По мнению одного из известных эстрадных певцов, «девушкам из высшего общества трудно избежать одиночества». А вот общество у моей юной прабабушки Александры Павловны было самое что ни на есть обычное. Гимназическое общество. Причём, состоящее из одних только девочек, ибо мальчики, щеголявшие форменными фуражками с блестящими чёрными козырьками, учились в здании на соседней улице.
С пятнадцати лет прабабушка слыла первой красавицей на всю округу. Неудивительно, что молодой инженер-химик, приехавший в их город, просто голову потерял, как только увидел девушку, возвращавшуюся с книгами из гимназии. Он и раздумывать долго не стал: через несколько дней взял да и пришёл к родителям с предложением руки и сердца их средней дочери. Те, правда, поначалу были немного озадачены – разница в возрасте была, по их мнению, великовата: почти пятнадцать лет. Они не могли представить себе, что их молоденькая Шура, ещё не окончившая курса гимназии, станет женой достаточно солидного человека, образованного и весьма уважаемого. Но Борис оказался настойчив: при всех он дал клятвенное заверение - любить будущую супругу больше своей жизни.
Как только Шурочке исполнилось шестнадцать лет, сыграли свадьбу. Борис оказался человеком слова: молодая жена не знала отказа ни в одной из своих просьб. Теперь уже вряд ли кто-нибудь узнал бы вчерашнюю гимназистку, постоянный гардероб которой совсем недавно состоял из форменного коричневого платья, обязательного белого передника и пары самых обычных башмаков, купленных в лавке неподалёку от дома. Одежда шилась по последней моде у лучших портных города. Платяной шкаф заполнили рединготы, платья с широкими подолами, бесчисленные накидки, шляпки, перчатки… Отдельный шкаф был отведён под манто – сказывалось влияние французской моды. Моднице Шурочке особенно нравился свободный покрой этой одежды и полное отсутствие пуговиц, и, надо сказать, она оставалась верна своему вкусу на протяжении многих лет.
В плане модных вещей и аксессуаров было с кого брать пример: у старшей сестры Анфисы были вороха журналов моды той поры. Правда, её одежда частенько отличалась перегруженностью и излишеством деталей. Один раз даже случился такой казус: Анфиса, купив себе платье в дорогой модной лавке, нашла его «чересчур простым», и, придя домой, собственноручно украсила его множеством кружевных цветов, шёлковыми бантиками и стеклярусом. Однако она настолько переусердствовала, что после таких стараний самого платья уже практически не было видно из-за бесчисленных «дополнений».
Сама прабабушка очень любила французское кружево, которое в то время также было в большой моде. А по такому случаю в шкафу вплоть до революции 1917 года большое место занимали мантильи. Сначала это были длинные кружевные накидки, а затем мода изменилась, и длинные мантильи уступили место блузкам. Но блузкам непростым, естественно, а сплошь пошитым из уже упомянутых французских кружев. И уж никак не могла устоять прабабушка, когда фасон платья включал бахрому на концах рукавов (и этим бахромчатым рукавам она так же не изменила до конца своей долгой жизни). Дополнений в готовые платья она, подобно своей сестре, не вносила, однако, немного умея вышивать, украшала шёлковые и батистовые платочки незатейливыми цветами или двумя буквами «А» и «П», которые означали её имя и отчество - Александра Павловна. Кстати, носовой платок в начале 20 века считался обязательным атрибутом женского гардероба. И дарили платки не по одному, а дюжиной – так было принято.
В доме устраивались танцевальные вечера, давались званые обеды и ужины, гостями были люди в основном из окружения мужа. Звучала музыка (для этого из Германии было специально выписано пианино фирмы «Густав Фидлер»). Общество блистало изысканностью манер и модными нарядами. Пройдёт ещё немного времени и сначала первая мировая война, а затем и октябрьская революция круто переменят жизнь интеллигенции. О модных туалетах придётся надолго забыть. Но это уже совсем другая история…
Я выросла рядом с этой удивительной женщиной. С виду она была простой, ничем не выделяющейся старушкой, беспрестанно хлопочущей по дому или слушающей радио, прислонив его к правому уху. «Последние известия передают», - говорила она при этом важно, поднимая кверху старческий указательный палец. Для нас это было знаком, что прийти к ней нужно чуть позже, когда эти самые «последние известия» закончатся. Не «новости», а именно «последние известия» - эта фраза, произносимая каждый раз, если мы заходили к ней в неурочный час, прочно врезалась в память.
Ещё мне запомнились старинные ходики с гирьками, старый чешский сервиз с рисунком в виде осенних листьев и отлитый из чугуна Пушкин, стоявший на такой же чёрной чугунной полочке. К любителям чтения прабабушка не относилась, но Пушкина, как она сама говорила, «уважала».
А ещё память, словно фотографии, отпечатала в голове игру в преферанс при свечах. Причём играли исключительно на скатерти зелёного цвета. Ничем другим покрывать стол для такого мероприятия не дозволялось.
Мне повезло. Я прожила с ней бок о бок восемнадцать лет…
Что ещё запомнилось? Рассказы. За долгую жизнь их накопилось немало, и я, тогда ещё совсем девчонка, любила внимать этому голосу. Она рассказывала, а я, подперев подбородок рукой, слушала. Понимала, конечно, не всё, но мне так нравились эти бесхитростные истории! Старушка говорила, а я включала всё своё воображение и пыталась нарисовать в своей голове «то, что было».
Память - удивительная штука. Прошло много лет, а я до сих пор вспоминаю эти дивные истории, рассказанные самым простым языком, лишённые жеманства и не приукрашенные ни единым выдуманным словом…
Я жду эту другую историю......
С добром и уважением