Самая добрая в мире мама
рассказ
Собаки во дворе не было, и Динка безбоязненно вошла в калитку, тонким иг-ривым голосом позвала в приоткрытую дверь:
- Николаевна, ты дома?
Людмила Николаевна, как услышала этот голос, так чуть не заплакала с до-сады. Что у неё за соседка такая, хоть бы утром спокойной жизнью дала пожить! То повадилась вечерами ходить в гости, а теперь уже и ранним утром явилась. У Люд-милы Николаевны перед работой дел по горло, и совсем тут ни к чему эта Динка!
- Заходи, раз пришла, - почти строго сказала застывшей у порога женщине. Динка замерла, давая собой полюбоваться: на ней было новое пальто - совершенно новое, чудесного сукна, с серебристым отливом. Сказать, что пальто хорошо сшито – значит, ничего не сказать! В наше время, когда все китайские вещи болтаются на фигурах, независимо от толщины человека, как на вешалке, пальто на Динке сиде-ло, как влитое, с иголочки. Катерина сшила, - поняла Людмила Николаевна, и тут же пожалела, что ей такие заказы не по карману. А Динка, сделав вид, что не заме-тила недовольства в голосе хозяйки, ринулась к столу, плотно уселась, улыбнулась заискивающе:
- Чайком побалуешь, соседка? Чего-то душа не на месте.
У Людмилы Николаевны защемило сердце: от Динки так просто не избавишь-ся. Поглядела на соседку как бы со стороны, пожалуй, за полсотни лет ей уже пере-валило. Отчего же так прилипло к ней имя - Динка, и где-то бесследно потерялось отчество? Динка была в разное время – разной, то чрезвычайно говорливой, то гру-стной и молчаливой, но во всякое время – упрямой. Если что задумала, пристанет - не отлепишь! Людмила Николаевна вздохнула и сказала:
- Ты успокойся. Время-то раннее, тебя никто не ждал. Сейчас вода закипит, заварку сделаем. На вот бутерброд, ешь.
Динка взяла бутерброд с сыром, надкусила, стала жевать. Людмила Никола-евна, разливая чай по чашкам, проговорила, словно невзначай:
- Мне на работу пора бежать, времени мало.
Динка услыхала, аж подпрыгнула на стуле.
- Вот я тебе сейчас кое-что скажу, посмотрим, куда побежишь, на работу или в другое место! Узнаешь, так и запечалишься, затоскуешь.
- Надоела ты мне. Ну, что ты балабонишь? С чем пришла, не говоришь, а пу-гать меня – дело пустое. Я уж пуганная. Другой не стану, годы не те, - и Людмила Николаевна поглядела на Динку с сожалением.
- А я тебя всё же припугну! – Динка закатила глаза и закачала головой из сто-роны в сторону, - Ох, Николаевна! Помереть мне легче, чем знать то, что знаю!
Артисткой Динка была прирожденной, но что-то на этот раз представление у неё не клеилось. Людмиле Николаевне уже сделалось скучно слушать её… И вдруг…
- Лёшка твой у Катерины до полуночи пропадает! Чуть ли не ночует!
Динка прокричала свою тираду и смолкла. И Людмила Николаевна молчала, не сразу до неё дошёл смысл сказанных слов. А когда поняла, что речь идёт о её единственном сыне, от страха мурашки по спине побежали. Все силы её ушли на то, чтобы выражение лица сохранить без изменения, чтобы Динка, не дай бог, ни о чём не догадалась. Собралась с мыслями, подумала: « Всё, что сейчас скажу, Динка тут же по посёлку во все стороны пустит», и ответила:
- Неправда это. Наговор! Не может быть, чтобы Катерина Лёшку привечала! Лёшка – Дитё ещё, школу прошлой весной закончил.
А Катерина старше на пять лет, двоих детей поднимает. Не морочь мне голову. Всё, иди, Динка! И мне уже пора.
Динка зыркнула из-подлобья и молча пошла к двери.
Слава богу, избавилась от надоедливой соседки. В окно Людмила Николаевна видела, как закрылась за ней калитка и медленно двинулась её тонкая фигура вдоль улицы. Уйти – ушла, но, похоже, и покой хозяйки с собой прихватила.
Людмила Николаевна обессилено опустилась на стул. Она понимала, с каким интересом приходила Динка, но согласиться с тем, что услышала, не могла.
Восемь лет назад пятнадцатилетняя Катерина, проживающая с матерью че-рез дорогу в маленьком домике, уехала в область учиться на швею-закройщицу. Через полтора года вернулась девчонка, без диплома и на сносях. Её мать, увидев такое дело, учинила скандал, кричала громовым голосом, обзывая девчонку всеми известными ругательствами. Соседи наблюдали, думали, что накричится, выпустит пары, на том дело и кончится. Ан нет! Собрала мама вещички дочкины, в узелке во двор выбросила и дверь закрыла перед самым носом беременной Катерины. Иди, мол, туда, откуда пришла!
Катерину взяла к себе Динка. Была она одинокой, бездетной. Спиртного в рот не брала и на весь посёлок слыла искательницей правды. Из роддома Катерину с сыном забирала тоже Динка, счастливая, разрумянившаяся на январском морозе. Будто не Катерина родила мальчонку, а она сама.
Потом все видели, как Динка, словно молодая, вешала да снимала без устали пелёнки во дворе, весело перекрикиваясь с идущими вдоль улицы соседями.
После рождества исчезла Динка из посёлка, с неделю её не было видно. А объ-явилась вместе с парнишкой лет двадцати, он молча шёл рядом с Динкой по засне-женной улице, перебросив через плечо большую спортивную сумку. Никто не знал, где и как, но Динка привезла мужа Катерины, сразу же отвела эту парочку в ЗАГС, где они расписались, и парень усыновил малыша. Жить они продолжали в боль-шом доме Динки, где, при доброте хозяйки, как видно, всем хватило места.
Через пару годков Динка снова забирала Катерину из роддома, потому что никого больше не осталось у молодой женщины. Мать так и не простила свою дочь, и даже внука признавать не желала, а муж погиб под завалом на шахте имени Кар-ла Маркса. На этот раз несла Динка пакет с девчушкой на правой руке, заглядыва-ла ангелочку в лицо, а сама была темна от скорби и слезлива.
Всё это моментально припомнила Людмила Николаевна, растерянно глядя в спину уменьшающейся фигурке Динки, которая до сих пор сзади выглядела, как пионерка. Пионерка-то пионерка, да ведь Катеринин сын уже первоклассник! Неуж - то мой Лёшка ему отцом должен стать?
Что ж он мне ничего не рассказывал? Ведь жили душа в душу, слова поперёк никогда матери не произнёс. Боялся! Конечно, боялся. Господи, что же это делает-ся? Спасать надо сына! Не может он жениться на вдове с двумя детьми, ведь молод ещё, сам почти дитё.
Не бывать этому! Что ж Катерина себе думает? Если смогла стать хозяйкой швейного ателье в центре города, то и парня сманить ей удастся? Вспыхнул в гру-ди гнев: на весь мир несправедливый, на сына неразумного, на красавицу Катери-ну… Я этой Катерине всё скажу! Я не позволю ей испортить судьбу моему сыну!
И сорвалась Людмила Николаевна с места, впопыхах накинула цветную ко-сынку на волосы, схватила плащ, сумочку и бросилась к двери. Когда замок закры-вала, два раза промахнулась ключом мимо скважины, руки дрожали… Наконец, повернула ключ на оба оборота, выпрямилась, пошла к калитке… по Динкиным следам.
Как ехала в трамвае, совершенно не помнила. Пришла в себя, когда останови-лась и глядела на вывеску швейного ателье. В Катеринином царстве всё было кра-сиво – лоск и шик. Молодая девица, сидевшая за компьютером, поведала, что Ека-терина Свиридовна спустилась в подвал за тканями. Сильно раскрашенное косме-тикой лицо девица склонила к клавишам и на посетительницу не смотрела.
Внутренний голос тихонько спросил Людмилу Николаевну: «Вот такую моло-дую девушку ты хочешь себе в невестки?» и она негодующе воспротивилась. Голос сказал ещё тише: « Какую же? Как тебе угодить?»
Раскрашенная девица, наконец, подняла глаза:
- Заведующая там, - и неопределённо махнула рукой в сторону лестницы.
- Ох, зачем я сюда пришла, - засомневалась Людмила Николаевна. С трудом переставляя онемевшие ноги, она пошла искать Катерину.
Лестница уходила вверх, на второй этаж, и вниз, - это, наверно, и есть подвал. Людмила Николаевна стала спускаться, но услыхав чьи -то голоса, замедлила шаг.
- И не говори мне! Напрасно только время потратишь. Так что не уговаривай.
- И ты не пугай меня, я не трус. Я от своего мужского слова не отступлю!
- Лёшка, милый! Да ведь я о тебе пекусь – тебе надо жениться на молодой де-вушке… А от меня тебе будут одни людские наговоры…
- Не боюсь я ни разговоров, ни наговоров!
- Это только кажется, что не боишься, пока под их мясорубку не попал. Да вот хотя бы взять твою маму, что она скажет об этом?
- Катюша, родная! Как ты не понимаешь, я ведь не из баловства хожу за тобой по пятам. Я тебя так сильно люблю! Налюбоваться не могу. Расстаться – всё рав-но, что умереть. Никто, никто не сможет нас разлучить!
- Ох, Лёшка! Ох, Лёшка!
- Сейчас пойдём в ЗАГС, распишемся, я там об этом договорился. А ма-ма…если бы ты знала… Она самая добрая в мире мама! Она не станет разрушать счастье своего сына.
- Катюша, а сына мне родишь?
Дальше Людмила Николаевна не слушала, она быстро поднималась вверх по ступеням, торопясь уйти никем незамеченной. Будто и не приходила она сюда, взбудораженная и взволнованная будущей судьбой своего сына. А как ещё могла поступить самая добрая в мире мама?
