[justify] (Продолжение "Легенды о рыцаре")
На высоком скальном уступе стояла старая темница. Сложенное из крепкого гранита, её основное здание в незапамятные времена служило казармой для одного из отрядов княжеского войска. Потом воинов перевели в другую казарму – внутри самой столицы, а старая постройка опустела. Ветер завывал в пустых окнах, верхние ярусы облюбовало вороньё, да крысы копошились в тёмных подвалах.
Лет двести назад правивший тогда князь велел оборудовать здесь тюрьму для знатных заключённых. Казарменный двор расчистили от обломков кладки и всякого мусора, выложили брусчаткой. Полуразрушенные стены вокруг двора починили и подняли ещё повыше, а сверху оборудовали рядом заострённых прутьев. Впрочем, во всех этих мерах предосторожности не было особой нужды – сразу за стенами скала обрывалась вниз с головокружительной высоты почти отвесными склонами. Там, далеко внизу, бархатным руном раскинулись кроны деревьев. Среди ветвей щебетали птицы, шелестели на ветру мириады листьев. Ещё дальше расположились крестьянские угодья, фермы и мельницы на невысоких холмах. Но звуки этого вольного мира никогда не достигали ушей арестантов.
С восточной стороны тюремный двор примыкал к крепостным стенам столицы. Там, перегороженные караулкой, размещались тяжёлые кованые ворота. Шестеро стражников охраняли единственный выход из темницы, лишь изредка пропуская в город тюремщиков или стражей, чья смена заканчивалась.
К древнему зданию темницы примыкало более новое строение – для стражи, отдельно стоял склад для продовольствия и питьевой воды, и наконец, в одну из стен была искусным образом встроена дозорная башня.
Одним из узников был знатный рыцарь. О великом подвиге, что он некогда совершил, распевали бродячие менестрели на городских улицах, но звуков этих песен он никогда бы не услышал, ибо суждено было рыцарю сидеть в заточении до самой смерти. Новый князь, выбранный из числа рыцарей ордена, словно и не помнил о томящемся здесь товарище.
Был у рыцаря когда-то в молодости верный оруженосец, но кто знает, в каких краях ныне скитался этот человек, да и был ли жив вовсе.
Крохотная каморка, два на три шага, топчан, колченогий стол и табурет – вот и весь мир, который из года в года видел рыцарь. На рассвете и на закате в крепкую дверь камеры стучали – это тюремщик приносил похлёбку с хлебом, немного овощей да кружку воды. Всё остальное время узник был предоставлен самому себе. И рыцарь проводил его в печальных размышлениях, в долгих молитвах, или просто в забытьи – устремив недвижный взгляд в маленькое окно, зарешёченное толстыми прутьями.
Бывало, он долго стоял, прижав лицо к холодным прутьям, и глядел на стаи птиц, проносящиеся в небесах, на зелень лесов и золото полей, на изумрудные луга, по которым уже никогда не суждено прогуляться.
Летом жаркое солнце раскаляло каменные стены тюрьмы и заключённые страдали от невыносимого удушающего зноя. Зимой лютые морозы заставляли узников проводить унылые дни под тёплым одеялом, сжавшись в комок, а стены камер покрывались коркой льда.
А ещё к рыцарю приходила девушка.
Разумеется, к арестантам никого не пускали, но в этом и не было надобности. Для девушки не были преградой ни стражники, ни крепкие стены. Потому как была она из рода ангелов.
Гостья приходила рано утром, когда рыцарь ещё спал, и долго сидела рядом, глядя на узника.
А потом рыцарь просыпался, и целый день был вместе со своей возлюбленной. Ведь так редко происходили эти встречи, а когда с заходом солнца девушка-ангел уходила, арестанту предстояло долгие месяцы провести в разлуке.
Двадцать девять лет провёл рыцарь в темнице, и за это время волосы его поседели, лицо стало бледным от слабого света, а зрение и слух обострились. И только ангел была по-прежнему юной, как и в день их первой встречи.
- Скажи, отчего ты приходишь так редко? – спросил как-то рыцарь у девушки.
- Я должна исполнять то, для чего была когда-то создана, - с печалью в голосе ответила она. – И слишком мало времени остаётся для встреч с тобой.
Рыцарь задумался.
- Ты никогда не говоришь мне о том мире, из которого ты родом. На тебе лежит запрет?
- Нет, - рассмеялась ангел. – Творец налагает запреты только на лихие деяния. Чтобы понять меня, ты должен знать то же, что я. Жить в моём мире. Иначе не стоит и рассказывать.
- Этот мир – рай?
- Это одно лишь название, - загадочно бросила девушка. – Так же, как и Творец открыл нам всем только то, что хотел открыть.
- Он не открыл, для чего мы живём. Мы, люди. Я не знаю ответа на этот вопрос. А ты?
- Смысл или его отсутствие – всего лишь слова, выдуманные вашими мудрецами. Да я и сама не знаю. Я в числе многих берегу ваш мир, вас – младших детей Творца, и тем выполняю волю нашего Создателя. Но это не смысл моей жизни – только обязанность. Но в минуты наших встреч я наслаждаюсь радостью в своём сердце. Может быть, это смысл?
- Тебе судить, - тёплая улыбка озарила бледное лицо арестанта. – Я живу лишь для наших встреч. Больше у меня ничего нет. И сама жизнь мне опостылела.
- Разве ты не сам выбрал свою Судьбу?
Рыцарь хотел было возразить, но не посмел под пристальным взглядом ангела.
- Да, - твёрдым голосом вымолвил он.
Солнце садилось за дальними взгорьями: оранжевый диск ненадолго заглянул в каморку, будто напоминая девушке, что время её истекает.
- Расскажи мне что-нибудь? – попросил рыцарь.
- В одной далёкой стране, - сказала ангел, - среди высоких пальм, был Источник Радости. Тамошний владыка и его придворные целые дни проводили у этого источника, наслаждаясь необыкновенным блаженством. А другие подданные жили своей жизнью, честный труд чередуя с нехитрым отдыхом. Приказчики от имени владыки управляли страной по своему усмотрению. И юные наследники с нетерпеньем ждали, когда для них освободится место у чудесного Источника.
Так проходили века и всё оставалось неизменным. Но однажды владыка прогнал прочь всех и захотел, чтобы Источник Радости принадлежал только ему. День и ночь стояли стражи вокруг Источника, никого к нему не подпуская. А владыка пил беспричинную радость, и его сердце едва выдерживало такое. Потом увидел правитель, как крохотная тропическая птица села на траву рядом с ним и стала пить из Источника. Велел тогда владыка сделать огромный сосуд, а затем с помощью слуг всю волшебную воду стал заливать в эту исполинскую амфору. А когда сосуд наполнился, Источник иссяк.
И в тот же час жестокий ураган, ниспосланный Богами, пронёсся над этой страной. Он разметал людей, а амфору захватил с собой и сбросил на прибрежные камни. Всё содержимое исчезло в океане.
С тех пор мельчайшие частички радости разнесло по всем морям и рекам. Большие облака взяли их к себе, а затем мерцающим дождём пролили над всеми странами мира.
Люди давно позабыли об этом Источнике, и только маленькие дети одной им ведомой памятью ещё помнят о том, что в каждой капле дождя скрывается малая толика радости.
Рыцарь засмеялся.
- Всегда, когда начинается дождь, дети ловят ртом счастливые капельки, и нет для них большей радости, - закончил он.
- Мне пора уходить, - тихонько молвила девушка.
Подарив рыцарю горячий поцелуй, ангел неуловимым движением мелькнула за окно и исчезла в закатных облаках.
Шли месяцы. Весна сменилась за окном каморки жарким летом. А затем настала осень, сначала пригретая тёплым солнцем и овеваемая прохладным ветерком. Близилось время встречи.
Рыцарь любил осень. В эту пору года даже беспросветное заточение казалось ему не таким мучительным. Может быть, виной тому были дожди, которые узнику особенно нравились.
Бывало, ясным утром из-за далёкого горизонта приходили тяжёлые тёмные тучи, в считанные часы заволакивая доселе безоблачное небо. А рыцарь сидел на своём жестком топчане и с удовольствием смотрел на это ненастье.
Дневной свет, проникавший в камеру, мерк, и вот уже первые торопливые капли падали на узкий подоконник. Затем подоспевало остальное войско дождя, и хлестал ливень. Струйки дождевой воды стекали в каморку, заливали весь пол – и всё равно узник радовался. Он лишь поднимал ноги на лежак и всё глядел на игру разбушевавшейся природы.
- Почему мне так нравится дождь, - проговорил он однажды осенью.
Девушка-ангел была рядом и решила, что вопрос относится к ней.
- Потому, что ты в неволе, - ответила гостья. – И при ясном солнце тебе грустно от мысли, что там, за каменными стенами, люди свободны и могут делать всё, что пожелают. Когда же идёт дождь, они запираются в домах и с тоскою смотрят в окно. Это то время, когда ты, узник, ничем не отличаешься от них.
- Наверное, - улыбнулся рыцарь ей. – Я считаю только, что у человека нельзя отбирать свободу навсегда.
Ангел кивнула, соглашаясь…
Проходила осень. За ласковым сентябрём следовал золотой октябрь. Потом пришёл черёд хмурого холодного ноября, стряхнувшего с деревьев листву.
Девушка не являлась. Шли над страной новые дожди, белые от мокрого снега. В камере стало холодно. Арестантам выдали зимние тулупы из облезшей овчины.
Рыцарь начал беспокоится. Никогда ещё разлука не была столь долгой. Быть может, в часы их последней встречи он чем-то обидел свою возлюбленную?
А когда наступил новый год, арестант уже не в силах был больше ждать.
Мысли его часто останавливались на быстрой смерти. Узник всегда мог соорудить петлю из сподручной материи и повесится прямо на оконной решётке. Но такую смерть рыцарь считал позорной для себя. Что сказала бы на это ангел?
Он ждал ещё два долгих зимних месяца, до самой весны. Девушка так и не пришла.
Однажды вечером тюремщик разносил по камерам ужин. Присвистывая, он стучал в дверь каждой камеры – узник открывал маленькое окошко, куда просовывался мятый жестяной поднос со скудной трапезой. Всё шло как всегда, пока тюремщик не добрался до камеры рыцаря.
На стук никто не отзывался. Обычно заключённые были очень голодны и прямо-таки подбегали к двери, заслышав стук тюремщика. Но рыцарь не отозвался даже после того, как стражник кулаком забарабанил по крепким доскам.
Недовольно хмыкнув, тюремщик сам приоткрыл створки окошка и заглянул в полутёмную камеру. Его пробрала дрожь. Рыцарь лежал на топчане лицом к стене, недвижимый.
Тюремщик лишь недавно работал в темнице – при нём ещё никто не умирал. Вместо того, чтобы позвать кого-нибудь из стражи, он сам снял ключи с пояса и отпер дверь, желая проверить пульс и дыхание узника. В этом и была его ошибка.
Едва только стражник коснулся плеча рыцаря, арестант резко вскочил на ноги и что было силы толкнул тюремщика к противоположной стенке. Страж больно ударился спиной и затылком, успев впрочем, схватиться за кинжал. Но куда было тюремщику, парню из соседней деревеньки, тягаться с рыцарем элитного ордена, пусть уже и немолодым. Узник ударом ноги выбил оружие из руки стражника, подхватил кинжал и выбежал из камеры.
Рыцарь чуть пошатнулся. Двадцать девять лет провёл он в маленькой камере – и теперь странно было ему находиться вне её. Стражник за спиной взмолился о пощаде, однако рыцарю до тюремщика не было никакого дела. Арестант побежал по длинному коридору, слабо освещённому редкими плошками.
На пути у рыцаря была дверь. Он не
