В последние годы Игорь из дома почти не выходил — только в магазин за продуктами и раз в месяц на почту: оплатить квартирные издержки. Впрочем, после того, как он научился последнее делать в Интернете, остались только продукты. День, в который начинается повествование, был жаркий, солнечный. На небе ни облачка. Казалось, жара — некое невидимое мистическое существо, которое вдруг опустилось на всё земное бытие, изменив структуру окружающего существования. Кот спал в тени под орехом напротив подъезда. Орех был, пожалуй, единственным, кому в эту жару было классно. Он достигал вершиной пятого этажа и как бы через то свидетельствовал: я ещё подрасту, дайте только срок.
В кармане у Игоря была пятисотрублёвая бумажка — как раз та сумма, что позволяла без напряга просуществовать 3-5 дней до следующего набега. Перейдя через Гвардейскую, он зашёл в Никитский магазин, где отоварился почти на всю сумму: две булки белого хлеба, десяток глазированных сырков по 7.50 за штуку, пара пластиковых бутылок газированной воды "Терек", десяток яиц, четыре пирожка с печёнкой, пакет с гречневой крупой и палка копчёной колбасы "Московская"...
На выходе он столкнулся с Чирстковым.
— Привет, — сказал Сергей.
— Добрый день, — сказал Игорь.
Они отошли в сторону, чтобы не мешать посетителям.
— Ну, что нового? — спросил Чирстков.
— Да вот, не слыхал разве? В новостях передали, что на США двигаются аж два мощнейших урагана высшей категории сложности: Хосе и Мария.
— Так только ж были вроде.
— То другие: Ирма и ещё какой-то... Не помню названия. По предварительным подсчётам ущерб от них 290 миллиардов.
— Ах, как хорошо!
Игорь засмеялся.
— Я, конечно, против, чтобы там погибали люди, — пояснил Чирстков, — но за как можно большее количество разрушений. Чем больше у них внутренних проблем, тем остальному миру легче. Достали они своей демократией уже весь мир. Они теперь как проказа для всего мира. Или понос. Пусть копаются в своих проблемах...
— Пусть, — согласился Игорь легко.
— Может, прогуляемся? — предложил Сергей. — День вроде ничё...
Игорь поглядел на пакет с продуктами, который держал в руках.
— Минут 30-40, а то таскаться с этой сумкой неохота.
Они пошли по Гвардейской, потом по Комарова мимо Магнита по одну сторону и недавно выстроенного бассейна по другую. Здание бассейна, выкрашенное в белые и синие цвета, походило на гигантский океанический лайнер туристического толка. Недавно строители, чтобы выстроить сливную систему и врезаться в водопроводную нитку, изрыли почти весь парк и техникой разбили пешеходную асфальтовую дорожку, превратив ее в покрытую рытвинами полосу препятствий.
— Любопытную статью я у себя в ленте прочитал, — сказал Игорь. — Некоего Довженко...
— Режиссёра?
— Нет, это другой какой-то. Журналист вроде. Он вот про что писал. Про какого-то советского эмигранта, некоего Владимира Лефевра, психолога и математика, который выехал из СССР в семидесятые годы. Выехал он в США и там занялся разработкой идеологической социальной доктрины, согласно которой в мире существует две глобальные этические системы: в первой (так называемой западной) компромисс добра и зла считается злом, а конфронтация добром. В другой же (восточной) компромисс считается добром, а, наоборот, конфронтация злом...
— Интересно.
— Как известно, — продолжал Игорь, — любая социальная система тогда имеет значение, когда подкреплена большими статистическими данными — на этом, кстати, построена вся финансово-экономическая структура Запада. И потому Лефевр провёл глобальный статистический опрос коренного американского населения с одной стороны и выходцев из СССР с другой. И получились чуть ли не диаметрально противоположные результаты, которые свидетельствовали, что существуют две прямо противоположные этические системы, коренящиеся в ментальности западного и восточного народов. В первой системе главным определителем морали являются правила и законы, которые абсолютизируются, во второй — цели и смысл, а всё прочее (и законы в том числе) лишь сопутствующие обстоятельства, помогающие достичь этих целей и имеющие лишь относительную ценность...
— Не совсем точно, я бы сказал, — перебил Чирстков.
— Согласен, согласен. Тут только внешняя схема очерчена правильно. Внутреннее же содержание Лефевр не угадал. Я потом об этом ещё скажу. Так вот. Статистические вопросы там были такими. Например, должен ли доктор скрывать от пациента, что тот болен раком, 8 % американцев ответили утвердительно, а бывших советских утвердительно ответили 89 %. Другой вопрос. Должен ли преступник быть наказан строже, чтобы это послужило предостережением для прочих? С этим согласились 11.5 % американцев, и 89.5 советских. Чуть ли не диаметральные позиции, не правда ли? Дальше. Самый интересный, на мой взгляд, вопрос. Вы бы стали давать ложные показания в суде, чтобы оправдать невиновного? 20 и 65 % американцев и советских соответственно ответили утвердительно. Один слабоумный, кстати, в топике обсуждения объяснил этот пункт тем, что, де, в Америке суд более справедливый, чем в России — стало быть, отсюда и такое разное отношение населения к местным судам...
— Действительно, слабоумный, — согласился Сергей.
— И последний запомнившийся мне вопрос таков. Дали бы вы шпаргалку студенту, чтобы помочь ему сдать экзамен? За высказались 62 % советских и лишь 8 американцев. Ну и как тебе такие цифры?
Игорь замолчал.
— Действительно, чуть ли не прямо противоположные. И эти два мира должны уживаться на одной планете?
Оба засмеялись.
— Для чего, кстати, он всё это делал? — сказал Игорь. — Лефевр этот. Он, оказывается, дико ненавидел Советский Союз, так дико, что поставил себе целью нанести ему как можно больше вреда. Он несколько раз пытался связаться с американскими президентами — получал, естественно, отказ, но вот однажды через некоего Джека Метлока вышел-таки на Рональда Рейгана, которому и изложил свои взгляды, то есть то, что советский народ принадлежит к совершенно иной этической системе и что традиционные контакты с его элитой бесполезны. Нужна перестройка всей дипломатической стратегии. Нужно отказаться от договорённостей, заключаемых по формальному типу. С советской элитой нужно договариваться по существу. В этом, говорил Лефевр, кроется масса всевозможных компромиссов, которые советская элита может преподносить собственному народу, как крупные политические победы. Основываясь на этих рекомендациях, американцы полностью перестроили всю свою политическую стратегию по отношению к Советскому Союзу, что и привело последнего к распаду. Кстати, именно Лефевр первым придумал термин "Империя зла", которым впоследствии так успешно пользовался Рейган.
Игорь опять замолчал.
— Интересно, — сказал Сергей. — Получается, клин был вбит именно туда, где самое слабое место...
— Совершенно верно. Причём для этого оказалось совсем не обязательным вникать в подлинную суть русской ментальности. Достаточно было уяснить внешнюю схематичность... Кстати, вроде бы как ветерком потянуло.
Они стали оглядываться по сторонам.
— И тучки на небе появились.
— Скорее, облачка.
Они уже, миновав длинный шлакоблочный забор, ограждающий стадион НЭВЗа, шли по улице Свободы в сторону Высоковольтной.
— А в чём истинная суть русской ментальности? — спросил Сергей.
— Вот это уяснить труднее всего. Это сфера, утраченная разумом в повседневной реальности. Ведь нынче эпоха закона, правил, ограничивающих возможности разума.
— А вот Гегель считал, что высшая степень свободы в подчинении законам.
— Я тоже так когда-то считал. Но... Повторяю, эта сфера утрачена. Или почти утрачена. Осталась только национальная память. Или генетическая. R1A1 — это славянская гаплогруппа, отвечающая за наш национальный архетип. Для белой расы она самая старая. В ходе генетической эволюции отделилась ещё одна глобальная гаплогруппа — R1B1, соответствующая германской нации, куда входят не только немцы, но и англосаксы, норманны, франки, сформировавшие евроатлантическую цивилизацию — идеологическую наследницу Атлантиды, я бы сказал. Славяне же — духовные наследники Гипербореи. От Гипербореи наша этническая ментальность, суть которой не в законе, как способе социального устройства, а в чём-то более глубоком, в неких понятиях истины, что выражают себя в понятиях справедливости, воли, милости. Это то, кстати, чего не смог понять Лефевр. У англов же справедливость это юридическое право, воля — права человека, а милость им вообще не доступна, так как её замещает целесообразность... Такая социальная конструкция западного мира, построенная на законах, вторична, и потому подвержена регулярным потрясениям; чтобы противостоять этим потрясениям, западным миром выстраивается тоталитарная система общества и поощряется внешняя экспансия за чужими ресурсами. А поскольку в сумме ресурсы планеты конечны, то и жизнь подобной системы не вечна. Иное дело, мир русский, имеющий начало в сферах иных — до законных, в тех, где присутствуют некие сферхфизические начала, выявляющие себя в понятиях соборности, справедливости, воли и милости, как я уже сказал. Это живая связь со сверхфизическим началом, то есть некое божественное предначертание; вынужден так сказать, хотя, по сути, слово предначертание не очень люблю, так как оно скорее из сферы логики, чем сверхфизической премудрости...
— То есть кто-то должен обязательно победить...
— Не совсем. Скорее, должно быть некое творческое воссоединение двух миров — тогда и станет возможным мир во всём мире...
— Поясни, пожалуйста.
Игорь задумался.
— Ну... — начал он. — Для меня это так очевидно. Запад внешне более активен, Восток более созерцателен, медитативен. Вместе они образуют хорошую гармоничную пару. Друг без друга же стагнируют и вырождаются. Это было явлено через распад Советского Союза. Это демонстрируется сейчас через американский общепланетный кризис.
— А декалог?
— Вот в этом-то декалоге и всё дело. Пока двуполярная система находится в равновесии, цивилизация растёт и развивается, но стоит усилить ту или иную сторону, как на горизонте появляется Апокалипсис. Роль нарушения равновесия здесь сыграла так называемая авраамическая ментальность посредством создания декалога, то есть 10 моисеевых заповедей, из которых были сначала выведены 613 заповедей Торы, а в впоследствии христианство и ислам, распространившиеся на большую часть человечества. Если в русском мире, попав в среду метафизического космологического созерцания, христианство изменилось, обогатив местные традиции, то на Западе без меры усилило и так ему присущий
|
