Гости у нашего порога

соседских "амуров" было.
 - Анчутка просто так своих полюбовниц не отпускает! - не согласилась баба Фрося.
 - Поживем - увидим!
 Но её призыв остался втуне. Надо знать наших деревенских старушек - даже полностью потеряв здоровье, они сохраняют неуемное желание всюду совать свой нос.
 И баба Фрося, дождавшись ночи, слезла с печи будто бы по "нужному" делу, а сама обогнула плетень, да припасенным с вечера мелком кресты над дверью и окнами дома Перегудовых намалевала, Да так хитро их на побелке дома расположила, чтобы со стороны приметить было трудно.
 - Вот, теперь пусть попробует зайти!
 Близилась полночь, и довольная собой старушка поспешила восвояси.
 - Где вас ночью-то носит, мама, - пробурчал спросонья Федор, поуютнее устраиваясь рядом с женой, - в темноте что-нибудь себе сломаете!
 Всё случилось одновременно - и полночный бой "ходиков", и страшный грохот и режущий ухо звук жуткого, буквально звериного вопля.
 Испуганные Шестаковы подскочили на постелях.
 - Сколько раз я тебе, курья голова, говорил, что нельзя матери на печи стелить, - ругался на жену Федор, пытаясь трясущимися руками зажечь керосиновую лампу,- стара она, как кошка-то по печам прыгать!
 Сама же Серафима, горько подвывая от страха, бросилась к печи:
 - Да, я ей предлагала....
 И тут, внося в эту неразбериху ещё большую сумятицу, раздался и голос бабы Фроси, и новый жалобный крик.
 - Да живая я, живая! Это на улице, чёй-то деится!
 Шестаковы, кто в чем был выскочили на улицу.
 А там.... Даже отшагавший с пехотой от Смоленска до Будапешта Федор и то никогда такого страха не испытывал.
 Луна, хотя и не будучи полной, хорошо освещала соседский двор, и было видно, как по нему в одной рубашке мечется Дуня, с криком убегавшая от кого-то невидимого.
 Но, судя по всему, тот всё равно её догонял, потому что она с криком падала и, извиваясь, каталась по земле, словно защищая себя от безжалостных ударов.
 - Пресвятая Дева! - в ужасе перекрестилась Серафима.
 И в этот момент почувствовала сильное дуновение ветра и мгновенную боль в руке, как от удара палки.
 - Что такое?
 - Так это он - Анчутка и есть! - раздался за спиной торжествующий голос бабки Фроси,- а я вам говорила, а я предупреждала.... А вы же сами умные, старых людей не слушаете!
 - Да делать-то что? - обернулся озадаченный Федор к матери.- Как бы Дуню-то этот изверг не убил, а потом нас обвинят! И развлекай после медведей в Сибири сказками про Анчутку!
 Но его опасения были напрасны: уже спустя несколько минут вокруг дома Перегудовых собралась половина улицы. Люди оживленно переговаривались, но никто не осмеливался подойти к избиваемой неведомой силой Дуняше.
 И даже когда нечистая сила перестала лютовать, односельчане не сразу приблизились к жалобно стонущей женщине, смущенно переговариваясь невдалеке. Первыми осмелились помочь бедолаге Шестаковы, хотя в руку Федора вцепилась мать.
 - Стой, оглашенный, подожди... как бы чего не вышло-то!
 - Да что вы, мама! Нечто я дитё малое?
 Серафима же, тем временем, в ужасе разглядывала соседку. Даже при свете луны и то было заметно, что избита Дуня в кровь. Соседи поднатужились и затащили громко стонущую от боли женщину в дом, да так и замерли на пороге.
 Керосиновая лампа хоть и теплилась, но была опрокинута и разбита, и чуду подобно, что дом не вспыхнул, а то в летнюю жару гореть бы всей улице. Все же остальные вещи превратились в груды рваных тряпок и обломков. Особенно потряс Федора вид развороченного дубового сундука, крышка которого превратилась в щепу, словно над ней немало потрудился силач с топором.
 - Так здесь Дуню и положить-то некуда,- тяжело вздохнула Серафима,- надо бы её к нам забрать!
 - Ишь, чего удумали! - высохшей грудью встала на защиту порога бабка Фрося,- нечистую силу привадите!
 С упрямой бабкой Шестаковым сражаться не захотелось, и они отвели соседку в летнюю стряпку, постелив той на скамье.
 На следующий день о произошедшем побоище гудело всё село. Дуняша на работу не вышла, да оно и понятно - и в себя приходила, и порядок в доме еле-еле навела.
 Не выспавшиеся и измученные Шестаковы, управившись по хозяйству, решили улечься пораньше, но ровно в полночь всё повторилось сначала. Опять жуткий рев и опять невидимый изверг избивал беззащитную жертву.
 Утром, выгнав коров, вторую ночь не высыпающиеся соседки - тетка Фекла, бабка Анисья и Серафима собрались вместе:
 - Надо бы Дуне-то из дома уходить! А то ведь замучает насмерть лукавый, а нам отвечать придется! - был всеобщий вердикт.
 Времена были страшные. НКВД свирепствовал, и за меньшие провинности люди пропадали в лагерях бесследно. А толковать безбожной власти про Анчутку было бесполезно.
 - А куда уходить-то? - вздохнула Серафима,- в летней стряпке у нас не проживешь! В доме и без неё теснота - ребятам уроки делать негде.
 - Свободных изб в селе нет, - отмахнулась веткой от комара тетка Фекла,- а в постоялицы кто же осмелится бесноватую запустить?
 - Не с того края, бабоньки, за дело беретесь,- заметила бабка Анисья, - не Дуньку прятать надо, а Анчутку от неё отвадить! Поп нужен!
 - Может, и нужен, да где ж его взять-то? Во всей округе ни одной действующей церкви нет!
 Постояли, повздыхали, но так ни к чему и не пришли. Да и времени не было долго толковать, да рядить о судьбе несчастной Дуняши - летняя страда, каждая минута на счету.
 С вечера Дуня все-таки улеглась спать в стряпке Шестаковых, и ночь прошла спокойно. Соседи облегченно перевели дыхание, но вскоре выяснилось, что расслабились они рано.
 В тот день ужинать Шестаковы сели поздно. Серафима, до сумерек проработав в поле, решила быстренько - на "скорую руку" испечь блинцов.
 Вся семья собралась вокруг аппетитно благоухающей стопки, когда неизвестно откуда - прямо из воздуха брызнула вода и на блины. Те сразу же превратились в нечто неудобоваримое, и Шестаковы остались без ужина.
 - Здесь он - Анчутка-то! - злорадно заявила бабка Фрося,- теперь начнет озоровать, никому покоя не будет! А нечего было бесноватую в дом привечать! Я же говорила вам, непутевым, я предупреждала....
 - Да хоть вы-то, мама, не травите душу! Ерунда всё это! - рявкнул обеспокоенный Федор.
 Но когда в последующие дни одна за другой в стряпке разбились все крынки, терпение лопнуло и у него.
 - Я тебя у бригадира отпросил,- заявил Федор жене как-то вечером,- с утра собирайся! До "большака" тебя Иван Ильич довезет, а дальше на попутках в область подавайся. Там, говорят, церковь действующая есть. И хотя я во всю эту нечисть не особо верю, поговори с попом-то, как нам от такой беды избавляться?
 Добралась Серафима до областного центра уже ближе к вечеру, а пока нашла церковь и вовсе смеркаться начало. И все же женщине повезло - батюшка оказался на месте. Вместе с каким-то ветхим старичком они перестилали полы.
 - Служба закончилась, дочь моя, - прошепелявил священник, придерживая зубами гвозди, - с утра приходи!
 - Ох, да у меня другое!
 - Так чего же тебе, болезная, - осведомился старичок, окинув взглядом измученную непростой дорогой женщину, - какая боль-беда в храм привела?
 Серафима присела на скамью, вытянув гудящие ноги, и рассказала этим людям, что творится в её деревне.
 - Свекровь говорит, что это Анчутка озорует, - задумчиво заметила она,- может и так, но покоя от него всей улице нет!
 Священник с помощником не сразу среагировали на её рассказ, продолжая свою работу. Уставшая женщина даже вздремнуть успела под монотонный перестук молотков.
 - Здесь, в приделе переночуешь, дочь моя,- предложил ей батюшка, - мы всё равно всю ночь работать будем. Завтра службу отстоишь, и в обратный путь. Подумаем, как тебе помочь.... Жди!
 С тем Серафима и вернулась в родное село.
 - Ну? - подступился к ней муж,- что поп сказал?
 - Ждать велел!
 - Да чего уж ждать-то? Скоро ни одной целой миски в доме не останется, и Дуньку Анчутка стал уже среди белого дня избивать!
 И действительно, бедную юродивую нечистая избила прямо на заготовке дров в лесу. Вся деревня видела, как некто невидимый наносил удары, а что толку-то? Как помочь женщине они не знали.
 У Федора совсем сдали нервы, и он объявил, что уходит из дома:
 - Как бирюк, в норе буду жить, но пока эта нечисть здесь шляется в дом больше ни ногой!
 - Куда это ты собрался, малахольный, - подозрительно прищурилась бабка Фрося, - уж не к Маньке ли Ремизовой? То-то тебя около её плетня видели!
 - Да как же так,- залилась слезами Серафима, судорожно цепляясь за мужа,- да что ж я одна с ребятишками делать-то буду?
 - Это ты юродивую привечала,- закричал муж,- вот и думай, что делать!
 Сама же Дуня сидела на земле у плетня и тоже горько плакала - и от побоев, и от жалости к соседке, и от чувства вины. Голосила, и гладила ластящегося Полосатика:
 - Один ты у меня остался! Одна надежда и опора!
 И вот в эту сумятицу и ворвался тихий голос незнакомца:
 - Мир вашему дому!
 На пороге дома Шестаковых стоял тот самый старичок, который помогал городскому батюшке полы чинить. В руках у него был небольшой узелок
 - Это ещё кто? - нахмурился Федор.
 - Афанасием меня кличут,- с готовностью представился тот,- жена твоя недавно у нас в храме была, на проделки лукавого жаловалась. А я полы должен был сначала доделать, не люблю начатую работу бросать! Справился, да пришел.
 У Шестаковых вырвался вздох облегчения.
 - Помоги, старик, век благодарен буду, - взмолился хозяин дома,- сам видишь - беда у нас!
 - Где юродивая-то? - осведомился тот.
 - Здесь я, - прогудела Дуня, встав во весь рост, - вот, плачу...
 - Не надо плакать - горю слезами не поможешь. Веди меня в дом, болезная! А вы,- обратился он к Шестаковым,- то же идите за мной! Креститься не разучились?
 - Кто на войне побывал, креститься никогда не разучится,- проворчал Федор, следуя за гостем.
 Войдя в дом Дуняши и внимательно изучив царящий там беспорядок, Афанасий присел на чудом уцелевшую лавку, и, развязав узелок, вытащил из него большой медный крест, книгу в затертом переплете, пучок каких-то веток и три свечи.
 - Держите,- сунул он свечки Федору и Серафиме, - и глядите на меня. Как начну "Отче наш" читать - повторяйте. И про крест не забывайте!
 Старик зажег свечи и распалил задымившиеся пряным ароматом прутики неизвестного растения.
 Что происходило дальше, мать рассказала Алле много лет спустя:
 - Какого же мы страху натерпелись тогда, доченька! По мере того, как старик молитвы читал, вещи в доме начали сами собой прыгать, да подскакивать, и как будто кто-то подвывал и стонал! Я в Федора вцепилась, да и он, Царствие ему Небесное, побелел, как мел.
 По словам Серафимы, Афанасий принимался читать свои молитвы вновь и вновь, и с каждым разом его голос звучал все громче и настойчивее, а потом резко обернулся к трясущейся от страха Дуняше:
 - Кто ж так над животным-то поиздевался?
 - Над каким животным? - оторопели присутствующие.
 - Да вот он - ваш Анчутка, или как он там себя накликал - Полатий Львович!
 И внезапно старик вытащил из-под припечка Полосатика. Несчастный кот был без сознания, бился в конвульсиях, а из его пасти шла пена. Афанасий жалостливо провел рукой по красивой полосатой шерсти зверька.
 - Какой редкий у него окрас, как у тигра! Ну-ка, говори, Дуняша, кому ты на отсутствие в доме мужика жаловалась, и к какому делу ты тогда кота