Рассказ. "Сто шагов к тебе навстречу".

по-отечески.
– Пожалуй, все. Я все с собой взяла.
– Тогда – идите.
И я пошла. Дошла. Остановившись в углу, под смешным бра – какие-то зеленые стеклянные висюльки болтались вокруг тусклой лампочки, – развернулась. Лицом к нему.
– Вы счастливы? – спросил он у меня.
– Нет, – честно ответила я.
– Почему? – он не удивился, просто спросил.
– Я не могу быть счастливой без него.
– Вы такая богатая! Вам многое принадлежит! Попробуйте быть счастливой. Без него. Просто попробуйте. Быть может, у вас сразу и не получится.
Я шла. Брела. Понурая. Опустив голову. Втянув ее в плечи. Я счастливая! Я счастливая! Дотащилась до остановки. Спряталась от ветра за обледеневшим толстым стеклом. И съехала вниз. Кто-то подхватил и сказал:
– Я вас подвезу. Довезу. Пойдемте. Холодно.
Серые глаза. Сеточка морщин. Прямой нос. Мужественное усталое лицо.
– Вы подвозите всех своих пациенток?
– Уже поздно. Метель. Транспорт плохо ходит. И мы не договорились, когда вы придете в следующий раз.
– Я не приду. Больше не приду.
– Вы у меня кое-что забыли. Поэтому, я думаю, вы придете. На моем столе вы оставили фотографию.
Раскрыла кошелек. Ее не было! Ахнула. Расстроилась. Посмотрела на него зло. Выкрикнула:
– Почему вы не взяли ее с собой? Как вы могли?!
Он улыбнулся. Я извинилась.
– Вы – почти счастливая. Только счастливая женщина может так эмоционально злиться. Приходите через неделю. В среду, допустим.
– Хорошо.
– Во сколько?
– Как скажете.

* * *
Какое счастье! Бесконечная радость! Он – единственный! Неповторимый! Самый замечательный! И он – мой муж. Нас только что расписали. Он – мой муж!
– Невеста! Простите. Я заметил… Решил сказать. Вам чем-то прожгли фату. Простите. Я не хотел испортить вам настроение.
Маленький мальчик. Чей-то ребенок. Виновато потупил глаза. Я потрепала его по щеке.
– Ничего страшного. Ерунда. В такой день никто и ничто не испортит моего настроения.
Поднесла фату к глазам. Огромная дырка. Кто-то нечаянно коснулся сигаретой. Гипюр. Не выдержал.
Я сдержалась. Увидев, как он нежно гладит рукой голую спину яркой высокой брюнетки.
– Привет, – поздоровалась я. С ней. – Белый танец, невеста приглашает жениха, – обратилась к нему, заглянув в глаза.
– Моя сестра. Троюродная, по маме. Она приехала издалека, – он не смутился. Он ее представил.
В нашей жизни «сестер» было много. Разных. Всяких. Я болела им. Долго. А прошло все в один миг.
– В день свадьбы ваших родителей, вашей мамы и отчима, вы помните, как она вернулась в зал? К гостям. К супругу. Как она выглядела? Что говорила? Что делала?
– Она танцевала. Зажигательно. Так она никогда раньше не танцевала! Гости ей шумно аплодировали.
– Она танцевала одна?
– Да. Одна. Она кружилась. Как настоящая волшебница!
– Смеялась?
– Хохотала! А потом исчезла. Но никто не кинулся за ней. Только папа. Он нашел ее под лестницей.
– Вы видели?
– Я слышала. Я спускалась по ступенькам. На втором этаже здания стоял черный рояль. Красивый. Большой. С прямоугольными клавишами. Они звонко между собой переговаривались.
– Вы играли?
– Игралась. А потом решила вернуться в зал. И услышала, как она произнесла: «Я люблю другого мужчину».
– Она так и сказала? А он?
– Он целовал ее. А потом хлестал по щекам. А потом опять целовал. А я плакала. А она смеялась.
– Но вы переехали в дом. В дом после ремонта. И жизнь пошла по-прежнему?
– Да. Но однажды она вернулась с работы рано, нашла его в саду – он окучивал сливу, старое дерево, которое высадила когда-то его покойная жена. И увела его за собой в дом.

* * *
– Мама! Мамочка! – кричала я, скребясь в закрытую дверь.
Ни звука. Ни стона. Ни всхлипываний. Тишина. Страшная тишина. Она напугала меня. Звенело в ушах, тело трясло.
– Вы плакали?
– Нет. Просто дрожали руки и ноги. Я не знала, что за дверью. Мне нужно было, чтобы они вышли. Открыли дверь и вошли в комнату, где была я.
– И что вы сделали?
– Я взяла спички и подожгла газету. Между полом и дверью, за которой находились они, была щель. Запах дыма должен был их напугать.
– Почему вы так решили? Ведь вам было всего… сколько лет?
– Пять.
– Вы подожгли газету. И приложили ее к щели. Газета горела? Или дымилась?
– Накануне был закончен ремонт. У моих ног стояли банки и баночки, лак и краски, их не успели вынести. Унести. Выкинуть. А на кухню закатили большой газовый баллон. Все произошло быстро. Яркое пламя со всех сторон обступило меня, но пришел Лель и вывел меня из огня. А потом он сказал, что я не виновата.
– Мальчик пришел и вывел вас из огня.
– Я же рассказывала. Раньше. Лель – ангел.
– Вы его знали? До пожара.
– Нет.
– Подумайте.
– Нет.
– Редкое имя – Лель. Старое. Очень древнее. Почти забытое. Вспомните, кому оно принадлежало. Каму-то из знакомых?
– Нет.
– Родственнику?
– Нет.
– В детстве, когда вы жили в доме отчима, неподалеку находилось старое кладбище.
– Да. Я много времени проводила там. Среди высоких деревьев, цветов…
– Одна?
– Да.
– Почему одна?
– Соседские дети не хотели со мной дружить. Посмотрите на меня! Я не такая, как все!
– Вы – особенная!
– Так говорила моя бабушка. И Лель. А теперь вы… Неужели вы не заметили?
– Я вижу перед собой умную, красивую, интересную женщину. Я хочу, чтобы эта женщина научилась быть счастливой – вопреки обстоятельствам, которые ей досаждают.
– И это вы называете обстоятельством? – я трясла перед ним своим шестым пальцем.
Он улыбнулся. Его взгляд потеплел. На секундочку мне показалось, что я ему нравлюсь. Показалось.
– Вспомните. Постарайтесь вспомнить…

* * *
«Одуванчик, одуванчик, я найду для тебя стаканчик. Слышишь, Лель, я придумала песенку. Слышишь?» Моего нового друга зовут Лель. Легкое имя. Красивое. Я люблю произносить его вслух, раздельно: «Ле-ль». Не так давно, минуточек пять тому назад, я рассказала Лелю, что сегодняшним утром проснулась вместе с солнышком. Оно розовыми воздушными лапками постучалось в мое окошко. И разбудило меня. Еще рассказала, что на завтрак скушала манную кашу, а на обед – зеленый борщ. Из него я выковыряла вареный лук. А после обеда мама, ополоснув мои руки холодной водичкой, тихо произнесла... Нет. Не хочу. Про это не хочу.
Сейчас я сижу в высокой густой траве. Меня совсем не видно. Я почти в домике. С одной стороны – зеленая крепкая оградка, с другой – пошатнувшаяся синяя. За синей оградкой живет мой лучший друг. Он – ангел. Его зовут Лель. Сзади меня растет липа. А куст шиповника перед глазами. А я почти в домике. Мне спокойно. Хорошо. Но какой-то голос мешает. Он прерывает разговор с лучшим другом. Он все время спрашивает: «А что сказала мама?».
Ладно, Лель, подожди. Я отвечу голосу. Мама сказала, что меня, маленькую и несчастную крошку, никто не сможет полюбить.
Что-то тикает. Перед глазами. Его часы. Большие. Красивые. Они на руке. Знакомой руке. Почти родной. Доктор!..
– Доктор, вы опять проделали это со мной.
– Вы правы, Лель – ангел. Это имя вы прочитали на кладбище. Оно было высечено на сером камне за пошатнувшейся старой оградой. А из горящей комнаты маленькая девочка выбралась сама. В том, что произошло, вы не виноваты. А ваши родители перед вами виноваты. Ваша мама, которая дала вам неправильную установку. Я даю вам другую. Вы – красивая. Вы – сильная. Вы – счастливая! А сны – это всего лишь сны. Обработка информации, накопленной за день. Я сейчас скажу вам то, чего не должен говорить. И при других обстоятельствах, другой женщине я никогда и не сказал бы. Вам нужен мужчина. Настоящий. Реальный человек.
– Почему мне сказали?
– Вы – особенная. Мы с вами много сделали. И почти все закончили. Если вам нравится ваша мнимая змея, струящаяся по позвоночнику, – ладно. Но лучше ее где-то оставить. Например, в этой комнате.
– Не могу. Она – моя опора.
– Понимаю. Прежде, чем мы расстанемся, я задам вам один вопрос. Вы хорошо помните руки мужчины, который приходил в ваши сны?
– Да. Конечно. Каждую точечку. Линию. Трещинку. Морщинку.
– А пальцы? Сколько их было на его левой руке?
– Он такой, как я. Он не такой, как все.
– Я так и думал.
Он проводил меня до порога. Попрощался. И отпустил.

* * *
Утро. Светлое. Раннее. Весеннее. Подошла к окну. Потянулась к солнцу. Произнесла: «Я счастливая! Я счастливая! Потому что стою на здоровых ногах. Потому что дышу, не задыхаясь. У меня есть дом. Девочка Маня. Новая фарфоровая чашка в красную клубничку. Работа. И родной голос. Спасибо, милый. Как ты пел этой ночью! Так задушевно пел… Спасибо, родной. Мои сны были спокойными».
Два года подряд, в любую погоду и непогоду, я подхожу к кухонному окну и кричу всему миру, какая счастливая я. Помогает. Я научилась ждать. Без срывов. Без мук. Без истерик. Когда-то, очень нескоро, он придет за мной. Подхватит на руки и унесет с собой. В другую жизнь. Свою. Иную.
– Маня! Вставай! Поднимайся скорей. В школу опоздаешь.
– Мамочка, пять минуточек… Пожалуйста.
– Маня! Быстро в ванную! Чай на столе. Яичница на плите. Будешь выходить, разбуди папу. Ему сегодня к десяти.
Выбежала. Подвернула ногу. Больно нажимать на педаль. Очень больно. Если до вечера не пройдет, придется к доктору. К доктору… Как он там, мой психотерапевт?.. «Мой». Живет-поживает. Спасибо тебе, дорогой. Сколько же тебе лет? Было. Есть. Завтра выходной. Мой выходной день – вторник. Люблю вторник. В магазинах – никого. В кофейнях – пусто. Люблю вторник. Подрезали. Въехала в чей-то зад. Здравствуй, Родина. Прощай, страховка.
– Вы меня не узнаете?
Его вызывающе красивые часы на лобовом стекле. Перед моим носом! Разве я могу их не узнать?..
– Здравствуйте. Я так рада вас видеть. Простите. Я заплачу, сколько скажете, но в разумных пределах.
– По чашке кофе?
– Завтра. У меня завтра выходной день.
– В десять утра? В этом кафе. Напротив. – Он махнул рукой в сторону рыжего дома. Столики на улице. Белые вазочки. Хрупкие цветочки. Плетеные удобные кресла. Мило. Весна… Не знала, что у него «десятка». Такие часы! И – «десятка»…
– Хорошо. Договорились. До завтра.
Проснулась. Выходной. Дождь за окном. Прокричала всему миру свою мантру. Выпила чашку крепкого кофе. И решила никуда не ехать. Не ходить. Все и так хорошо. Просто. Запустила стиральную машинку. Включила пылесос. Люблю выходной день. Гудит пылесос. Трещит телефон. Телефон!
– О, простите, Александр Александрович. Неудобно получилось. Нехорошо вышло. Я подумала, что лучше… А как вы узнали?.. Ах, да.
Мои телефоны – сотовый, рабочий и домашний – вписаны в медицинскую карточку.
Действительно, неудобно. На ходу натягивать новые колготки – неудобно. Застреваю в юбке. Снимаю колготки. Сбрасываю их на пол. Меняю юбку на брюки. Достаю нарядные туфли. Что со мной происходит? Он ждет внизу. Он приехал на такси. Тикает счетчик.
Смеясь, накручиваю мнимую змею на прямую ножку маленького стула в уютном кафе. Освободилась. От гадюки. С ним – легко. Просто. Серые глаза. Мягкий взгляд. Теплый.
Плащ на золотом витиеватом крючке. Его прихожая. Большая. Просторная. Светлая. «Подождите. Не входите».
Поздно, милый. Я в дверях. В серых глазах испуг. В руках фотографии. Снимки в рамках.
– Ты следил за мной?
– Я люблю тебя.
– Эту кофточку я носила прошлой весной. Ты долго ждал меня, милый.
Руки. Пальцы. Обжигают. Звезды. Близко. Рядом. Дотянуться до них можно. Возможно… В его объятиях.
Нежность. Нежно. Очнулась. Нужно позвонить домой. Ребенку.
– Маня. Манюша.