- Если тебе здесь слишком шумно, давай искупаемся вот в том бассейне, а потом…
- Нет, - вдруг прерывает слышанным мною уже сто раз, - я лучше сразу - к морю.
- Но оно еще холодное, давай…
- Нет. Я лучше – морю.
О!.. И сдаюсь:
- Хорошо, ты иди к морю, а я – в бассейн, а потом найду тебя.
И так-то хорошо было плавать в прохладной воде под аккомпанемент восторженных детишек, бухающихся с горок в воду, загорать на лежаке, спрятав голову в тени деревца. Но надо… пора идти к Надин, да и обед скоро».
Она сидит прямо у воды, обхватив согнутые колени руками и опустив на них голову, а волны то и дело подкатывают к её ступням, обдавая брызгами уже и без того мокрые до колен джинсы.
- Надин, ну и как тебе море? – спросила, присев рядом.
Но она не ответила… И не только не ответила, но даже не подняла головы.
- Нади-ин! – тронула за плечо.
Но снова - молчок. Задремала? Или обиделась и не хочет отвечать?.. Ладно, немного подожду... А море-то сегодня голубое-голубое, ласковое-ласковое! Да еще вскрики чаек… да еще суденышко вдалеке. Романтика! Так чего ж Надин не любуется всем этим, а уткнулась в колени? Всё же чудаковатая особа… И встала, прошлась туда-сюда вдоль гребня набегающих волн, снова подошла к ней, присела рядом и тихо «озвучила» свою навязчивую фразу, - может услышит и проснётся?
- «И рея в тех стылых далёкостях, не ведая их берегов…»
Её бездонные глаза вдруг вспыхнули передо мной:
- А мне хорошо в стылых. Вот. А мне хорошо в далёкостях. Вот. А мне хорошо было сидеть вот так, а ты… - И резко встала: - Ладно, пошли».
«На этот раз я сказала Надин «нет». И дело в том, что перед её отъездом, - уезжала на следующий день, - непременно захотелось ей съездить с экскурсией в Воронцовские пещеры, а для меня они… Когда была в Чехословакии и нас водили в тамошние… А у меня - клаустрофобия, а я почти задыхаюсь в таких… Ждала я её вечером с впечатлениями, но она почему-то не пришла и к ужину. Да и не только к ужину, не нашла её и в нашем привычном месте встречи, - в холле у телевизора. Ну что, пойти поискать? Постучала в её номер. Тишина. Побродила возле корпуса. Нет её. Спуститься к морю? Но и там не встретила. Ну что ж, может быть, познакомилась с кем-то и сидит в ресторане, а звонить ей не буду. Ну зачем навязываться? Я же не её мать, чтобы… я же не её сестра, чтобы… И, посидев с час у воды, пошла спать, а утром…
Надин пришла к завтраку с лицом… Да нет, то не лицо было, а маска страдания. Но я вроде как ничего не заметила и с ласковой улыбкой спросила:
- Ну и как тебе пещеры Воронцовские? Не заблудилась в них? Давай, выкладывай…
Но она не ответила ни на мою улыбку, ни на вопрос, а только ниже наклонилась над столом, доедая кашу. Приучив себя спокойно воспринимать эту её манеру, - иногда не отвечать на вопрос, - я тоже замолчала, резонно подумав, что если захочет, расскажет, а если нет, то и…
Позавтракали. Вышли в холл, и моя подружка, даже не приостановившись, бросила:
- Пойду собираться…
И ушла к себе. И не приходила ко мне до самого обеда. Молчала и за обедом, хотя я и пробовала разговорить, но она бросала только «да», «нет», а потом опять ушла. Что, так и уедет, не попрощавшись? Нет, всё же попробую найти и поговорить… а, вернее, разговорить, нельзя же вот так расстаться? И опять стала её разыскивать.
Она сидела на траве, прислонившись к стволу тюльпанового дерева и закрыв глаза. Подошла к ней, присела рядом, тихо спросила:
- Надин, ну… И что у тебя на этот раз?
И удивительно! Наклонившись и закрыв ладонями лицо, она тихо засмеялась, а потом, - не может без пауз! - заговорила:
- Гроты, гроты… Бриллиантовый, Полярный, Скульптурный… И маленькие озёра в них с водой тёмной-тёмной, что кажется и дна нет. А какие прохладные шершавые стены! Так и хотелось до них дотронуться, так и хотелось прислониться. Как же они красивы!.. эти гроты! Знаешь, когда только входили в пещеру, то… То во мне появилось чувство, будто попадаю в совсем другой мир... куда - потом… когда… И ти-ихо так! Наверное, и мышь услышала, если б она… А сталактиты!.. И маленькими, и огромными сосульками висят под сводами и с некоторых капельки свисают… кап, кап, кап-кап… и на свету играют, как сапфиры, а им навстречу – сталагмиты. И когда их много… когда они подсвечены и тени от них тянутся, то похожи на какие-то неземные города с причудливыми высотками. А одиночные - то на большущие свечи, то на буддийские пагоды… или на диковинные грибы, на старичков согнутых… А в Бриллиантовом гроте сталактиты и сталагмиты подсветили разноцветными лучами и получилась картина… настоящая дивная картина, как у Кандинского*… да еще отражённая в озере… Чудо неземное! Вот этот-то грот меня и заколдовал… загипнотизировал, не отпустил, и я… Вот. – Она неожиданно закончила этим «вот», - словно поставив точку - и, посидев с минуту, улыбнулась, тихо добавила: - Ну я и не смогла уйти от всего этого, осталась там. Все ушли, а я… одна. Тишина! И только иногда - кап, кап-кап, кап-кап-кап…
Я обалдела:
- Нади-ин, ну ты даешь! Как же так… одна, в пещере. И не страшно было?
- Не-а. Ни-исколечко. – И вдруг повторила преследующую меня фразу: - И рея в тех стылых далекостях, не ведая их берегов… - Замолчала, спрятала лицо в ладони и из-под них я услышала: - Нет, не было страшно, пока свет… А вот когда погас…
Одним словом, экскурсовод вывел группу из пещеры, сосчитал своих «подопечных», обнаружилась пропажа, и пришлось ему снова включать свет и отыскивать мою, несообразную в своих «повседневных деяниях», подругу.
Мы посидели молча. Ну, разве можно было её расспрашивать о подробностях этого маленького приключения или корить, убеждать в нелепости поступка? Пусть её желание остаться в пещере станет для меня просто еще одним штрихом к её портрету».
Утром, после завтрака, я провожала Надин к автобусу. Над головой опять серело небо, сливаясь с пенным морем, но вдалеке, в тонкой золотистой раме, ярко и призывно светилась полоса бирюзы и я, дабы оживить легкую грусть нашего расставания, пошутила:
- Смотри, Надин, это тебе небо улыбается.
Но, похоже, она не услышала и, вынув из сумочки небольшой белый сверточек, протянула мне:
- Вот, возьми... Навести моё дерево и передай ему. - И улыбнулась виновато: - Я-то не могла дотянуться до дупла, а ты… Здесь мои письма к нему.
Ну, конечно, я удивилась, и даже чуть растерялась, - что надо было ответить? - но взяла сверточек:
- Хорошо, Надин. Обязательно передам твоему лиди... лидрону.
И она прощально-грустно улыбнулась:
- Лириодендрону».
Смотрю на фотографию: серое небо, переходящее в серое море, метущиеся клочья кипени и на переднем плане - стройная женщина в черном с воздетыми руками… Ушедшей ночью снова разбудила гроза. Правда, бормотанье туч было недолгим, потом совсем откатилось, но где-то далеко затявкала собака и это тявканье…
«Где-то далеко тявкала и тявкала собака, её лай пунктиром тянулся в мозгу, но это успокаивало, баюкая…»
Милая, тихая Надин! Так и не смогла ты… или не захотела принять нашу, уже свершившуюся отдалённость от Природы, и всё льнёшь, приникаешь к ней, в тщетной надежде протягивая руки…
Но отвлекласья... Итак, о чем я?.. Ах, да! «Где-то далеко тявкала и тявкала собака, её лай пунктиром…»
*Воронцовская пещера - Пещера, расположенная на Воронцовском хребте в верховьях реки Кудепсты в Хостинском районе города Сочи Краснодарского края.
*Василий Кандинский (1866-1944) - русский художник и теоретик изобразительного искусства, стоявший у истоков абстракционизма.
