты первым делом сундучок хватай, а уже потом и меня спасай».
  Рука сама потянулась к сундучку, но Серега засомневался и отдернул руку.  Взглянул на бабку из-за занавески. Бабка сидела на лавке и рукой разминала спину.
   - Явился? А я тут посмотреть хотела, как я в гробе буду выглядеть, но когда ложишься, в зеркало не попадаешь. Может, подержишь зеркало, а я присмотрюсь?
Серегу пробил холодный пот. Хорошо, что он не успел открыть бабкин заветный сундучок. Вот позору бы натерпелся.
  - А что это ты помирать собралась? Скоро девчата приедут, надо немного прибраться - засуетился Серега. Размахал веником по углам мусор и ринулся за водой к колодцу.
   - Вот-вот, молодец, что воду принес, полы надо помыть. Уж и забыла, когда мыты.
   - Ты что, бабка? Я у себя дома не мою полы, не люблю я уборку. Если в магазин сбегать или что-то принести, то, пожалуйста, а вот с половой тряпкой, ты меня не напрягай.
   - Тогда угля принеси в летнюю кухню и на почту сходи телефон оплати.
   - Лето на дворе, зачем ты каждый день топишь в летней кухне? Ты ж и не готовишь ничего, а угля уже тонны четыре спалила за лето.
   - Память это, Сережа, память. Ты мои тонны угля не считай. Сама заработала, сама и жгу столько, сколько хочу. Раньше семья была, галдеж с утра, печку затопишь, всего наваришь на целый день, пирожков нажаришь. Сейчас одна, а печь не затопить, не могу. Память это.
   - Ну, а за телефон, зачем платишь? У тебя же сотовый есть, ты ж по городскому телефону и не разговариваешь. Каждый месяц двести рублей отдаешь ни за что?
    - И это тоже память. Николай Васильевич, супруг мой дорогой, царствие ему небесное, добивался этого телефона. Сколько порогов оббил, но своего достиг. Вот ты все мои деньги подсчитываешь? А я трубку в руках подержу, гудки послушаю, будто бы с Коленькой повидалась.
    Сереге самому более полсотни лет, но он не понимает, как ради памяти, можно летом печку топить?
  - Ты бы отдала мне масло подсолнечное, что во фляге у тебя в сарае стоит. Я хоть олифы наварю, а то стоит без дела, куда оно тебе?
  - Времена неспокойные. Мало ли что. Пусть стоит, оно есть-пить, не просит. Тебе дай волю, так ты все себе загребешь.
    Бабка кряхтя, встала с лавки и пошла, топить печь. А Серега прошел в комнату и открыл сундучок. В нем лежали старые пожелтевшие фотографии, стеклянные бусы и медное колечко.
  Серега вздохнул: - Одно слово – память!