Офицерский штрафной батальон

наиболее отличившихся в боях командиров и политработников. По этому же приказу №227 предлагалось сформировать в пределах Армии 3-5 хорошо вооруженных заградительных отрядов (200 человек), поставить их в непосредственном тылу НЕУСТОЙЧИВЫХ ДИВИЗИЙ. Подчеркну, что не штрафбатов, а именно неустойчивых дивизий. В приказе «ставить в тыл штрафбатов», а такое мнение распространяется несведущими, и показано в фильме «Штрафбат», ни слова не сказано.
    Как же выполнялся этот приказ? После разгрома Сталинградской группировки немцев до Курска шло успешное наступление, нарушений не было, или были незначительными. Даже если они и были, то командиры не стремились отдавать своих подчиненных за незначительные нарушения под трибунал. Трибуналы не работали. А батальоны по приказу созданы, но наполнять их было не кем. Потом кто-то вспомнил, что есть офицеры, бывшие в плену, бежавшие из плена, перешедшие к своим и продолжающие служить в армии. Есть офицеры, которые не сумели перейти фронт и освобожденные Советской Армией. Вот тогда, в марте 1943 года была создано комиссия из 3-х человек (тройка) «по проверке офицеров, бывших в плену». По-видимому, срочно было необходимо создаваемые штрафные батальоны заполнить. Поэтому бывших в плену офицеров отзывали из подразделений и направляли в эту комиссию.
    Эти комиссии без разбора в том, сдался в плен или не по своей воле попал туда, направляли в штрафбаты рядовыми. Эти же комиссии направляли и тех офицеров, которые не были в плену, но находились в окружении и не сумевших перейти фронт самостоятельно. А ведь в приказе №227 ничего не говорилось о том, чтобы побывавших в плену или в окружении офицеров направлять в штрафбаты. Возможно, направляя туда офицеров, эти комиссии руководствовались приказом Ставки Верховного Главнокомандования №270 от1 августа 1941 года, который квалифицировал сдачу в плен как измену Родине. Об этом пишет в своей книге «Как офицерский штрафбат дошел до Берлина» (2-е издание,2005 г. стр.30) генерал Пыльцын А.В. Тогда не различали: кто сдался в плен добровольно, а кто попал по независящим от него обстоятельствам, как это было со мной.

                                     НАЧАЛО ВОЙНЫ

     В начале войны, в конце июня 1941 года, я получил повестку: к 29 июня 1941 года прибыть в распоряжение Юго-Западного фронта в г. Киев. Прибыл. Назначен в 409-й отдельный саперный батальон Киевского Укрепрайона вначале командиром взвода, недолго, а затем инженером роты. УР представлял собой мощную оборонительную линию из дотов, дзотов, проволочных заграждений, минных полей, противотанковых сооружений.
    Изнурительные, тяжелые бои в обороне Города-Героя.
  Основные войска Юго-Западного фронта, защищавшего Киев, отошли в ночь на 20 сентября 1941 года. Наш саперный батальон отходил одним из последних 20 сентября 1941 года с тяжелыми боями. Больше полутора месяцев в киевском окружении, в составе Юго-Западного фронта, в батальон не поступало на одного патрона, ни одного килограмма хлеба. В сверхтяжелых, изнурительных боях, при отсутствии пополнения боеприпасов и снабжения, исчерпав все возможности, погиб Юго-Западный фронт. Я, находясь на самом дне этого котла,  полностью испил его Трагическую и Героическую чашу. В августе 1941 года мощнейшими танковыми ударами противнику удалось прорвать оборону и вынудить часть войск Юго-Западного фронта отступить. Наш батальон оказался в Голосеевском лесу. В течение 3 или 4-х суток мы, вместе с другими частями УР отражали беспрерывные атаки немцев, а потом с подошедшими резервами фронта перешли в контратаку и выбили фашистов за пределы оборонительной линии. Не пробили киевскую оборону немецкие танковые армады. В книге Маршала Баграмяна «Так начиналась война» приводится донесение Г.К.Жукова в ставку о том, что «противник временно отказался от удара на Москву… и все свои ударные части бросил против… Юго-Западного и Южного фронтов. Возможный замысел противника – ударом с тыла разгромить армии Юго-Западного фронта».
    Наконец врагу удалось форсировать Днепр севернее Киева и во взаимодействии с Южной группой немецких армий окружить 4 армии Юго-Западного фронта. И вся эта бронированная махина двинулась на Киев. Но он так и не сдался врагу. И только 19 сентября по приказу Ставки город был оставлен.
    Оттянув на себя огромное количество войск, около 2-х миллионов, принял на себя страшной силы удар, фронт погибал, и никто не оказал ему помощь. 70 суток стоял Киев неприступной крепостью. Еще более полутора месяцев, отражая непрерывные атаки превосходящих сил противника, фронт стоял, сдерживая его значительные силы. В смертельной схватке, в ежедневных сражениях, нанеся немецким войскам большие потери в живой силе и технике. перемолов немало их частей, которые должны были идти на Москву, Юго-Западный фронт погиб. По сводкам Совинформбюро, в начальный период войны немецкие войска потеряли на советских фронтах свыше миллиона солдат и офицеров убитыми.
    Конец сентября, да и почти весь октябрь части Киевского УР ожесточенно сражались в окружении, продолжая оттягивать на себя фашистов. Жестокие это были, кровопролитные бои. Сколько там полегло отважных защитников киевщины. Погибших хоронили тут же: где под белой березой, где под зеленой сосной. И не могли сообщить родным, где похоронены герои. Да и некому было писать эти «похоронки»: тут же гибли те, кто хоронил своих боевых друзей. Раненых оставляли в селах, жители которых, рисковали жизнью, прятали и лечили их.
    Кончались боеприпасы, продовольствие, и неоткуда было ждать помощи. Так погибали остатки Юго-Западного фронта, своею гибелью срывая гитлеровский «блиц-криг».
    Наш батальон был на самом дне киевского котла с начала и до конца окружения, и полностью испил эту героически-трагическую чашу, выпавшую на долю защитников Киева. Вот несколько примеров:
    Немцы пытались захватить аэродром в Борисполе, на котором еще оставались наши самолеты. С трудом и потерями атаки немцев были отбиты, самолеты взлетели.
    У города Яготин, вблизи села Борщаговка мы строили гать через болото. Фашисты открыли по этому месту ураганный  огонь артиллерии и густо бомбили с самолетов. Бойцы прыгали, пробивая тонкий октябрьский ледок, в эту болотную жижу. Те, кому удавалось живыми из нее выбраться, вылив липкую грязь из сапог, сушили обмундирование на собственных телах. Это в октябре-то!     Никто не знает реальных цифр потерь защитников Киева и, наверное, многие погибшие так и остались для их родных «пропавшие без вести», нет их ни среди мертвых, ни среди живых. Навек остались они неизвестными. Но ведь на войну они шли известными: лейтенантами и рядовыми, а вернулись с нее под «вечный огонь» на Киевском Кургане Славы «Неизвестным солдатом».
    Такова страшная жестокость той войны. Погибли безвестными в окружении многие советские воины. Погиб весь штаб Юго-Западного фронта вместе с командующим генерал-полковником М.П.Кирпоносом,  членном Военного Совета, секретарем ЦК КП(б)У М.А.Бурмистренко, начальником штаба фронта генерал-майором В.И.Тупиковым и другими генералами и офицерами.
    О сдаче Киева Совииформбюро сообщило только на третий день. Как писал в своей статье «Июнь-декабрь 41-го» бывший тогда главным редактором газеты «Красная звезда» Д.Ортенберг, «было указание: о сдаче Киева не распространяться. Семь корреспондентов-журналистов… не прислали ни одной строчки. Связь с ними прервалась». Видимо они погибли. Выходя из окружения, погиб и писатель Аркадий Гайдар.
    И некому ныне подробно описать то непростое время обороны Киева, о которой военный писатель В.Карпов в своей книге «Маршал Жуков» (с.317) справедливо сказал: «Стойкость и мужество частей Юго-Западного фронта спасли страну».
    Мне, наверное, в числе немногих удалось выжить в это трагическое время. При попытке «просочиться» через линию фронта я попал в плен.
     Довелось мне, участнику обороны Киева, принимать участие и в его освобождении.
     И вот теперь думаю: найдется ли человек, который подобно А.Солженицыну, в свое время описавшему первую трагедию Юго-Западного фронта 1-й Мировой войны в книге «Август четырнадцатого», напишет другую книгу – о второй трагедии Юго-Западного фронта Великой Отечественной войны? Пусть назовет ее «Июль-октябрь 41-го».
    Юго-Западный фронт своей гибелью спас страну от блицкрига. После тяжелейших боев у станции Березань от Батальона осталось человек 25-30. Собрал нас комбат и заявил, что боеприпасов больше нет, прорываться из окружения нечем. Разбил оставшихся в живых бойцов на группы по 3-4 человека и приказал самостоятельно просачиваться через линию фронта. Сбор был назначен в городе Сталино (ныне Донецк). Просачивались, но не все. Кому-то удалось, а многие погибли. А кто знает, сколько безоружных, изможденных, обессиливших или  раненых попали в немецкий плен, в рабство и превратились в дым и пепел крематориев, в пыль каменоломен или угольных шахт?
    Так погиб и наш 409-й саперный…
    При двухнедельном просачивании, больше по ночам, пытаясь найти где-нибудь, хоть какой-нибудь проход заснули под утро в посадке возле какого-то хутора, куда мы побоялись зайти ночью. А утром, сквозь сон, услышали тарахтение повозки и увидели стоящих над нами двух немецких солдат с направленными на нас винтовками, и услышали слова: «Русс ауфштейн!».

                                        В ПЛЕНУ

    Нас было трое: я, повар нашего батальона, еврей Овштейн и еще один капитан, фамилию я не помню. Так нас взяли в плен. Не буду описывать, как гнали нас по дорогам, как, увидев отсеченную в боях саблей голову немца, хотели расстрелять каждого десятого, как несли на себе по дорогам раненых, сами обессиленные, а конвоир подгонял: «Шнель, шнель!» и когда невмоготу раненые просили их оставить, а немец расстреливал их в упор. И как в плену, обезумевшие от голода, кидались пленные к повозке с морковкой и свеклой, привезенной колхозниками и, несмотря на оклик: «Цурюк!» (назад) продолжали бежать, и тут же были расстреляны, и когда спали на земле и в дождь, и в мороз, подкладывая под себя шинель, а второй укрываясь, а утром их находили мертвыми. И когда обезумевшие от холода кинулись разбирать кем-то  подожженную крышу примыкающей к лагерю конюшни чтобы взять кусок доски и погреться, а из пулеметов с вышек их расстреливали и они сыпались с крыши, как горох.
    И сейчас, вспоминая эти ужаса – кровь стынет в жилах. Это было в пересыльном лагере у села Гоголево Киевской области. 20 дней, в течение которых мы были в этом лагере, нам не давали ни крошки хлеба, ни ложки баланды.
    В лагере немцы отыскивали евреев и, если находили, тут же расстреливали. Так однажды обнаружили Овштейна, где-то отбившегося от нас. И вот мы видим: подходит к нам Овштейн в сопровождении немца, весь избитый, а к немец, показывая на него, спрашивает: «Юда?». Мы говорим – нет, он украинец, повар нашего батальона. Так и спасли его. В лагере мы называли, по его просьбе, как Радченко Алексей Михайлович, хотя на самом деле его звали Овштейн Абрам Моисеевич. После этого он от нас не отбивался. Овштейн рассказал, что хотел поискать кого-либо из знакомых, а напоролся на немца. Тот его заподозрил и стал избивать. Заставил снять штаны,