Искра

Первоначальный вариант названия "О любви к лошадям".


Казалось, этой лошади не найти для себя подходящего седока. Каждый раз, когда кто-то подходил к ней, она недовольно прижимала уши. А уж попытаться её покормить или просто погладить – совсем невозможно. Угрожающе фыркала, стучала копытом по земле и отворачивалась. А особенно настырных так и норовила укусить. Можно было подумать, что лошадь нервная, пугливая и очень не общительная. Даже её сородичи старалась держаться от неё подальше. Лошадь вела себя гордо и обособленно, будто другие были недостойны её компании. И пусть эльфы бережно обращались с животными, но и те боялись к ней приближаться, чтобы не встретиться с её копытами и зубами. До такой степени была своевольна, даже редко паслась на паддоке*, предпочитая свободно бегать по лугам. А уж, чтобы загнать на конюшню – и речи быть не могло.

Неудивительно, что они с Карантиром нашли друг друга.

Конечно, лошадь сперва отнеслась к нему с подозрением и недоверием, проявив свой необузданный норов, когда Морьо протянул к ней руку. Тот неумолимо смотрел в её глаза, не отводя взгляда, с уверенностью заявляя, что отступать не намерен. Проявив свой собственный неугомонный темперамент, не менее упрямый, чем у самой лошади. При этом, не выказав никакой грубой силы, столь привычной Карантиру.
Возможно, лошадь просто ждала именно своего седока, не давая никому подойти близко, тем более – обуздать. Отвергая любого, ни сколько в силу своей норовистости, а сколько нехватки характера у других. Можно подумать, что своим поведением она проверяла всех этих претендентов, заявлявших о праве надеть на неё уздечку. Кто-то сразу бросал это безнадёжное дело, стоило кобыле начать лягаться – не заставлять же насильно. А кому-то даже удавалось сесть верхом. Но тот и минуты не продержался – лошадь тут же сбрасывала эльфа со спины.

Но Карантир прошёл проверку на вшивость. Возможно, в кои-то веки проявил терпение, а может всё дело в его упрямстве.
Кто бы мог подумать, но Карантир души не чаял в своей стройной гнедой кобыле. То с какой заботой он к ней относился, не вязалось с его обычной манерой поведения. Прямолинейный, жёсткий, вечно огрызающийся на любого, кто проявит неосторожность подойти слишком близко, казалось, не способен на нежные чувства. Хотя старательно скрывал это под маской показной грубости и недовольства.

Он дал её имя – Искра.

У самой Искры её тяжёлый под стать хозяину характер ничуть не изменился. Эльфы по-прежнему обходили её стороной, даже боясь кормить. Но это было и не нужно. Карнатир предпочитал делать это самостоятельно, как и ухаживать за ней. Искра даже смирилась с пребыванием в конюшне, когда оказалась на севере. Со стороны могло показаться, что лошадь была единственным существом, к которому Карантир был по-настоящему привязан.

Так и бывает. Животных любить проще, чем кого-то ещё. Им не надо ничего объяснять и доказывать. Отвечают с полной отдачей и взаимностью. Умеют распознавать истинные чувства и видят вещи в естественном свете. И если приложишь усилия, то будут верны до конца.

Карантир в очередной раз объезжает Искру, порой без повода, только ради того, чтобы насладиться скоростью, в которой ей не было равных. По крайней мере, для самого Карантира. Или на охоте, в гоньбе за зверем в окружении нолдор** и своры собак, оглашающих лаем весь лес, а звук охотничьего горна проносится над головами и растворяется где-то высоко в небе.

Он слезает с лошади, и можно не видеть, но с точностью знать, как после этой бешеной скачки горят его глаза настоящим живым огнём. Как он улыбается растрескавшимися на морозе губами, проводя по шее лошади шероховатой ладонью. Из ноздрей Искры валит пар, и она с благодарностью тычется носом ему в грудь.

А после он отпускает её на волю. Ведь знает, что та вернётся к нему. Всегда возвращалась.