Память России

ПАМЯТЬ РОССИИ

Есть в Нижегородской области недалеко от Дзержинска, города-спутника Нижнего, Юганец – полугородок, полудеревенька. Живет здесь школа, которая носит имя своего выпускника Владимира Садового.

Зеленая трава по пояс, тут и там расцвеченная солнечными глазками ромашек. Люди копошатся после работы и по выходным в своих садах-огородах. По весне весь поселок – в черемухе и сирени, а ближе к осени стучат в сараюшках картофельные клубни о донышки вёдер и витает всюду пряный запах маринадов: солятся на зиму помидоры, огурцы… Все будет точно так же нынче. Все было так в августе двухтысячного.

Тревога висела над поселком. Люди работали – и слушали. Каждый час, как только наступало время новостей, окна, распахнутые настежь, чтобы было слышно из каждого подвала и сарайчика, вскрикивали разом голосами радио и телевизоров. Все бросали дела и превращались в слух.
То была общая тревога Юганца: на дне Баренцева моря, под стометровой толщей воды, в затонувшей подлодке «Курск» среди ста восемнадцати моряков был двадцатилетний, самый молодой из них, юганецкий парнишка Володя Садовой. Что там, в подлодке? Живы ли? Нет? Спасут их или не успеют?
Вся страна тогда стала единой болью, и единым страхом, и единым искренним, страстным желанием – чтобы живы остались плененные морем люди, чтобы успели, сумели их вызволить – наши ли, норвежцы, - лишь бы спасли!..

Не выдержали родители Володи Садового: взял отец отпуск на заводе «Химмаш» - и помчались в Североморск, чтобы помочь единственному своему сыну: поухаживать, кровь сдать для него или его сослуживцев… Мать верила: «Сын у меня крепкий, здоровый, сильный – все вынесет. Лишь бы воздуха в лодке хватило, да спасать не бросили».
Осталась в доме ждать возвращения своего любимца одна Володина бабушка восьмидесяти лет. Ей всем хотелось говорить о внуке – какой воспитанный, отзывчивый, веселый он, какой внимательный. Приедет – всем гостинцев накупит.
«Не испорченный, хороший мальчик», - поддерживали соседи.
«Не мог он другим вырасти, - объясняла бабушка. – Всегда при деле был. Времени балбесничать не было: учился да на тренировки в Дзержинск ездил. Боксом занимался. Сначала отец его возил, а подрос – сам стал ездить. В соревнованиях участвовал».

Хотел парень военным стать, да не сумел сразу после школы поступить. Пошел в профтехучилище. Ни дня по окончании не работал – в армию взяли, в Военно-Морской флот. «Курск» свой любил, как любят отчий дом. Отслужив, подписал контракт. Север взял его в плен, как почти всех, кто хоть однажды попал на эту суровую благословенную землю. С незаходящим солнцем над головой летними ночами, с сопками, усыпанными морошкой да грибами, с лохматыми таежными елями «над голубыми глазами озер», с никогда не замерзающим морем, с таинственным мерцанием Северного сияния зимой…
«Что вы беспокоитесь! – удивлялся Володя родным. – «Курск» - это самая современная, самая надежная субмарина в мире подводных лодок. Попасть на нее не каждый может. Отбор очень жесткий. Больше ста человек служат – и всего несколько матросов-срочников и контрактников, остальные все – офицеры»…
А теперь весь Юганец был пронизан одним желанием, одной молчаливой молитвой: о спасении их – тех, кто на «Курске», о спасении такого молодого, такого красивого поселкового мальчишки Вовки Садового.
…Свинцовое небо опрокинулось в свинцовые воды. Часами стояли у североморского пирса матери и жены. Всё грезилось им: «усталая подлодка из глубины идет домой»… Но настал день, когда повезли родных на место гибели «Курска». Алыми каплями пламенели, расплывались по воде в неизбывной печали розы, гвоздики, падавшие из любящих рук, и медленно-медленно уходили в неведомую холодную глубину…
Официальная информация все чаще стала утверждать, что смерть моряков затонувшего атомохода была мгновенной, и это оставалось единственным утешением их родным и всем нам, россиянам.
А зарубежные газеты, министры обороны США, Великобритании, Норвегии многократно подчеркивали, что моряки субмарины «Курск» не просто погибли – они совершили подвиг, приняв смертельное для себя решение заглушить атомные реакторы. «В этот момент они думали уже не о себе, а о всех нас, - констатируют британские эксперты. – А приняв такое решение, отрезали себе путь к спасению: лишились аварийного жизнеобеспечения. Если бы не остановили реакторы, возможно, часть экипажа была бы спасена. Но тогда море Баренца стало бы еще одним Чернобылем».

Школа в поселке Юганец, в которой учился Володя Садовой, взяла себе его имя, стала собирать материалы для музея, стенды которого ученики старательно превращали в бесхитростный рассказ о навсегда двадцатилетнем выпускнике школы.
Летом 2001-го мама Володи вложила часть денег, что ей определило государство в порядке компенсации за гибель сына, в ремонт юганецкой школы, часть предложила малообеспеченной выпускнице любимой Володиной школы, чтобы девочка могла продолжить образование. Они жгли им руки, эти тысячные купюры, и родители решили, что пойти эти горькие деньги должны на добрые дела.
Дзержинск, как и маленький поселок Юганец в Володарском районе, помнит своего земляка. 11 августа, в день гибели «Курска», городские библиотеки устраивают вечера памяти. На первом таком вечере памяти, в 2001 году, когда  библиотека Пушкина собрала родных, друзей, одноклассников Володи Садового, мама его Людмила Петровна, только-только вернувшаяся из Североморска, рассказала удивительную историю. О собаке.

У самого моря, на пирсе, жила собака. Обычная бездомная дворняга. Она была по-своему счастлива, потому что у нее были друзья – целая команда подводников. Моряки «Курска» любили добродушного, умного пса, приберегали для него самые лакомые кусочки, ласкали, а то и вели с ним душевные разговоры. А пес был всецело предан друзьям.
Благодарны дворняге моряки были за то, что, какими бы важными собачьими делами она ни была занята, где бы ее ни носило, она всегда прибегала встретить подводников из рейса или проводить в очередное плавание. Откуда, как, каким чутьем узнавала она время их прибытия и убытия – для всех было загадкой.
Когда «Курск» уходил на последние учения, собака не пришла его провожать. Никто не придал этому значения. Потом она и вовсе исчезла. И на берегу о ней забыли. Вспомнили, когда уже вся страна замерла в ожидании: вернутся – не вернутся? спасут – не спасут? когда встречать?.. Это должен знать пёс! Он ни разу не ошибался.
Но безродная ласкуша на пирсе не появлялась. Она умирала в укромном уголке. Она будто сознавала обреченность своих друзей. Отказывалась от еды и от питья. И когда мощные молодые псы набросились на нее из-за принесенной кем-то миски с супом, она не вступила в бой, дала себя разорвать. Словно решила: если на этом свете уже нет дорогих ей людей, незачем жить и ей.
Другие подводники похоронили верного «Курску» пса и даже установили памятный камень…

Вот такую историю рассказали в Североморске родным погибших на «Курске». То был август 2001-го. А в ноябре «грузом-200» вернулся в Юганец  Владимир Садовой. И появилось место на поселковом кладбище, куда могут теперь приходить его родные и друзья.

Они не принадлежат больше только своим родителям, женам, детям, эти 117 военных моряков и наш замечательный земляк Володя Садовой. Они – ПАМЯТЬ РОССИИ, всех нас, кто вместе с их родными, с моряками-североморцами тревожился, переживал и ждал их возвращения. Кто, как молитве, верил песенным строкам о подводниках: «И мы вернемся, мы, конечно, доплывем. Там, за туманами, песню допоем…». Не вернулись.

А тогда, в ноябре 2001-го, на похоронах старшины первой статьи Владимира Садового, самого молодого из погибших на «Курске» нижегородцев, прощание с ним завершилось справедливыми, благодарными словами:
Так запомните, люди живые:
Эти парни без всякой вины, без войны
Жизнь отдали, чтоб жили другие.
Мы низко кланяемся им, подводникам легендарной субмарины.