прятать старое тряпье гражданки Штырь.
Открыв калитку ведущую на территорию лодочной станции, он подошел к сараям, где хранился инвентарь. Всё было тщательно закрыто на добротные замки.
Но откуда же волокла свой узел Ядвига?
День уже клонился к закату, и ранние осенние сумерки наползали на реку. С лугов наплывала пелена густого молочного тумана. Стало холодно и... жутковато!
Тимохин весьма кстати вспомнил, что ему ещё надо купить к ужину хлеб, и поспешил покинуть улицу Речную.
- Завтра с утра закончу обход! Авось за ночь пенсионерки друг друга не поубивают!
Но и за ужином, и коротая вечер рядом с женой за просмотром телепередач, он думал только об одном: куда мог Петр засунуть украденное у Штырь тряпье?
Федора Ивановича, конечно, интересовало, и зачем он воровал у Ядвиги рухлядь, и что произошло в будке в ту ночь, но больше всего занимала эта, казалось бы, незначительная подробность.
Утром на планерке он отчитался о проделанной работе, но не стал упоминать про странные ночные перемещения Ядвиги с узлом на плече. Тимохин был твердо уверен, что какой бы злостной стервой не была гражданка Штырь, убивать Петра из-за несколько панталон она не станет. Заявление в полицию - это крайнее на что она способна!
Ближе к обеду он вновь оказался на Речной улице и увидел кучку женщин у дома Калаберды, окруживших увлеченно размахивающую руками тетку Настю.
- Это учительша твоего кота, Галина, убила, - громко верещала та, обращаясь к одной из слушательниц,- я всегда знала, что она живодерка! Вот и Петра так багром приложила...
Завидев участкового женщины замолчали, неодобрительно наблюдая, как он подходит к ним.
- Что же это такое, Федор Иванович, - нахмурилась одна из них - Светлана Перегудова,- если Штырь убила Крючкова, то почему вы её не арестовали?
Тимохин смерил неласковым взглядом сразу же спрятавшуюся за чью-то спину Калабердиху.
- Потому что не могу ответить на главный вопрос следствия: зачем гражданке Штырь убивать Петра?
- Так это... вещи?
- Какие вещи? - вежливо поинтересовался он.- У покойного не было ничего, на чтобы мог польститься даже бомж!
- А тетка Настя видела...
- Она видела, что Ядвига Львовна тащила узел! И всё! Что в этом узле было, откуда она его несла, гражданка Калаберда точно не знает, а лишь догадывается. И из-за её догадок я должен человека в тюрьму посадить? Вот если бы Штырь обиду на него какую затаила...
И вдруг выступила доселе молчавшая Марья Перегудова:
- Когда Ядвига молодая была, Петр к ней сватался, а её отец ему отказал. Лев Штырь заведующим магазином работал, а отец Крючкова - пьянь пьянью, все пропивал, и семья в нищете жила. Вот Штыри и дали Петру от ворот поворот.
Петр и Ядвига? От удивления Тимохин даже крякнул.
- Вы ничего не путаете? Она же его лет на десять старше, да и...
Он не стал озвучивать дальнейших резонов. Итак было понятно, что откровенно некрасивая, к тому же сварливая баба не пара местному "Казанове".
- Нравилась Ядвига Петру, - возразила тетка Марья. - В молодости она была недурна, а ещё как приоденется! Помнится, пальтецо у неё такое плисовое было да ещё шапочка кроликовая модная, сапожки на каблучке... Залюбуешься, аккуратная словно куколка!
Ну, если пугало считать "куколкой"...
Впрочем, кое-что насторожило Федора Ивановича:
"Уж не про то ли старое пальто и облезлую шапку идет речь?"
- Мало ли,- неопределенно вздохнул он,- кто и за кем тридцать лет назад ухаживал! И пусть даже Ядвига Львовна оказалась такой злопамятной, за что Петру-то было мстить? Это ведь она ему отказала, а не он ей! Так что, милые гражданочки, поменьше слушайте сплетни злопыхателей!
Калабердиха моментально смылась под защиту своих собак, а все остальные женщины, возбужденно переговариваясь, разошлись по домам.
Дело приобретало всё более и более странный оборот.
Участковый вновь пошел к дому Воронцовой.
Бабка Фрося, сидя во дворе на низенькой скамеечке, шелушила чеснок.
- Надо успеть до Покрова дня посадить,- пояснила она,- вот-вот погода испортится. Все косточки у меня выворачивает, так и ноют, так и ноют...
Может, погода и собиралась испортиться, но сейчас было томительно жарко, и Федор Иванович с удовольствием выпил ковш колодезной воды.
- Правда, что по молодости Петр за Ядвигой Львовной ухаживал? - не стал он ходить вокруг да около.
- Правда! - не стала отрицать старушка. - Штыри богато жили, а он из единственных штанов вырос. Ноги как у журавля торчали! Какая он был пара Ядвиге? Вот ему и отказали! И, судя по всему, правильно сделали.
- А как сама Ядвига Львовна к Петру относилась?
- Никак! Отец так решил, а она всегда была послушной и разумной дочерью!
Бабка Фрося покосилась на участкового:
- Калабердиха говорит, дескать, ты думаешь, что это Ядвига Петра укокошила?
Тот пожал плечами.
- Всякое бывает!
- Нет! Она его не убивала,- категорично мотнула головой старушка,- я точно знаю. Его сатана убил!
- Принимаю, как версию,- уныло вздохнул Тимохин, и уже более заинтересованно осведомился,- а как Ядвига узнала, что краденные у неё вещи у Петра находятся? И где он их прятал?
- Так они же с бесом про них говорили! Ядвига догадалась, и я догадалась... Петр, покойный, ведь крепко над ней издевался: Плюшкиной дразнил, всё спрашивал, мол, где запропал "мильнер", за которого старый Штырь её прочил? Хвалился, что ради свободы в сто раз больше барахла бросил!
- А она?
- А что - она? Радовалась, что отца послушалась, да с таким обормотом жизнь свою не связала! Петр же ещё больше ярился, всё ей что-то доказать пытался... всё бесовским наущением!
- Ну уж и бесовским! Как статью за тунеядство отменили много народа пустилось во все тяжкие ради "свободы". Крючков хоть работал. А где же Ядвига вещи-то свои нашла?!
- А их искать не пришлось! Когда мы с ней услышали, что вор - Петр, то не удержались. Сама бы Ядвига не отважилась к нему зайти да ещё ночью, а вместе нам было не так страшно.
- Да ещё хотелось взглянуть: с кем же он такие беседы ведет? - проницательно заметил Федор Иванович.
Уж он-то хорошо знал свой контингент! Любопытным бабам даже ад не страшен.
Бабка Фрося кинула на него недовольный взгляд, но огрызаться не стала.
- Петр был один. Сидел за бутылкой водки - злой, как слепень. Увидел нас и сердито спрашивает: "Чего, старые кошелки, по ночам таскаетесь!" Мы - так, мол, и так, верни украденное. А он: "Нет у меня ничего! Ищите! Коли сыщите, ваше будет!"
Старушка быстро перекрестилась:
- И только он это сказал, как прямо из воздуха стали падать на нас Ядвигины вещи! А Петр как закричит кому-то: "Это нечестно!" Хвать багор со стены! И стал им кого-то в воздухе бить... страсть! Мы с Ядвигой перепугались, да из будки выскочили вон. А Петр споткнулся, багром зацепился за проволоку, что поперек комнаты висела...
Действительно, висела. Федор Иванович знал, что на ней Крючков развешивал мокрое белье после стирки.
- ... и упал. А багор в этот момент соскочил с проволоки, да прямо супостату на затылок и приземлился. Да так точно, как будто кто его невидимой рукой приложил!
Интересный поворот дела.
- И что же дальше?
- Мы посидели с Ядвигой около моего дома, отдышались, да стали кумекать, что дальше делать. Там же везде её вещи были разбросаны! Сразу нас к делу приплетут! И кто же поверит, что мы ни причём? Вот, Ядвига для храбрости валидол под язык сунула, да и пошла назад в будку... А эта дурында Калабердиха её увидела, когда она назад возвращалась.
Федор Иванович растерянно почесал в затылке. И что писать в протоколе? Что гражданин Крючков в приступе белой горячки бегал за чертями, а они его по темечку стукнули багром, предварительно засыпав двух свидетельниц старым тряпьем? Или рассказать о тридцатилетней давности неудачном романе, так больно ударившем Петра Крючкова по самолюбию, что он не оправился до конца жизни?
Чушь какая-то... Но человек-то мертв!
- По рассказам очевидцев, - докладывал он на следующее утро на планерке, - убитый накануне много пил, и в приступе белой горячки за кем-то бегал с багром вокруг будки. Не мог ли он часом сам себя по затылку приложить, зацепившись за что-нибудь?
- Характер удара не тот! - возразил криминалист.
- Ну тогда не знаю! - с чистой совестью отчитался Тимохин - На Речной все считают, что это несчастный случай, потому что никого из посторонних в тот день у Петра не видели!
За окном пошел мелкий осенний дождик. И трудно было даже представить, что ещё вчера по-летнему светило солнце. "Пропала рыбалка,- тоскливо подумал Федор Иванович,- теперь всё развезет. К пруду не проедешь! А всё эта собачья работа: бегаешь, высунув язык, вынюхиваешь, копаешься в чужом белье...".
Ему сразу вспомнились оранжевые уточки, и Тимохин тихо фыркнул, вызвав недовольный взгляд начальства. Впервые он подумал о Ядвиге Львовне с симпатией и сочувствием. Подвергаться столько лет такому нажиму! И понадобилось вмешательство потусторонних сил, чтобы она, наконец-то, избавилась от назойливого внимания неудачливого жениха.
| Помогли сайту Реклама Праздники |
Уже который читаю - не оторваться