Жизнь - Игра

землю. Острые края растрескавшейся глины театрально - показательно расцарапали лоб и щёку. «Довольно больно, -  поморщился я, - пусть, лишь бы без заражения». Всё же натурализм ощущений слишком преувеличен для сна. Даже в реальности таких переживаний не припомню. Чувства необычайно обострены. Запахи весенней травы, цветущих одуванчиков, парного молока и свежего коровьего навоза окружают до одурения. Молодое тело пастушка воспринимает все с забытой яркостью и чёткостью.
- Обязан сохранить этот дар юности и использовать с максимальной выгодой, - продолжаю обдумывать варианты легализации на селе.

Тактика действий пастушка со стадом в деревне ясна по воспоминаниям, мелькающим время от времени. Завести корову прямо в стайку надо только бабе Мане - она даёт кусочек завалявшегося хлеба за это. Видимо она собирает старые объедки и хранит в недоступном для мышей месте. Ссохшийся кусок хлеба всегда пахнет пылью и дымом.
Остальную скотину разбирают сами хозяйки или их дети, встречая на окраине деревни.
- Не забыть прихрамывать, для большей достоверности падения, - решил прежде, чем ребёнок задремал, пригревшись на полуденном солнце. Странное чувство, когда видишь чужие сны. Если исходить из примитивных видений вечно голодного ребёнка, информация о деревне складывается довольно разрозненная. Мендера - село контрастов. Ночевать ему приходится с коровами и овцами в стойлах, где теплее, где пускают. Есть остаётся то, что подают жалостливые хозяйки, а часто  ворует из кормушек лошадей и поросят. Последнее время привечает зажиточная семья, имеющая большой дом в центре деревни, почти около церкви. Остаётся надеяться, что реальность близка к сладким ожиданиям.  

Наконец приближаюсь к вечерней деревне. Никто, кроме ребят, примчавшихся отводить животину по домам, не обращает на меня внимания. Одеты встречающие дети гораздо лучше, некоторые даже в покупной обуви, но презрения мне не выказывают. Только один парень, явно старше, поддразнивает:
- Вася - карася, пуза порвалася. Заметив разодранное лицо, заменяет слово «пуза» на «морда» и радостно продолжает распевать, довольный собой. Чувствую, благодаря чужому опыту, необходимость терпеть злые шутки. Видимо парень чем - то опасен. Вот и тот дом, в котором меня подкармливают и собираются усыновить. Из высоких, богато украшенных резьбой ворот выходит стройная баба с чёрными,  туго забранными наверх под платок волосами:
- Опять ничо не ел Василко? - спрашивает тётя Таисья жалостливо. Весенний вечер уже прохладен, но от этих слов во мне разливается тепло и радость.
- Заходи вечерять, - зовёт ласково, - у нас много сегодня осталось.  Чуть тише и многозначительно добавляет,
- Сам приехал, ждали, вот и наготовили». Понимаю всю важность сегодняшнего позднего ужина. Финансовый успех дела, которым занимался хозяин, определил решение об усыновлении меня. Почему я подумал именно так, понять не успеваю. Передав последних коров хозяевам, возвращаюсь почти тотчас. Разглядев в темноте мою поцарапанную рожицу,  ждущая меня женщина всплёскивает руками и кричит, чуть не плача:
- Сиротинушко ты горемычное, так и убиться недолго. Молчу, понуро опустив голову. Кажется, именно сегодня меня будут проверять на пригодность к званию сына.

В горнице горят две керосинки, освещая празднично заставленный стол и людей за ним. Но более всего ещё из сеней меня волнует завораживающий запах варёного мяса с чесноком. Немного теряюсь, попав в круг света, но инстинктивно крещусь  на иконы в переднем углу, подсвеченные лампадкой. Как хорошо, что религиозные инстинкты парнишки так сильны.  Все сидящие около стола мне знакомы.
- Здраве будьте хозяева дому, - произношу я  с поясным поклоном. Сидящий под лампой хозяин Яков  преувеличенно серьёзно  отвечает:
- И тебе не хворать, Василий. Маленькая старушка, сидящая ближе всех ко мне  - его мать — подмечает:
- Да уж где-то расшибся, пострелёнок?.
- Запнулси,  - отвечаю с наигранным вздохом, предварительно чуть помолчав. Все радостно хохочут. Только дед, сидящий на отшибе, внимательно наклоняет к свету остроносое и хищное лицо,  чтобы лучше разглядеть меня.
- Вот кто тут главный, - предполагаю  сразу. Старику показалась слишком сложной моя игра интонациями. Или заподозрил хитрое желание развеселить собравшееся общество. Почти тут же дед Прокоп успокаивается.
- Показалось, - решает он.
- В будущем стоит быть с ним осторожнее, - отмечаю в уме.
- Любопытно, - мелькает мысль,  - почему я слышу его?. Собственно, на лице этого деревенского психолога всё написано открытым текстом.
Для оправдания неизбежных неувязок моего нового поведения с ожидаемым и уже  привычным в деревне,  добавляю всё же, как планировал:
- Головой шибко зашибся, стемняло аж.
- Похоже, зря перегнул палку насчёт серьёзности падения, - спохватился, когда дед Прокоп переглянулись с сыном встревоженно. Все посмотрели на старую женщину. Мать хозяина оказывается  смыслящей в  травмах и лечении. В лечении деревенские все вынуждены понимать, так как  медицина и ветеринария в те времена были привилегией городов. Баба Клава ощупывает голову, смотрит в глаза под неровно мечущимся светом керосинки, указывает пальцем смотреть в разные стороны. Заставляет встать на одну ногу и закрыть глаза, разведя руки. Продержав ещё полминуты, резко разворачивает меня и шлёпает по тощей заднице.
- Иди умойся, варнак, - ворчит наигранно сурово. Пока старательно и  неумело плещусь у рукомойника в дальнем углу, она тихо сообщает всем:
- Здоров головой совершенно.
- А «стемнялось» может от солнцепёка, а, ещё пуще того, от голода, - и все облегчённо - понимающе вздыхают.


Во время моего кормления, устроенного специально для знакомства, стараюсь есть не очень жадно. Дед Прокоп подмечает общее настороженное внимание за столом. Как бы шутя, толкует:
- В старину, нанимая работника, преж кормили до отвала. Кто больше ест, того и брали, тот и лучший работник. По  горенке проносится общий смешок, раскрепощающий всех, в том числе и меня. Наваливаюсь на еду уже смело, по-детски откровенно. Главное не пользоваться ножом и вилкой, не показывать умения мне не свойственные. Но на этом моя презентация не завершена.
- Мечи реже, пострелёнок, ещё в баню мыться пойдёшь, - улыбается в седую бороду дед.  Кстати, борода странно расчёсана на два конца. Почему - то приходят в голову мысли о двоеданах и раскольниках.
- Обожрёшься тут, а на полке от жару опять стемнеет, - продолжает старший семьи нарочито заботливо.  Уже успокоенные явно единодушным и устраивающим всех решением, собравшиеся   расслаблено смеются на разные голоса.

Отдирать с меня грязь пошла старая знахарка, профессионально проверявшая последствия моего мнимого падения на поскотине. В белой полотняной рубахе на голое тело бабуся выглядит немного пугающе в темноте бани.
- Скидай все тряпки, - решительно командует в предбаннике. Смело раздевшись, немного удивляюсь, наблюдая, как ветхая  одежда летит в потухающую  печь. Знаю, что в деревне дети иногда бегают совершенно голыми лет до семи - девяти, потому стою, не стесняясь, как и положено невинному ребёнку.  Простого откровенного осмотра, при свете керосинки, видимо не достаточно.
- Пошли париться, - командует старая хозяйка, - всю хворь выгоню берёзовым духом.  

Положим, парить старая не умеет или не имеет такой задачи. Главная цель - исследование моей кожи на предмет чесотки, язв либо других заразных болезней. Усыновителей не трудно понять. Никаких медицинских осмотров никто не проводил, как со мной, так и ни с кем в деревне. Приходится удивляться насколько профессионально я ощупан, включая лимфатические узлы в паху, за ушами и других труднодоступных местах. Молчу на протяжении всей банной процедуры, как партизан. Вместо мыла используется печная зола, заранее заготовленная в деревянном корытце. Только голову промываем настоящим и вонючим мылом очень плохого качества. Уже чистые волосы, мойщица пудрит едко пахнущим порошком и яростно, до боли, перемешивает до самых корней. «Видимо у них так принято, спасаться от вшей», - соглашаюсь обречённо. Бабушка, поначалу настроенная деловито, тиская детское тело, проникается материнской нежностью.
- Худышка-то ты какой, сиротинушка брошенный, - шепчет она уже ласково. Одеваюсь во всё чистое, хотя и ношенное. Вместо трусов натягиваю длинные белые подштанники. Старые штопанные, наверняка доставшиеся мне от деда.

Укладывают спать меня на остывающей русской печи, из глубины которой улавливаю сказочный аромат мяса томящегося там.
- Завтра  скотину погонит Фролка, договорились уже, а ты выспись спокойно, - негромко сообщает моя будущая мама. Мне до слёз приятно чувствовать и принимать заботу о себе. Удивительно, как мой взрослый разум из будущего последние пять или шесть  часов не вмешивался со своими чуждыми рассуждениями. Приятные воспоминания от сытного ужина, жар печи,  а ещё больше память об оставленном на утро настоящем мясе,  вызывают непроизвольную блаженную улыбку на моём лице, и детское сознание сладко засыпает.

- Картина вырисовывается симпатичная, - решаю я, - но это только начало великого пути. Всё ещё не заметил календаря. В приятных хлопотах не успел узнать точную дату преддверия «великого пути». Из редких разговоров взрослых за столом можно с уверенностью утверждать одно - революции ещё нет. Главное сейчас - попытаться найти способ управления поведением аборигенов. Нужно добиться полного доверия, не вызвав испуга или огласки. Действовать предстоит много и очень тонко, а значит не спеша, без суеты. Крайне необходимо расписать подробную легенду для внедрения, чтобы постоянно иметь перед глазами план действий.
- Вот только печатать в текстовом редакторе с помощью мыслесигналов  не успел потренироваться,  - огорчаюсь  досадливо. С другой стороны доступность интернета даёт надежду делать записи в сетевых ресурсах. Задаю мысленно поиск с тематикой: «Фантастика, путешествие во времени, творчество...». Регистрируюсь.  Под видом пробы пера начинаю писать легенду для попаданца, на каком-то из графоманских ресурсов. Суть техники переноса во времени не стоит расписывать подробно. Несмотря на то, что самому ещё не всё понятно, пытливые конкуренты могут меня перегнать. Важнейшее для  успеха сейчас - доскональное  знакомство с ситуацией в современном мне, теперешнем обществе.

Прежде всего, следует собрать всю информацию о событиях в России и мире в предреволюционные времена. Зная глобальную ситуацию, можно легко предсказывать предстоящие мелкие неприятности. Любая смена власти означает потерю сбережений, хранящихся в банковских бумагах. Останутся в цене лишь золотовалютные запасы. Выписал всех богатых людей живущих поблизости. Вдруг удастся склонить к помощи мне либо манипулировать ими. Просто удивительно как  бедна капиталистами моя родная Зауральская сторонка в это время.  Все крупные капиталы сосредоточены в Европейской части России.
- При разумном подходе вполне хватит ресурсов моих земляков, - решаю убеждённо.

Удивительно, сколь много можно передумать за часы сна, которые мы теряем, отдыхая. План действий в основном ясен. По мере исполнения буду его