Вова был хороший мальчик, среднего роста, среднего телосложения, средней внешности и средних способностей. А когда его, призвав в армию, постригли под «ноль» и одели в форму, его усредненность стала унифицированной под стандартным названием «рядовой». Тысячи таких рядовых построили в ряды и шеренги, научили ходить строем, смотря друг другу в стандартные бритые затылки, а затем отвезли на распределительный пункт, ждать отправки в окружной распределитель, и далее, и далее, и так до части назначения. В одном из таких распределительных пунктов, затерянных где-то в Молдавии, в ожидании решения своей судьбы и оказался средний новобранец Вова.
Была поздняя осень: серая, сырая и промозглая. Территория распределителя располагалась среди довольно куцего леса и была огорожена импровизированным забором. Вова стоял у заборного столба и смотрел на вновь прибывшие грузовики с призывниками. Делать особо было нечего, оставалось только наблюдать окружающую действительность, а действительность эта была цвета серых армейских шинелей, сапог и грязи, которую они непрерывно топтали. И кто эту грязь только не месил. Русские, татары, украинцы, казахи, молдаване, галичане, узбеки, бродили кучками и поодиночке, вдоль и поперек, между палатками, в которых и размещался на ночь весь этот «личный состав».
Объединяющих факторов на данном этапе прохождения армейской службы у народа в распределителе еще не было. Общая форма, построения, переклички, уборка территории это лишь внешне напоминало единство, но внутренне каждый был сам за себя. Общих интересов ещё нет, будущее туманно и неопределенно. Что делать? Ждать… Ждать и сморкаться. Насморк стал еще одним неизменным атрибутом каждого новобранца. Все топтали осеннюю сырость. Все бродили под дождем. А на ночь отправлялись спать в палатки, прямо на земле, вокруг условно греющей буржуйки. После таких круглосуточных «процедур», у вновь прибывшего, неизменно образовывалась «течь в голове». Сначала это была лишь маленькая капелька под носом, потом ручеёк, а после первой ночи на земле, уже бурный безостановочный поток, приводил к «капитуляции» каждого, заставляя размахивать белым платком, наполняя его содержимым своей головы и затем, облегченно вздохнув, прятать его в карман, как некую завернутую драгоценность. Спустя десять-пятнадцать минут вся операция повторялась и так до полного насыщения носового платка соплями, за тем, следовала его стирка в обжигающе-ледяной воде. Так и проходили дни и ночи новобранцев в ожидании распределения.
Но среди этой одинаково одетой, но все же разношерстной публики, были и такие, которые не ждали, каких бы то ни было команд к объединению, ибо сами обладали «высокой степенью самоорганизации» в силу особенностей своей «культуры». Это - «горячие кавказские парни». Именно они добавляли остроты в постную серость распределителя. Стоило трем-пяти джигитам объединиться, и они успешно «рулили и строили» всю остальную дезориентированную массу. Сразу начинались разборки кто кому должен подносить, поиск слуг, рабов, прессинг, зуботычины…: «Ти кто? Ти чиво? Отойдем, поговорим…» Начальство, в лице нескольких «летёх» и «прапоров» смотрело на все это сквозь пальцы: «Распределительный пункт – два-три дня и «этих» тут не будет». Остальные старались не ввязываться и не связываться, обходить стороной и дальней дорогой. Но был туалет, умывальник и палатки для сна, где их пути неизбежно пересекались. И тут, «смелые» кавказские парни выцепив неугодного из толпы дружно и «героически» его прессовали, объясняя ему и всем окружающим, кто здесь главный, в то время как остальные «тюхи-матюхи» безучастно взирали на происходящее. «Не меня бьют, ну и ладно».
И вот, после очередного промозглого дня, новобранцы собрались в палатке на ночлег. Это была уже третья ночь, и люди немного привыкли к таким условиям. Человек вообще привыкает ко всему и даже ко сну на голой земле, возле еле теплой буржуйки. Средний новобранец Вова лежал, как и полагается, где-то в середине слева посередине от края. Закутавшись в шинель, он начинал засыпать, как и все остальные. В объятьях сна все ровны, все безмятежны. И когда желанный сон почти наступил, когда можно было провалиться и полететь в его блаженное царство, Вова вдруг стал замечать, как до его слуха доносится какое-то гуньденье, возня, обрывки слов. У входа в палатку опять зазвучали знакомые слова: «Ти чиво, зёма? А ну, иди сюда. Давай поговорим. Ти кто такой!». Невзирая на то, что все уже спали, Вова почувствовал как в воздухе, вокруг почти холодной буржуйки нарастает напряжение. Кого-то поволокли к выходу со словами: «Давай вийдим…» И тут, сквозь сон, Вова, с удивлением, услышал свой собственный призыв: «Русские, вставай!»
Встали ВСЕ… Сжав кулаки, народ повалил из палатки. Сонный Вова, полный решимости объяснить «чиво он тут…», ринулся на выход. За широкими спинами, где-то в трех метрах от входа знакомые голоса, перешли на фальцет: «Ми просто тут… Ми ничево…» Раздались звуки тумаков и оплеух. И, тишина… Толпа дружно развернулась и пошла спать, унося с собой разочарованного Вову, не успевшего реализовать свои намерения. Как по команде, все высморкались и легли на свои места. Вова, как и раньше, лежал в середине слева посередине от края. Сразу стало тепло и уютно. Приятное расслабление и покой. Через минуту все уже спали. И только дождик слегка шуршал по брезенту.
