поеду в Европу с Андреем Владимировичем.
– Слово-то какое – прехзентация. И что она делает?
– Не она делает, а там представляют мою книгу, выступают люди, говорят, – рассмеялся Ферропонтий.
– Это вроде партийного собрания, значит?
Закадыкин опять рассмеялся.
– Можно считать, что вроде партийного собрания. Только она, так принято, обычно бывает вечером.
– Понятно, как в военные годы, – кивнула одна старушка. – А танцы после этой прехзентации будут?
– Нет, танцев не намечается, – разочаровал старушек Ферропонтий. Люди будут обсуждать между собой книгу, делиться мнениями.
– Понятно, как на съезде партии, – оживилась другая старушка. – Я помню, как там всё проходило. Два раза избиралась делегатом.
– А жаль, что танцев не будет. Пригласили бы лезгинов. Ох, вот же они танцуют. И свистят, и гикают хорошо. Получится настоящая прехзентация.
– Ну, мне пора – заторопился Ферропонтий и поднялся к себе.
Вскоре перед зеркалом опять стоял Андрей. Только не прежний Андрей. Он заметил, что в уголках глаз появились морщинки, а сами глаза как-то потускнели. Нет в них былого огня.
***
Через минут тридцать он уже был на работе. К нему зашла Юлия.
– Мне, только что, звонил Мухаммед и просил срочно вылететь, – сообщил Андрей. – Я надеялся, что смогу немного оттянуть отъезд, но ничего не получается.
– Конечно, надо непременно лететь, – согласилась Юлия. – Я понимаю, что вы хотели присутствовать на презентации, однако дела фирмы важнее всего. Будет фирма – будут и следующие мероприятия. Я уверена, что Ферропонтий Пантелеевич еще много книг напишет.
– Конечно, Юленька, – неуверенно кивнул Андрей, а сам думал: «Найду Любу, будут ещё презентации, не найду - прощай Ферропонтий. Обоим нам уже не быть».
***
Гости все прибывали и прибывали. Ферропонтий Пантелеевич переходил от одной группы к другой. Валерий Львович пришёл с Серафимой Ильничной. Была и Юлия с Василием, но они старалась держаться подольше от Закадыкина. Было ясно, что женщина недолюбливает его, и пришла только затем, чтобы не обидеть шефа.
Все ожидали начала самой презентации. Открыть её должен был Валерий Львович. Серафима Ильинична нарядилась крайне экстравагантно: на ней было платье, с изображением жизни подводного мира. Весь наряд украшала бахрома, и когда его хозяйка двигалась, казалось, что рыбки заплывают за бахрому, там прячутся, а потом снова выплывают. Кожаный пояс платья заканчивался пряжкой в виде краба. Ожерелье и серьги состояли из более мелких крабов и ракушек.
Серафима Ильинична порхала, как бабочка, и её голос слышался, то здесь, то там.
Наконец Валерий Львович подошёл к микрофону и начал представлять книгу. Он говорил долго и красиво. Выступление тщательно готовилось. Серафима Ильинична смотрела на любимого, как заворожённая, и в её глазах блестели слезы. Потом Валерий Львович пригласил к микрофону Ферропонтия Пантелеевича. Тот подошёл, откашлялся, хотел начать выступление, но что-то заставило его внимательно посмотреть на слушателей. Казалось, будто некая сила мешает ему говорить. Он вновь, пристально, начал рассматривать гостей. Его взгляд остановился на одной женщине. Прижимая к груди его первую книгу, она стояла в дверях, смотрела на Ферропонтия и улыбалась. Закадыкин не верил своим глазам.
«Нет! Этого не может быть, – убеждал он себя. – У меня начались галлюцинации…».
Но всё было именно так, как он видел. В дверях, улыбаясь, стояла его Муза, его Люба.
КОНЕЦ
Дополню ещё, а сейчас нужно уйти. Успехов Вам, крепкого здоровья!