Аbraxas kadavras

внезапного натиска снаружи, и в комнату ворвался пылающий искренним негодованием Персик. Взгляд пёсика обежал комнату, ища, на чём бы выместить всю переполнявшую его досаду, и остановился на незнакомце, вспыхнув настоящим восторгом.
– Персик!  – ахнул Мельников, поняв, что сейчас произойдёт нечто непоправимое. И зажмурился, чтобы этого не видеть...
***
...Это был ад. Хотя и не было здесь ни котлов, ни сковородок с поджаривавшимися грешниками, ни озёр кипящей серы. А было просторное помещение с огромным, почти что во всю стену, окном с цельным, а не витражным, стеклом (да это же колоссальные деньги! – невольно подумал юноша), за которым высились невероятные по своей архитектуре, но поразительно безликие здания, сиявшие сверху донизу такими же гигантскими стёклами. Из-за окна нёсся несмолкающий ни на секунду грохот и рёв, словно там маршировали и беспрестанно сражались сразу все армии, какие только были на Земле за всю историю её существования. А небо и всё пространство между зданиями было исчеркано нитями чёрной паутины, удивительно толстой и явно прочной... "Не хотел бы я встретиться со здешними пауками," – с содроганием подумал юноша. И в этот же миг, словно подслушав его мысли, мимо окна промчалось нечто огромное, цеплявшееся за одну из нитей тоненькими ручками, росшими у него прямо из спины. Юноша с омерзением и ужасом отвернулся – и встретился глазами с молодыми людьми в самой странной одежде, какую только ему доводилось видеть.
– Die Mephistopheles, – представился один из них. "Разрушитель," – вспомнил значение этого древнееврейского слова юноша, и его тело покрылось холодным потом. "Дьявол! Но почему Он говорит о себе во множественном числе? Потому что Их двое," – тут же ответил сам себе юноша. – "Но почему их двое? Каббалисты говорят об анти-троице, а не об анти-паре... Так где же третий?" Скрипнула дверь, не замеченная юношей раньше, и в помещение вошёл чёрный пудель, похожий на забавную детскую игрушку. "Вот и третий," – со странной смесью облегчения и страха подумал юноша. Пудель внезапно ощетинился и на напружинившихся ногах двинулся вперёд, глухо рыча и всё выше вздёргивая верхнюю губу, обнажая совсем не игрушечные клыки.
– Perser! – крикнул один из молодых людей. "При чём тут персы?" – удивился юноша. Пудель остановился, не дойдя до нарисованной на полу пентаграммы буквально шага. Подумал. И прыгнул на юношу чёрным мячиком, ощерившимся клыками и заливающимся истошным пронзительным лаем.
– Аllmächtiger Gott, auf dich traue!* – закричал юноша, мигом утратив последние крохи самообладания. И в панике бросился в открытую дверь, ища спасения...
***
...– Персик, фу! Сидеть! – крикнул Егоров маминому пудельку, вздумавшему появиться в его комнате столь несвоевременно. Персик, сам ошеломлённый эффективностью своей атаки на незнакомца, послушно сел, виновато покачивая хвостом и опустив уши.
– Не знал, что дьявол боится собак, – удивлённо пожал плечами Мельников. – Нигде в книгах об этом не было ни слова.
– Теперь знаешь! – огрызнулся Сергей, словно во всём произошедшем виноват был именно Никита. – И что же делать?
– Может, догнать? – неуверенно предложил Мельников.
– Так чего же мы стоим?! – всплеснул руками окончательно выведенный из себя – в основном собственной недогадливостью – Егоров. – За ним!..
***
...Юноша потом так и не смог вспомнить, как очутился на улице. Просто тёмный коридор, в который он попал, выскочив из комнаты, вдруг сменился залитым ярким солнцем пространством, отделанным и справа, и слева, и под ногами гладким серым камнем, какого юноша не видел до этого ни разу в жизни. Грохот и рёв, слышимые им в комнате дьявола, здесь стали просто оглушительными, но юноша всё-таки расслышал звонкий цокот по этому камню копыт девушки – дьяволицы?! – прошедшей быстрой походкой мимо него. Девушка была одета в такое вызывающе открытое и короткое платье, что юноша задохнулся от ужаса и восторга, и, покраснев до корней волос, поспешно отвернулся. Однако ему вполне хватило времени, чтобы убедиться: дьяволица ничем не отличается от его человеческих соотечественниц... ну, разве что копытами, загорелой, как у крестьянок, кожей и странным лицом, чересчур ярким, словно его нарисовал начинающий художник. Не в силах удержаться, юноша бросил украдкой взгляд вслед дьяволице и поразился стройности её обнажённых ножек, летящей походке и независимости телодвижений. Хвоста с кисточкой на конце, рожек на голове, да и копыт – теперь он видел, что ступни у девушки (всё-таки девушки!) самые обычные, просто обуты в невероятного фасона туфельки, а цокает она головокружительно высокими каблуками этих самых туфелек – не было, и юноша усомнился, что перед ним сверхъестественное существо. "Но если это не ад, и вокруг меня – не демоны, то где же я?" – подумал он, озираясь. И замер, глядя широко открытыми глазами на здание напротив, украшенное по фасаду величественными колоннами. "Рим?!" – изумился он, но тут же отверг это предположение – Ватикан ни за что не допустил бы подобных платьев у самых своих стен. Греция? Туда власть Папы не доставала, но законы, введённые там османами, были, пожалуй, ещё строже. "Эллада!" – движимый наитием, выдохнул юноша. – "Ну, конечно же, это Эллада, языческая и древняя! Я перенёсся не только в пространстве, но и во времени! И где-то здесь живёт, быть может, ещё Геракл, Ясон строит свой "Арго", и Парис только собирается похитить прекрасную Елену!" юноша задумчиво посмотрел туда, где скрылась так поразившая его девушка. Не была ли она той, из-за которой разразилась великая война и Троя была стёрта с лица земли? Или... ещё не стёрта?
Юноша ощутил сильное головокружение и почти что упал на лавочку, оказавшуюся так кстати рядом. Сердце его колотилось с такой силой, что едва не проламывало грудную клетку, он задыхался от окутавших его почти что зримыми миазмами  запахов перегретого асфальта и угарного газа из двигателей сотен автомобилей, проносившихся мимо, а в глазах его всё темнело и плыло. Но этот всплеск эмоций и впечатлений, невероятный в его родном восемнадцатом столетии, оказал на него и благотворное, хотя и неведомое ему ещё, воздействие: перенасыщенная адреналином кровь так ударила по искалеченным туберкулёзом лёгким, что вымыла из них львиную часть токсинов, а выхлопные газы буквально изнасиловали его иммунную систему, заставив её сопротивляться с немыслимой до сего дня яростью. И одновременно с отравлением бороться и с туберкулёзом тоже. Юноша не знал этого, но то, ради чего он пошёл к мейстеру Байзелю, свершилось – он начал выздоравливать! И впереди его ждала долгая – и весьма плодотворная – жизнь.
В таком полубессознательном состоянии его и обнаружили выскочившие на улицу Сергей и Никита.
– Не похож он на дьявола, – рассматривая сидевшего на лавочке возле подъезда юношу, сказал Мельников. – Ну вот ни капельки не похож.
– А ты, конечно, точно знаешь, как выглядит дьявол, – хмыкнул Егоров, морщась от боли – сбегая с лестницы, он споткнулся и едва не пересчитал её ступеньки собственной головой. От падения его спасла только реакция – он успел едва ли не на лету схватиться за перила. Но ногу он себе всё-таки подвернул, и теперь хромал и ойкал на каждом шагу.
– Ну, не точно, – протянул Мельников, припоминая подробности. – Однако во всех книгах его рисуют... ну, как чёрта, вообще-то: с рогами, копытами и всем прочим, что полагается чёрту. Плюс запах серы при его появлении и резкое похолодание, что, скорее всего, вызвано эндотермическим характером процесса перехода из одного мира в другой, то есть из ада – в наш мир.
– Не знаю, как пахнет сера, но вот холода я точно не ощущаю, – ехидно усмехнулся Сергей, утирая пот со лба – начало июня в этом году действительно выдалось на удивление жарким. Так что появление пары-тройки дьяволов было бы одобрительно встречено многими жителями города.
– А что он там крикнул, убегая? – задумчиво потирая подбородок, спросил Никита.
– Понятия не имею, – равнодушно подал плечами Сергей. – Я по-дьявольскому не разумею.
– А мне показалось, что это было не по-дьявольскому, а по-немецки... – больше сам себе, чем Егорову, сказал Мельников. Внезапно просияв, он вытащил свой смартфон. И поспешно нашёл приложение голосового переводчика, скачанное им больше для развлечения, чем для дела. Кто же знал, что это развлечение может реально пригодиться?
– Кто вы? – найдя русско-немецкий вариант перевода, спросил Никита.
– Wer sind Sie? – послушно проскрипел смартфон. Юноша вздрогнул, услышав родную речь, и его взгляд стал осмысленным.
– Mein name ist Johann Wolfgang Goethe, – разлепив пересохшие губы, ответил он.
– Меня зовут Иога́нн Во́льфганг Гёте, – равнодушно перевёл смартфон. Егоров и Мельников переглянулись.
– Гёте? Не Мефистофель? – уточнил Никита, ещё на что-то надеясь.
– Mephis... Nein! Ich Bin Goethe! Goethe! – дёрнувшись, словно реально ощутив прикосновение раскалённых щипцов палача, закричал юноша.
– Ну, дела-а... – протянул Сергей и обречённо вздохнул. – За это двойкой мы уже не отделаемся.
– Мы вернём его обратно, – твёрдо сказал Никита. – Пентаграмма нарисована, стробоскопы подключены, заклинание, как выяснилось, работает... Идёмте! – обратился он к юноше.
– Gehen! – отозвался смартфон.
– In die Hölle? – с невольной дрожью спросил Гёте.
– В ад? – перевёл смартфон, которому было всё равно, что переводить.
– Не в ад, – покачал головой Никита. И добавил, назидательно воздев палец вверх: – Домой!..
***
Мейстер Байзель всё ещё крестился и начинал читать то Credo in Deum, то Pater noster, а то и вовсе Ave Maria**, сбиваясь и путая слова, когда в центре нарисованной его собственной рукой пентаграммы что-то сверкнуло, бухнуло, и перед остолбеневшим, как жена Лота, алхимиком возник его исчезнувший невесть куда посетитель. Не обращая на проглотившего язык Байзеля ни малейшего внимания, Гёте обошёл его, как неодушевлённый предмет, и двинулся к выходу из подвала, рассуждая о чём-то вслух.
– Мефистофель... – явственно произнёс он, проходя мимо мейстера. – А неплохое имя, надо будет его обязательно использовать...
Юноша был так увлечён этими мыслями, что даже не заметил, что кашель, мучивший его до этой ночи ежеминутно, больше не даёт о себе знать. Впрочем, теперь у него было время понять это – целых 64 года, которыми он распорядится вполне разумно, оставив потомкам грандиозное литературное наследие. И главное место в этом наследии по праву займёт "Фауст" с хромоногим Мефистофелем, чёрным пуделем и путешествием в Древнюю Грецию. К Елене Прекрасной...
***
...– И всё-таки я не понимаю, – на миг прекратив оттирать с пола пентаграмму, сказал, отдуваясь и утирая пот со лба, Егоров, – почему появился Гёте, а не тот, кого мы на самом деле вызывали?
– Совпадение частотных характеристик наших мыслей – Гёте, по-видимому, тоже думал о дьяволе – вызвало резонанс, связавший нас с ним в единую систему. И пространственно-временной пробой произошёл по направлению этого резонанса, как по пути наименьшего сопротивления, – пояснил Мельников, укладывавший стробоскопы в свою сумку. – Добавь к этому, что дьявол, по определению ведущих философов – это всего лишь персонификация мирового зла, которое на самом