ЧЕКУША
1941 год.
Чекуша, так мы звали Вовку Иванова, который был старше нас на целых 3 года. Он уже ходил в школу, правда, не всегда. Он был наш командир, который прославился тем, что подделывал чеки, чтобы купить себе в бакалее 100 грамм конфет – подушечек, которые мы все так любили, но его подводила не профессиональность. Его чеки подвергались большому сомнению, и он уходил из магазина не солоно хлебавши. Но, несмотря на неудачи, вдохновение и любовь к подушечкам не покидали его, тем более что некоторые сердобольные продавщицы давали ему немного конфет. Для нас он был герой и мы смотрели на него с большим уважением.
А тут вдруг началась война. Воздух стал зловещим. Мы все вдруг стали взрослыми. В войну мы больше не играли. Она была кругом нас. Нам никогда не забыть голос Сталина. Он сказал, что враг будет разбит, а Победа будет за нами. Чекуша больше не ходил в бакалею. У него были свои более важные дела. По улицам Москвы шли бесконечные отряды солдат. От них веяло большим спокойствием и уверенностью в Победу. Они пели песни о Родине и о Сталине. Винтовки и пулеметы, которые они несли на своих плечах, нас просто завораживали. Они были настоящие! А у нас из дерева, которые мы сами делали, чтобы бить фашистов и защищать нашу Родину. Мы всегда пристраивались в конце отрядов и как воробушки скакали по следам уходящих в бой. Нас никто не гнал. Мы были среди своих, а когда солдаты останавливались на перекур, мы тоже сворачивали трубочки из газет и делали вид что курим, хотя дым был такой едкий, что текли слезы.
Наш маршрут от Серпуховки до Даниловского универмага заканчивался неудачно, так как там всегда появлялись, как из -под земли, наши мамы, которые несмотря на наши настоящие слезы всегда уводили нас домой. Это было бесчеловечно. Как мы завидовали мальчишкам, у которых не было родителей, ну как у Чекуши! Они уходили с солдатами, скрывались за горизонтом, чтобы больше не возвратиться. Тоже произошло и с нашим Чекушей, который вдруг исчез.
Мы забыли о нем, так как к нам приходила милиция и требовала, чтобы мы собирались в эвакуацию, но моя мама отвечала: «Сталин в Москве, а Гитлер ее не возьмет никогда!» И она оказалась права! Немцы подошли к самой Москве. День и ночь гремел пушечный гром, а ночью небо было светлое на горизонте. Над Москвой летали фашистские самолеты, которые сбрасывали бомбы-зажигалки и листовки. Кругом гремели зенитки, у которых был свой особый раскатистый говор. Утром, мы выходили на улицу, чтобы собирать осколки, которые валялись вдоль стен домов. Они были еще теплыми и покрытыми серо-голубым налетом и колючие как ежи. Мы уже привыкли к бомбежкам и не боялись их и смотрели в ночное небо, которое было заполнено взрывами и бесконечными лентами трассирующих пуль. Иногда что- то взрывалось в небе и вспышки озаряли все вокруг.
Однажды утром, после бомбежки, мы нашли на улице раненого галчонка. Он жил у нас на кухне между рамами, а когда выздоровел, то улетел, но нас он не забывал. Иногда он прилетал к нам и клювом стучал в окно. Мы его очень любили. Как-то на Серпуховке упала большая бомба, которая попала в школу. От нее осталась огромная воронка, а дома, которые были рядом рухнули, кроме стен, которые еще долго стояли после войны, как напоминание о ней.
Вот так прошло несколько месяцев и вдруг объявился Чекуша… Мы его не узнали. Он был весь в лохмотьях и грязный. Сказал только одно слово: «Вышел из окружения». Мы поняли, что он пережил что –то страшное. Он был молчалив и даже подушечки его больше не интересовали. Чекуша недолго пробыл с нами и однажды он вновь ушел, чтобы не вернуться никогда. Ему было тогда 9 лет.
По Москве ходили упорные слухи, что Гитлер забросил к нам своих шпионов, которые где-то собирались и кричали; «Долой войну!» Дружинники и ополченцы их быстро ловили, так что мы их никогда не видели. Старшие говорили, что это какие- то «диссиденты» цель которых была грабить магазины и делать беспорядки. Мысль о том, что они могут ограбить нашу бакалею нас очень угнетала, так что «диссиденты» были очень опасные. Подушечки все равно пропали и были введены карточки.
А потом наступила зима. Говорили, что Красная Армия перешла в наступление. Начался разгром фашистов под Москвой. Бомбежки прекратились, а солдаты больше не проходили по улицам. Так прошла зима. Красная армия далеко отогнала фашистов от нашей столицы. Весной в больницу Симашко, что на Щепке, стали прибывать раненые. Их было очень много. Те, которые умирали, их увозили в крытых грузовиках. Каждый день в 5 часов вечера их выносили на носилках, с которых текла какая-то жидкость, и бросали как дрова в грузовики. Это была страшная картина, а мы не верили своим глазам, что так поступают с павшими героями. Это было ужасно. А вечерами мы все собирались вместе: мальчишки и девчонки, а я пел свои песни о том, что видели. Их не надо было сочинять. Они сами приходили:
«На горизонте заря догорает,
Красный виднелся закат,
А на руках у сестры умирает
Красно-балтийский моряк…»
Я и сейчас ее помню до конца, а девочки вокруг меня поддерживали и это было для меня большой поддержкой. Сочинял я и детские прибаутки:
«Граждане, воздушная тревога!
Гитлер стоит у порога.
Граждане, отбой
Гитлер бежит домой!!..
. Все смеялись. Их было много и моя мама всегда меня спрашивала: «Где ты все услышал?» Мне это очень нравилось и я уверенно отвечал, что это я действительно слышал.
Больница Семашко, о которой мы ничего не знали, вдруг ожила. Из нее выходили солдаты строем, но без винтовок, а мы все так же шли за ними с нашим оружием. Была уже настоящая весна и солдаты шли прямо по лужам и пели такие песни, от которых у меня замирает сердце и сейчас. Лужи были наши друзья, ну какой же мальчишка не попробует ее глубину? Их было нельзя обойти. Они были живые, а ручейки из чистого серебра, которые текли вдоль тротуара, журчали и превращали все в весеннюю сказку, да и воздух был особенный – весенний. Это был волшебный мир, который не понять взрослым. Когда я приходил домой , мама всегда говорила: «Опять ходил по лужам! Снимай ботинки, а то простудишься и заболеешь!»
Болеть нам было некогда, Шла война, а болеют только в мирное время. Затем мама говорила: « Теперь иди мой руки!» Я шел и мыл руки, вернее делал вид. Ведь взрослые не знают что у детей руки чистые с рождения. Дел у нас было очень много. Все мальчишки бегали по этажам домов, у дверей которых люди выставляли пустые бутылки. Мы их относили в пункты, где их принимали. Говорили, что их заполнят горючей смесью, чтобы бросать в фашистские танки, а мы только об этом и мечтали.
Все улицы Москвы были перекрыты противотанковыми ежами, за которыми были стены из мешков с песком, но они так и не дождались своей очереди. На некоторых улицах стояли зенитки. Были большие грузовики с рупорами. Их называли – звукоуловителями. Было много прожекторов, которые своими яркими лучами искали самолеты фашистов и находили.
Весной, когда началось половодье по Москва реке плыли немецкие каски. Их было много. Некоторые нам удавалось отловить и мы их носили с гордостью, как трофей победителей. Иногда попадались каски, на которых сбоку были непонятные знаки даже трехцветные: сине-бело-красные. Говорили, что это были каски солдат других стран, которые воевали на стороне фашистов. Даже много лет спустя эти каски все еще плыли по реке в половодье, но на них никто не обращал внимания. Война далеко отодвинулась от столицы, но по городу разносились взрывы. Некоторые любопытные мальчишки находили неразорвавшиеся снаряды, которые неожиданно срабатывали. Жертв было много, нас даже предупреждали, что фашисты сбрасывали специальные мины. Да оно так и было. В бессильной злобе враг был жесток, но и фашистов в плен не брали. Наша Победа была не за горами и час расплаты настал.
А потом были салюты в честь Сталинграда, Курска и за взятие Берлина, но особенный праздник был на Красной площади – страна праздновала Победу над фашистской Германией. Жалко, что Чекуши не было с нами , хотя на прилавках магазинов снова появились конфеты-подушечки, да еще какие!
После войны, кто- то из артиллеристов рассказывал, что во время тяжелого боя их сын полка пошел на помощь к своему умирающему от ран другу. Фашистский снайпер убил его. Так он остался навечно рядом с конем, который любил мальчика. Я уверен, что это был наш Чекуша…
