Фирка расставляет акценты

Петька Фираконов(уличная кличка–Фирка),мой сосед – человек очень ехидный, и ехидство его –не добродушное подтрунивание и даже не нейтральное ёрничание, а именно колкое, обидное, этакое мелко-подленько-остренько-ядовительнькое ехидство. Про таких в народ очень  метко говорят: не пропустит ни одного горшка, чтобы в него не харкнуть. Обычно такие люди и внешне очень мелкие, тщедушные, с неприятными лицами, на которых нарисована маска из смеси этакой холуйской прогибистости и осторожной брезгливости. Фирка этому стандарту не совсем  соответствует. Он хотя и небольшого росточка, но коренастен, широк в плечах и выражение его широкого лица не отмечено выражением никаких тайных пороков. Хотя время от времени в его улыбке-ухмылке и проскальзывает что-то неуловимо лисье.
Фиркины слабость и страсть – комментарии самых разных событий государственного и международного масштабов, которые он узнаёт по радио и телевизору. Но поскольку выслушивать эту бреднятину скучно и неинтересно, и на нашей улице любителей выслушивать его комментарии не находится, а выговориться ему нужно обязательно, то роль такого «громоотвода» зачастую приходится исполнять мне, его ближайшему соседу.
- Слышал новость? – закричал он, как только я появился из-за калитки.
- А как же! - пытаюсь я трусливо уйти от выслушивания его очередной разоблачительной речи, но от Пирки так просто не отвяжешься. О, это очень мощный психолог с напористостью господина Геббельса, известного своей бесцеремонностью министра пропаганды третьего рейха (правда, он плохо кончил)!
- Главного мирового банкира прихватили! – пропускает мимо ушей моё «а как же» Фирка, и глаза его при этом начинают возбуждённо блестеть.
- Кого?
- Главного этого…мэ вэ фэ. Мировой Валютный Фонд, во!
- Международный, - автоматически поправляю я его, чего делать совершенно нельзя: Фирка тут же обиженно надувает губы, подозревая меня в каких-то совершенно непонятных мне тайных, направленных лично против него кознях.
- Ну конечно… - констатирует он (на самом деле я никаких таких новостей про МВФ не слышал. Да и какое мне дело до какого-то банкира! Своих проблем хватает!).
- За что же его?
Этим якобы совершенно нейтральным вопросом я даю ему понять, что признаю его абсолютно справедливые претензии и готов к выслушиванию и самой новости, и обязательного комментария.
- За бабу! – опять оживляется Фирка. – Не, ты понял? На горничную в гостинице хотел залезть, а она ему не дала. Вот дура!
- А почему дура? – теперь я удивляюсь совершенно искренне, потому что действительно не понимаю почему.
- Потому! Он же банкир! Всемирный! У него деньжищ как у нас на улице помоек! Подставилась бы, и могла с него потом по гроб его жизни деньжищи тянуть за насильничание!
- Да, действительно… - согласился я (какой же он умный, этот Фирка! Вот кому надо мровым банкиром работать, а он вместо этого здесь, на улице грязь месит целый день своими резиновыми сапожищами!).
- О чём и говорю! ( у Фирки на лице – пик блаженства. Я знаю, что такое моё признание его правоты, а значит, хоть в чём-то и превосходства, ему как бальзам на раны, потому что на улице я считаюсь относительно образованным человеком.)
- И этот банкир тоже дурак! – продолжает он свои гневно-торжествующие разоблачения. – С такими деньжищами (дались ему эти деньжищи!) я бы каждый день билядей себе целыми вагонами выписывал! И ещё каких! Уж не горничных из гостиниц, а настоящих!
- Вагон – это много, - осторожно сомневаюсь я. –Это надорваться можно.
- Да это я так, к слову! – отмахивается Фирка небрежно (дескать, ну что же ты , сосед, такой простой-то? Это же я так, для образа, в фигуральном смысле!). Но всё равно дурак! (Себя он, понятно, к таковым не причисляет.). Купиться на такую дешёвку! Горничная, ха! – и  он сокрушительно качает своей головой-тыковкой. Получается это у него так искренне, что посторонний  человек запросто может подумать, что этот похотливый всемирный банкир является ему, Пирке,  или близким родственником, или, по крайней мере, хорошим знакомым.
- С жиру бесятся, - поддакиваю я, надеясь, что на этом наш интересный разговор и закончится.
- Вот! – и он возбуждённо вытягивает вверх указательный палец. – А тут шиферу купить не на что? Скоро из кухни Луну буду без всякого перископа разглядывать!
- Без телескопа, - опять совершенно опрометчиво поправляю я, но на этот раз Фирка то ли моей поправки не слышит, то ли считает её совершенно несущественной. А ведь он завидует, неожиданно понимаю я. Просто завидует! И этому похотливому банкиру, и этой горничной, и всем, всем, всем! Завидует потому, что там – ж и з н ь, пусть и такая неприглядная, а у него -  с у щ е с т в о в а н и е. Там хоть какое-то, но движение, а у него – сплошное   б о л о т о.
- Ладно, пойду! Некогда! – говорю я.
- На работу? –почему-то моментально настораживается он.
- Не. В сберкассу надо зайти. Деньги снять.
- Покупать чего собираешься?
- Не я, дочь.
Да… - то ли осуждающе, то ли утверждающе говорит он. – А тут этот шифер… Чтоб они позадавились все! (Кто позадавился? Зачем? Почему? Нет, интересный он всё-таки человек! Логика -  как у Шерлок Холмса: говорит первую и последнюю мысли, а промежуточные опускает за ненадобностью.).

Я иду по улице, на выходе к перекрёстку останавливаюсь, пропускаю грузовик и оборачиваюсь. Фирка смотрит мне вслед с тоской и досадой. Похоже, у него остались в запасе ещё какие-то  волнующие новости, но что толку-то, если некому их сообщить и прокомментировать! Заметив мой взгляд, он поспешно отворачивается и семенит к своему крыльцу. Скоро десять, а в это время начинают передавать очередные новости.